«Нас подталкивают к безналичному миру». Почему в Европе закрывают банкоматы?

В Великобритании ежемесячно исчезают сотни банкоматов – за полгода сеть сократилась примерно на 2% (в абсолютных цифрах – около полутора тысяч). Среди причин – закрытие банковских офисов, новые транзакционные сборы и снижение популярности наличных. Так, по крайней мере, говорят сами банки.

Только ли в этом дело?



Некоторые ищут у банков другой мотив. Когда привычные деньги становятся менее доступны, рассуждает бывший брокер и активист Бретт Скотт, это подталкивает людей к переходу на электронные платежи (в том числе – продукты, предлагаемые банками). Не обязательно потому, что это им нравится, – просто потому, что альтернатива стала хуже. «Некоторые организации хотят, чтобы люди отвернулись от наличных, потому что это отражает их интересы», – соглашается Рон Делнево, представитель ассоциации компаний, бизнес которых связан с банкоматами.

Обвинения сводятся к тому, что финансовые структуры – банки, платежные системы – навязывают себя в качестве посредника при расчетах. Глобальная выручка финансового сектора от безналичных платежей, по данным на 2016 год, превысила $1 трлн, и в течение десяти лет, по прогнозам Boston Consulting Group, вырастет вдвое. И в борьбе за рынок, подозревают критики, участники готовы действовать сомнительными методами.

Теория о «заговоре банкиров» – упрощение. Для закрытия банкоматов есть экономические основания, хотя это и не исключает других мотивов. Но в целом у финансового сектора есть достаточно инструментов, которые могут быть использованы для продвижения безналичных расчетов. И это не обязательно открытое влияние – как в истории с Visa, которая предложила американским ресторанам премии до $500 тысяч, если они откажутся принимать наличные.

Банкоматы

Снижение числа ⁠банкоматов на ⁠душу населения ⁠– ⁠процесс, характерный для Европы в целом. Это происходит не только в странах с почти безналичной экономикой, но и, например, в Испании, где наличные остаются основой формой платежа (более 70% расчетов), а спрос на банкоматы остается высоким. Там их сокращения связывают с последствиями финансового кризиса 2008 года.

Ситуация ⁠в Великобритании ⁠сложнее. Объем наличных в обороте растет, хотя их официальная доля в расчетах сокращается. Это связывают как с теневой экономикой, так и с тем, что люди используют наличные как средство сбережения, не доверяя финансовым институтам. Но они остаются одним из главных средств платежа, а число людей, почти не пользующихся альтернативами, даже растет (2,7 млн человек, по данным на 2016 год).

Вскоре они могут столкнуться с трудностями. Сейчас, например, для жителей одной из деревень в графстве Кембриджшир, отмечает британская организация по защите прав потребителей, ближайший банкомат находится в соседней деревне – примерно в восьми километрах. Если его закроют – придется ехать в ближайший город, в несколько раз дальше. Пока это может показаться мелочью. Но если реорганизация сети банкоматов продолжится, за несколько лет их число может сократиться на 30 тысяч – почти наполовину.

Для закрытия банкоматов есть формальная причина. Большинство из них в Великобритании бесплатны для потребителей. Чтобы покрыть расходы операторов, ассоциация банков платит им транзакционные сборы (недавно их начали снижать, что может сделать содержание банкоматов нерентабельным). В целом система обходится в 1 млрд фунтов в год. Хотя фактически, как отмечала ассоциация, расходы все равно перекладываются на потребителей – банки закладывают их в цены на свои продукты.

Вне зависимости от того, чем руководствуются банки – сокращением издержек или другими соображениями – это повлияет на статус наличных. Сейчас британцы снимают в банкоматах около 2 млрд фунтов в год (этот показатель рос на протяжении нескольких десятков лет). Но если половина из них исчезнет – даже для тех, кто привык к наличным, их использование может оказаться слишком сложным.

Лоббисты

Это еще один из инструментов. В России тему ограничения оборота наличных, по словам бывшего замминистра финансов Алексея Саватюгина, изначально подняли лоббисты крупнейших банков. «У некоторых из них даже KPI такой ⁠был – принять законы, максимально ограничивающие оборот наличных, – писал он. – Такие меры ⁠позволяют банкам насильственно привлекать к себе новых клиентов ⁠и устанавливать комиссию за обслуживание безналичных расчетов».

В Дании несколько лет назад лоббистская группа Finansradet, представляющая финансовый сектор, выступала за принятие закона, который позволил бы магазинам отказываться принимать наличные. Идею обсуждало правительство, тогда ее не приняли. Но о ней вспомнили позднее – в начале 2018 года в парламент внесли законопроект, который позволит магазинам отказываться от наличных в ночное время.

Потенциально это открывает возможности для сценария, который уже реализован в Швеции. Формально традиционные деньги там – платежное средство, действующее на территории всей страны. Но законодательство допускает, что свобода бизнеса важнее – это касается и формы расчетов. Как следствие, магазин, ресторан или банк (или любая другая частная структура) может отказаться принимать наличные. Многие пользуются этой возможностью, считая, что это отвадит грабителей.

Контроль

Швеция – пример почти безналичной экономики. Объем наличных в обороте за десять лет снизился более чем на 40%. Платежи наличными в магазинах за несколько лет сократились с 40% до 15%. Число жителей, вообще обходящихся без привычных денег, выросло до 36%. В общем объеме платежей наличные составляют лишь 2%.

На это повлияли и технологии, и предпочтения потребителей. Но доступ крупнейших банков к контролю над наличными тоже сыграл свою роль. В прошлом за это отвечал Центральный банк, но в середине 2000-х годов основные функции передали в частное управление – объединению, в которое входят ведущие банки страны. Государство больше не решает, сколько наличных должно быть в обороте. Согласно официальной формулировке, это определяется «спросом со стороны населения». Фактически, как отмечал бывший глава Интерпола, лидер движения в поддержку наличных Бьорн Эриксон, на это может влиять банковский альянс.

В России наличные пока более популярны. Но доля безналичных расчетов растет – по оценкам ЦБ, в 2016 году она составляла около 40%, а в текущем году может вырасти до 50% или даже превысить этот показатель. По данным G4S, отношение объема наличных к ВВП снизилось в 2013 году, но уже через пару лет – на фоне кризиса, связанного с падением цен на нефть и международными санкциями – стало расти. При этом популярность банкоматов росла – объем снимаемых средств увеличивался в течение последних лет.

Для банков, рассуждал он, ограничение оборота наличных – логичное продолжение их стратегии (безналичные платежи дают гораздо больше возможностей заработать). И альянс двигался в этом направлении. Тарифы на получение наличных из его хранилищ – например, магазинами и ресторанами – были повышены (как следствие, наличные стали для них дороже, что сказалось на спросе). Некоторые критики считали, что альянс создавался именно с такой целью.

Правда, в последнее время власти стали беспокоиться, что утратили контроль над происходящим. Центральный банк признал, что в некоторых ситуациях и для некоторых категорий людей (например, жителей старшего возраста или беженцев) наличные могут быть «жизненно важными». Глава Центрального банка Стефан Ингвес допустил, что безналичная система платежей может быть уязвимой в случае кризисной ситуации (критики указывали, например, на угрозы, связанные с кибервойной). Недавние инциденты в Великобритании, где произошел сбой в системе Visa, и Зимбабве, где на несколько дней вышла из строя крупнейшая местная система мобильных платежей EcoCash, – примеры таких сценариев.

Источник!

ГОНКА ВТОРЖЕНИЙ

В апреле нынешнего года общественные организации «Азиатский институт» и «Корейское движение за мир» провели массовый митинг в сеульском районе Гангнам, где сконцентрировано более 500 эстетических клиник. Охранители традиций призывали обуздать «дракона» пластической хирургии, называя ее формой «культурного насилия над корейскими женщинами».



«Корейское общество оказалось буквально одержимо гонкой за пластическими операциями, и мне очень грустно от того, что женщины сейчас воспринимаются просто как сексуальные объекты, которым нужен скальпель, чтобы стать совершенными. Такая коммерциализация совершенно чужда корейской культуре. Наши ценности основаны на незримых вещах, таких как праведное поведение, забота детей о родителях, но все это было заменено навязчивой идеей изменения своего внешнего вида», – цитировала руководителя «Азиатского института» Эмануэль Пастрейх британская The Telegraph. 

Одержимость корейцев эстетическими вмешательствами отнюдь не фигура речи. Если ориентироваться на данные Международного общества эстетической пластической хирургии (ISAPS) и публикации национальной прессы, Южная Корея занимает третье место в мировом рейтинге стран – лидеров по количеству вмешательств, ежегодно здесь проводится около 500 тысяч операций. Опережают Корею в ТОП3 Бразилия (1,4 млн вмешательств) и США (1,5 млн), имеющие кратно большую (в четыре и шесть раз соответственно) численность населения.

В 2016 году (самые свежие данные) в стране действовало более 4 тысяч профильных клиник, где практиковали 2,3 тысячи сертифицированных пластических хирургов. Плюс еще несколько тысяч врачей, не имеющих соответствующих документов, но оперирующих. Объем национального рынка пластической хирургии оценивается наблюдателями в несколько миллиардов долларов. «Эстетические процедуры стали настолько привычными в Южной Корее, что родители часто дарят подросткам на выпускной операцию по изменению разреза глаз или косметологическую инъекцию», – свидетельствует специалист фармацевтического направления компании LG Group (развивает филлер Yvoire) Йон Кинг Чон.

Помимо участия в ТОП3 базового рейтинга ISAPS, Южная Корея лидирует по числу обслуживаемых профильными специалистами медицинских туристов. По последним доступным данным национального Минздрава, в 2015 году страну посетили около 300 тысяч медтуристов, на 11% больше, чем годом ранее, и пятая часть этих пациентов приезжали именно за эстетическими вмешательствами.

В 2014 году Минздрав фиксировал годовой доход от пластических операций, проведенных иностранцам, на уровне $107 млн. Въездной поток главным образом формировали пациенты из России (28%), Китая (24%) и США (23%). «Южная Корея – законодатель мод в индустрии красоты, в том числе в пластической хирургии, во всем Азиатском регионе. Китай, например, выступает крупнейшим рынком сбыта медицинских эстетических технологий и продуктов, разработанных в Южной Корее», – свидетельствует Йон Кинг Чон. Как же южнокорейская пластика выросла до таких масштабов?

РАЗНЫЕ ЯНКИ

Отцами‐основателями корейской пластической хирургии считаются американские врачи Дэвид Ральф Миллард и Ховард Раск. Оба хирурга работали здесь в первые годы после окончания Корейской войны (1950–1953 годы) и занимались в основном реконструктивными вмешательствами. Миллард, например, получил известность благодаря операциям на травмированных губах и блефаропластике, которые он проводил беженцам, сиротам и жертвам войны.

Именно Миллард в своих мемуарах назвал Южную Корею «раем для пластического хирурга». Он же стал пионером в проведении операций «двойного века», позволяющих превращать монголоидный разрез глаз в европеоидный, – тогда, вспоминает Миллард, многие корейцы хотели походить на американских военных.

Ховард Раск, помимо ведения обширной реконструктивной практики, в 1953 году учредил совместно с Американо‐корейским фондом миссию «Раск в Корею»: участники этого проекта исследовали состояние национального здравоохранения и отправляли местных врачей на обучение новым медицинским технологиям в США. Вернувшиеся из‐за океана резиденты привнесли в корейскую хирургию американские реконструктивные и эстетические методики, чем задали моду на европейский тип лица в Южной Корее на долгие годы вперед.

По данным принадлежащей государству клиники Answer Plastic Surgery in Gangam, в ТОП3 наиболее востребованных эстетических процедур в стране входят блефаропластика (или операция «двойного века»), ринопластика и инъекции осветляющего кожу глутатиона. Спросом пользуется, если можно так выразиться, расовая ретушь.

Впрочем, звучат и другие трактовки: популярный южнокорейский видеоблогер Альфред Ланг недавно выложил ролик, в котором попытался развенчать «миф о том, что корейцы подражают европейцам». «Заблуждение о том, что корейцы просто хотят выглядеть как белые, – это следствие западного высокомерия и европоцентризма, не имеющее никакой реальной основы. бледная кожа всегда была стандартом красоты, причем не только в Восточной, но и в Азии в целом. Всегда считалось: чем бледнее кожа, тем меньше времени человек проводит на солнце, а значит, принадлежит к более богатому сословию», – цитировал блогера Business Insider. Но как свидетельствуют корейские пластические хирурги, азиаты из США и других стран обращаются к ним как раз за европейской внешностью.

Еще одно часто встречающееся объяснение сверхпопулярности пластической хирургии в Южной Корее – приверженность жителей страны конфуцианству, в котором опрошенные Koreaexpose.com эксперты усматривают гипертрофированный конформизм и стремление корейцев быть похожими друг на друга. И тренды тут задают селебрити, лица с обложек и экранов.

«Как только выходит новый телесериал, где играет популярная актриса, сделавшая пластическую операцию или эстетическую инъекцию, начинается ажиотажный спрос на эту процедуру», – подтверждает Йон Кинг Чон из LG. Стимуляция спроса на эстетические услуги ведется не только через звездный «продакт‐плейсмент», но и напрямую. Одна из самых рейтинговых телепрограмм в Южной Корее – шоу Let Me In, или «Красивая женщина», демонстрирующее истории волшебных превращений: неприглядные внешне, страдающие от своей неполноценности люди попадают в руки пластического хирурга, после чего их жизнь становится эскалатором к успеху.

ФАНТОМ РАЗБУШЕВАЛСЯ

Стабильно высокий, а порой и ажиотажный спрос на эстетические вмешательства вкупе со слабым регуляторным вниманием стали благодатной средой для разрастания теневого сектора. Вплоть до середины 2000‐х годов, согласно национальному законодательству, пластические операции в Южной Корее имел право выполнять любой хирург, хотя в стране существовали узкопрофильные образовательные программы и система сертификации. Таким образом, в отрасли параллельно (а иногда и в содружестве, но об этом чуть ниже) существовали два сегмента. Первый – легитимный, состоящий из специалистов, получивших аккредитацию в Корейском обществе пластических и реконструктивных хирургов (KSPRS) или Корейской ассоциации пластических хирургов (KAPS), лицензированных и поддающихся контролю, и второй – группа хирургов, практикующих пластику, но остающихся невидимыми для регуляторов.

Ситуацию усугубляло то, что на перманентно растущем рынке эстетических медуслуг образовался вспомогательный сегмент, представленный брокерами – посредниками между хирургами и пациентами, организующими проведение операций как для самих корейцев, так и для туристов. К середине 2000‐х в стране действовали уже сотни консьерж‐компаний, никак не регулируемых и никому не подотчетных. Такими же темпами в Корее начали плодиться клиники пластической хирургии, часто сами не имеющие лицензий и нанимающие малоквалифицированный персонал.

Последние 10 лет отрасль сотрясали скандалы, связанные как раз со сращиванием «света» и «тени» и засильем «хирургов‐призраков». В местной прессе то и дело появлялись новости о том, как оконфузился очередной опинион‐лидер – пообещал пациенту провести операцию собственноручно, а когда тот был уже под наркозом, передал вмешательство своим менее опытным коллегам. Многих звездных хирургов спалила алчность, спровоцированная растущим пациентопотоком, – обслужить лично всех страждущих они не могли физически, а прибыль упускать не хотелось, тогда на помощь призывалась бригада «хирургов‐призраков», готовых, как говорится, за долю малую встать к операционному столу.

Одной из самых громких стала история 26‐летнего студента Парка. В 2012 году он заплатил клинике известного в Сеуле доктора Санга $10,6 тысячи за эстетическую операцию по исправлению формы челюсти, завершившуюся частичным параличом лицевых нервов. «Я пошел к доктору Сангу, потому что он был очень знаменит. было странно, что он назначил мне операцию быстро, буквально в течение недели, но он заверил меня, что сам проведет процедуру», – рассказывал Парк The San Diego Union‐Tribune. Заподозрив неладное, Эфе, перед тем как получить наркоз, незаметно включил видеокамеру: «Оказывается, когда я спал, на операцию пришел другой хирург, не доктор Санг. А его помощники касались моего тела, да еще и смеялись над тем, какой я худой».

После вмешательства Парк перестал чувствовать часть подбородка, получил отек лица и измененную форму носа. «Пойти на эту операцию было худшим решением в моей жизни – я и так был красив, даже несмотря на некоторые недостатки», – жаловался журналистам Парк. Студент инициировал судебный процесс против клиники доктора Санга, но исход тяжбы, длившейся более четырех лет, в открытых источниках не обнаруживается – то ли все закончилось мировым соглашением, то ли пресса потеряла к инциденту интерес.

По сведениям южнокорейского Альянса пациентских организаций, несколько лет подряд количество жалоб на пластических хирургов неуклонно росло: если в 2012 году в адрес альянса поступило 3,7 тысячи таких обращений, в 2013 году – уже 4,8 тысячи, то в 2014‐м перевалило за 5 тысяч. Множилось и число судебных исков в отношении клиник и отдельных хирургов. По данным издаваемого KSPRS журнала Archives of Plastic Surgery, в период с 2000‐го по 2015 год в Южной Корее было зафиксирова‐ но более 200 разбирательств между пациентами и пластическими хирургами, при этом «эффективным урегулированием» завершились не больше 20 процессов.

Невнятность судебной практики во многом была обусловлена пробелами в законодательстве, явно не поспевающим за бурным разрастанием эстетической ниши: в нормативной базе не отыскивалось прямого запрета хирургам, не имеющим специализированной подготовки и аккредитации, заниматься пластическими вмешательствами. Кроме того, как отмечают представители Альянса пациентских организаций, большинство истцов не имели убедительных доказательств того, что операцию им проводил не тот хирург, который был заявлен, а клиники, выстраивая линию защиты, как правило, прибегали к тактике нападения – подавали встречный иск к пациенту о дезинформации. Профассоциации пластических хирургов и общественники неоднократно обращались в госорганы с предложением внести изменения в законодательство, но их обращения игнорировались – до тех пор, пока ситуация в пластической хирургии не стала угрожать Южной Корее международным скандалом.

ЗОНА НЕДОСМОТРА

В 2015 году в одной из клиник района Гангнам в Сеуле скончалась 50‐летняя пациентка из Китая. Как следует из материалов KAPS, во время операции у женщины произошла остановка сердца, вовремя завести которое не удалось ни бригаде, осуществляющей эстетическое вмешательство, ни реаниматологам ближайшего Samsung Seoul Hospital, куда срочно доставили пациентку. У нее наступила смерть мозга. Доподлинно все обстоятельства происшествия неизвестны до сих пор, но корейские власти объявили тогда, что клиника, проводившая процедуру с нарушениями, была закрыта.

Представители KAPS предположили, что больница работала без соответствующей лицензии. «Такие больницы управляются бизнесменами, не врачами, и созданы для того, чтобы зарабатывать деньги. Они всегда будут стремиться к прибыли, даже жертвуя безопасностью и здоровьем пациентов», – говорил тогда член ассоциации Джо Су в интервью China Daily.

Трагедия пробудила регуляторов и призвала к действию. Уже через неделю после происшествия Минздрав Южной Кореи выступил с рядом нормативных новаций, направленных на ужесточение контроля над деятельностью пластических хирургов, клиник и консьерж‐компаний. Вступившие в силу регламенты предписывали всем медучреждениям и брокерам, работающим с туристами в сфере пластической хирургии, проходить в министерстве строгую процедуру специальной регистрации, а нарушителям грозило тюремное заключение до трех лет и штрафные санкции.

Кроме того, Минздрав объявил о денежных вознаграждениях тем, кто помог выявить и привлечь к ответственности теневых брокеров. Тогда же было решено создать и разместить на посвященном медтуризму сайте medicalkorea.or.kr рейтинг клиник пластической хирургии и более того – создать агентство для предоставления иностранцам информации о легальных корей‐ ских медцентрах.

Также были разработаны нормы, в соответствии с которыми риск побочных эффектов во время операций и солидарная ответственность сторон за возможные нежелательные последствия должны обсуждаться клиникой и пациентом до вмешательства. И наконец, увидел свет нормативный акт, дающий право практиковать пластическую хирургию только сертифицированным и лицензированным специалистам.

Тем не менее спустя два года после ужесточения профильных регламентов в отрасли разгорелся новый скандал. Осенью 2017 года руководство международного аэропорта Инчхон в Сеуле объявило о планах открыть на его территории центр пластической хирургии площадью 2,5 тысячи кв. м – задумка состояла в том, чтобы дать возможность транзитным пассажирам получать эстетические медуслуги, не покидая транспортного хаба. 

Дерзкий бизнес‐план авиаторов вызвал шквал критики и протестов со стороны профильных отраслевых объединений – KSPRS и KAPS. Пластические хирурги называли затею кощунственной и безграмотной, указывая на риски, которые могут вызвать пластическая операция или косметологическая процедура, проведенные непосредственно перед полетом. Врачи, в частности, упоминали о неизбежных во время полета скачках артериального давления, способных не только негативно повлиять на процесс заживления, но и спровоцировать появление тромбов. Ассоциации направили протестные письма топ‐менеджерам воздушной гавани и правительственным чиновникам, что не помешало аэропорту Инчхон объявить тендер, приглашающий пластических хирургов Южной Кореи открыть кабинеты в портовом медицинском центре. Впрочем, на конкурс не было подано ни одной заявки, и проект заглох сам собой.

Однако праздновать победу адепты порядка в национальной индустрии красоты не спешат: если новых сообщений о чрезвычайных ситуациях с медтуристами пока не появлялось, то на внутреннем рынке трагические происшествия случаются регулярно. В 2016 году KAPS обнаружила очередную бригаду «врачей‐призраков» в медцентре G Plastic Surgical Clinic: поводом для расследования стала смерть школьника, у кото‐ рого общая анестезия перед операцией вызвала церебральную гипоксию. KAPS и KSPRS продолжают атаковать регуляторов петициями с требованием ввести уголовную ответственность для практикующих без лицензии врачей, но адекватной реакции власти пока не обнаруживают. «Мы периодически слышим о том, что такие хирурги все еще проводят операции», – рассказал Vademecum представитель эстетической клиники TL Plastic Surgery в Сеуле.

Дальнейшие реформы в отрасли пытается спровоцировать общественность. Например, метро‐ политен Сеула в прошлом году заявил об отказе от новых контрактов, связанных с рекламой на своих площадках пластической хирургии, и о полном удалении всех тематических баннеров до 2022 года. Решение было принято после того, как в организацию поступило 1 180 жалоб сеульцев и гостей столицы, заявляющих, что реклама клиник пластической хирургии «создает нездоровый и искаженный взгляд на изображение женского тела».

Не исключено, что сгладить отраслевые противоречия поможет переориентация потребительско‐ го спроса – в Южной Корее, как и во всем мире, пациенты чаще предпочитают радикальным вмешательствам малоинвазивные процедуры. Самый свежий тренд – увлечение корейцев инъекциями филлеров на основе гиалуроновой кислоты. «В новых сериалах актрисы стали появляться с обширной контурной пластикой, в объеме примерно 7 мл филлера на все лицо [стандартная дозировка такой процедуры в России – 1‐2 мл. – Vademecum]. Поэтому мы ожидаем роста популярности такой процедуры – так женщинам кажется, что они выглядят богаче и моложе», – говорит Йон Кинг Чон из фармацевтического подразделения LG Group. 

Рост иностранного турпотока в Турцию наконец-то стал приносить приличный доход местным отельерам.  О том, сколько в этом году зарабатывают турецкие гостиницы, в том числе и на размещении российских туристов - в материале от Ассоциации туроператоров России.

Сколько зарабатывают турецкие отели на российских туристах?

Ассоциация отельеров Турция (TÜROB) подвела предварительные итоги первого полугодия. По словам президента организации Тимура Бейиндыра, наконец-то отельный бизнес обрел «гармонию»: наряду с увеличением загрузки гостиниц растет и прибыль.



Так, в июне средняя загрузка турецких отелей по сравнению с тем же месяцем 2017 года выросла почти на 12% до 56%, в то время как выручка на номер (RevPAR) увеличилась на 47% и составила в среднем по стране 45,6 евро. Средняя цена комнаты (ADR) в турецком отеле достигла  81,5 евро, увеличившись  по сравнению с июнем 2017 года почти на 18%.

КАКОЙ КУРОРТ САМЫЙ ДОРОГОЙ В ТУРЦИИ?

В целом за первое полугодие все отели Турции подорожали на 8%: комната стоила в среднем 65,2 евро; в то время как доходы от ее продажи выросли на 27%  до 41,1 евро.

Проживание в Стамбуле и в Анталье выросло в цене больше, чем в среднем по стране. Так, комната в Стамбуле стоила в июне в среднем 87,8 евро (+ 27,3% к июню 2017 года), а выручка на номер составила 50 евро (+65,3%). Средняя загрузка гостиниц мегаполиса в первый месяц лета оценивалась в 57% (+14%).  За 6 месяцев этого года ADR в Стамбуле вырос с  70,2 евро до 77,7 евро, а RevPAR  увеличился с 37,9 евро до 52,1 евро. Средняя загрузка столичных отелей составила 67% (+13%).

Лидером по росту цен и доходности отельного бизнеса стала Анталья. По оценке TÜROB, курорт  является самым дорогим в Турции. При средней загрузке в июне в 66% номер стоит  в среднем 115,5 евро (+15% к показателю 2017 года). Средний доход отеля с номера составил 76 евро в сутки (+35,7% к 2017 году).

Как высокий результат оценили в TÜROB и итоги Антальи за январь-июнь. По итогам всего первого полугодия гостиницы курорта были заполнены в среднем на 60% (+7% к первому полугодию 2017 года),  комната продавалась в среднем за 63 евро (+5%) и приносила доход в 37,8 евро (+15%).

СКОЛЬКО ДОХОДА ПРИНОСЯТ ОТЕЛЯМ ТУРЦИИ РОССИЙСКИЕ ТУРИСТЫ?

Как сообщал ранее «Вестник АТОР», в июне 2018 года в Анталье побывало 826 тыс. россиян. Среднее количество туристов в одном турпакете в Турцию в июне, по данным туроператора ANEX Tour  (эти же данные дают и в других крупных компаниях) - 2,6 человека.

Таким образом, получится, что российские туристы в июне занимали 317 тыс. номеров на курорте.

В этом случае при средней доходности номера в 76 евро наши соотечественники принесли отельерам Антальи порядка 24,15 млн евро дохода. Конечно, такой подсчет является приблизительным, но для понимания порядка цен он вполне рабочий.

КУРС НА ВЫСОКОДОХОДНЫХ ТУРИСТОВ?

Комментируя итоги мая-июня, глава TÜROB заявил, что они могли быть и выше, если бы не влияние ЧМ-2018 и ряда других факторов.

По его словам, полученный результат внушает отельерам большую уверенность дял обоснования своим партнерам более высокого уровня цен на будущий сезон. Новый министр туризма Турции Мехмет Эрсой заявил, что страна ставит целью увеличить количество высокодоходных туристов, тех, кто больше тратит уже в стране. 

Россияне пока этот «тест» не проходят: почти 100% их выбирает в Турции именно систему «все включено», соответственно, наши соотечественники не стремятся ходить в местные рестораны и кафе и нести другие расходы. Оттого  средние траты одного российского туриста в 2017 году составили все 458 долларов, хотя в целом эта сумма в пересчета на одного иностранца составила 630 долларов.

Но в Турции хотят, чтобы эта сумма была не менее 1000 долларов. Достигнуть желаемого за счет привлечения более расточительных зарубежных путешественников Турция планирует к 2023 году.

Источник!

Медицинский центр Anadolu прошел проверку на соответствие требованиям Организации европейских онкологических институтов (OECI). Программу этой аккредитации разработали на основании международных стандартов успешного лечения рака. Они были разработаны в 2008 году и подтверждены множеством проектов ведущих мировых организаций, исследующих онкологию.



Работа с пациентами в турецком медцентре предусматривает мультидисциплинарный подход, когда в лечении важны не только врачи, оборудование и препараты, но и сама организация процесса, вплоть до инфраструктуры клиники. Так, в ней работают свыше 170 специалистов-онкологов, которые еженедельно проводят десятки консилиумов.

Пациент в центре получает комплексную помощь сразу от нескольких врачей и медицинских сестер. К их услугам ведущий онколог, гематолог, радиационный онколог, онкохирург, при необходимости специалист по пересадке костного мозга, онкоуролог и специалист по лечению рака груди. В каждом случае болезни консилиум врачей выбирает способ лечения, а также решает, нужна ли операция. Курс лечения начинается в течение 48-72 часов. Когда счет идет на дни, такой подход спасает жизни.

Для россиян в турецком медицинском центре работает уникальный международный отдел, состоящий из координаторов, переводчиков и докторов. Они помогают взаимодействовать пациентам и врачам, поэтому незнание языка не становится помехой для получения своевременной помощи.

Anadolu входит в список 30 лучших медицинских центров мира. В Турции — это единственная клиника, аккредитованная Организацией европейских онкологических институтов. Кроме того, центр обладает двумя аккредитациями и наградой Европейского сообщества медицинской онкологии (ESMO). Клиника четырежды подтвердила аккредитацию у Североамериканской объединенной международной комиссии (JCI). В 2017 году Международный альянс по оценке качества медицинского туризма внес турецкую онкоклинику в десятку лучших центров планеты для медицинского туризма. Центр принадлежит одноименному некоммерческому фонду Anadolu.

На фото - хорошо известный всеминам город.

Более того, сама эта фотография была сделана не так уж и давно и многие сейчас живущие люди (и не такие уж прям в возрасте, в возрасте) это время прекрасно помнят из своей жизни...



Так что это за город и в каком году была сделана эта фотография?!