«Все свыклись с тем, что американская система здравоохранения – в беспорядке. Мы немеем от огромных счетов и считаем высокие цены неизбежным бременем американцев», – заметила в преамбуле к своему бестселлеру American Sickness именитая нью-йоркская журналистка Элизабет Розенталь. Заявленный ею тезис подкреплен цифрами: годовой бюджет национального здравоохранения, превышающий $3,5 трлн, ставит мировой рекорд в 17,9% ВВП, и в то же время в рейтинге государств с наиболее эффективной системой охраны здоровья США занимают только 50-ю строчку, уступая большинству европейских стран. Vademecum попытался разобраться, что с этой богатой, безусловно высокотехнологичной медициной и ее пациентской аудиторией не так.
СООБЩАЮЩИЕСЯ ССУДЫ
Миссис Викизер, 50‑летняя вдова из Норфолка, в одиночку воспитывающая двоих сыновей, попала в Sentara Norfolk Hospital с жалобами на головную боль и рвоту. Пациентке диагностировали субарахноидальное кровоизлияние, требующее незамедлительной операции, и срочно перебросили на вертолете в крупный госпиталь за 160 миль. Женщине оказали помощь, угроза летального исхода миновала, и она смогла благополучно вернуться домой. Практически сразу после выписки ей пришла серия счетов на общую сумму свыше $400 тысяч – за услуги Sentara Norfolk Hospital и второй клиники, санавиационный рейс, диагностику, покрытие расходов сторонних организаций, администрирующих работу операционной бригады.
Шестизначный счет был обусловлен отсутствием у миссис Викизер какой‑либо медицинской страховки. После смерти мужа она перебивалась случайными заработками, не подразумевающими оплату медпомощи работодателем. Государственная страховка Medicaid полагалась только ее детям. Миссис Викизер пыталась прибрести частную страховку, но из‑за регулярного приема антидепрессантов была отнесена страховщиками к группе высокого риска, подразумевающей ежемесячную выплату $800 страховой премии.
Подобные расходы семейный бюджет не тянул. Вдова старалась не попадать в больницы до тех пор, пока у нее не «лопнул сосуд в голове». Миссис Викизер пыталась договориться с медорганизациями о снижении или реструктуризации задолженности, но тщетно – кредиторы угрожали наложить арест на ее дом. «Лучше бы я умерла, тогда бы у вас остались деньги на колледж», – в сердцах заявила она сыновьям, а затем подала иск к госпиталю и направила петицию с описанием трагических обстоятельств своего выздоровления президенту Обаме.
Этот эпизод середины 2000‑х годов, приведенный Элизабет Розенталь в книге American Sickness, иллюстрирует главные проблемы национального здравоохранения – дороговизну и недоступность качественных медуслуг. «К сожалению, значительное число людей в США вовсе не имеют доступа к качественной медицинской помощи», – свидетельствует известный журналист и хроникер американской жизни Михаил Таратута.
Несмотря на триллионные бюджеты индустрии, по разным оценкам, от 10% до 15% американцев не имеют никакой страховки и потому всячески избегают получения медицинской помощи. В ходе проведенного в 2016 году Kaiser Family Foundation опроса около четверти американцев в возрасте 18–64 лет сообщили о проблемах с оплатой медицинских счетов.
В рейтинге стран мира по эффективности национального здравоохранения The Most Efficient Health Care 2016, составленном агентством Bloomberg, США заняли лишь 50‑ю позицию с индексом 32.6/100. Россия в той же табели о рангах оказалась на 55‑й строчке с индексом 24.3/100. Оценки ВОЗ показывают, что выстроенная в США модель оказания медуслуг не позволяет успешно бороться со смертоносной эпидемией неинфекционных заболеваний.
Из опубликованного в 2018 году отчета ВОЗ, отражающего данные 2016 года, индекс смертности от неинфекционных заболеваний, рассчитываемый как вероятность летального исхода в результате любой из отнесенных к этой категории болезней населения в возрасте от 30 до 70 лет, составил для США 14,6%. Это значительно выше, чем показатели почти всех западноевропейских стран: в Швейцарии, например, индекс составляет 8,6%, в Великобритании – 10,9%. Но и некоторые соседи США по полушарию демонстрируют лучшие результаты: Чили – 12,4%, Коста‑Рика – 11,5%.
Почему же индустрия, накачанная деньгами и компетенциями, не выполняет своего основного предназначения – сбережения нации?
В отличие от многих европейских стран, в том числе России, американская модель оказания медицинской помощи формировалась в начале ХХ века исключительно на рыночных страховых принципах. Прообраз системы был создан в 1920‑е годы на базе Университетского медицинского центра в Далласе. Услугами этого госпиталя пользовались многие жители штата Техас, но часто не могли оплатить лечение. Местный адвокат Юстин Форд Кимбалл предложил техасскому профсоюзу преподавателей сделку: за $6 в год, или 50 центов в месяц, они получали оферту на 21‑дневное пребывание в больнице с полным покрытием всех расходов. Без страховки такая же медицинская помощь обошлась бы техасцам в $525.
Модель не только прижилась в Техасе, но и получила распространение по всей стране. К 1939 году 3 млн американцев были включены в аналогичные страховые программы, названные Blue Cross Plans – по имени крупнейшей компании‑страховщика, действующей в США и поныне. Целью организации этой страховой системы было заявлено не извлечение прибыли, а повышение доступности медицинской помощи для пациентов и регулярное финансовое обеспечение клиник.
Коррекция благих намерений произошла, можно сказать, из‑за событий исторического масштаба. Во время и сразу после Второй мировой войны Национальный совет по труду США «заморозил» рост зарплат для многих предприятий, и, поскольку мотивировать персонал напрямую стало невозможно, работодатели начали привлекать сотрудников, предлагая им медицинскую страховку. Федеральное правительство поддержало затею нормативными актами, освобождающими от налогообложения средства компаний, направляемые на поддержание здоровья работников. Тогда условия для всех застрахованных были одинаковыми, независимо от возраста и наличия заболеваний.
В период с 1940 по 1955 год число обладателей медицинских страховок в стране выросло с 10% до 60%, что превращало медицинское страхование в перспективный рынок. Провайдеры принялись страховать более молодых и условно здоровых пациентов, тех, на которых они могли заработать. Следом появились градации стоимости программ, в зависимости от возраста и наличия болезней. Возникли мощные страховые компании, обозначились лидеры индустрии, такие как корпорации Blue Cross и Blue Shield. С другой стороны, для многочисленных групп населения медицинская помощь оказалась практически недоступной. Например, американцы старше 65 лет вынуждены были платить медстраховщикам премии, втрое превышающие среднюю по стране стоимость полиса.
Ответом на жесткие рыночные обстоятельства стало появление государственных страховых программ, в первую очередь Medicare. Социальный проект, утвержденный федеральным правительством в 1965 году, нацеливался на аудиторию американцев старше 65 лет и обеспечивал медпомощью около 60% возрастных пациентов. Следом появилась Medicaid, адресованная населению с уровнем дохода ниже среднего. Однако государственные страховые программы были вынуждены интегрироваться в сформировавшийся рынок, а значит, адаптироваться к ценам и правилам большой игры, без всякой возможности влиять на отрасль регуляторно. Так США остались одной из немногих в мире стран без системы всеобщего обязательного медицинского страхования.
ПЛАТИНА НОМЕР ШЕСТЬ
Госпрограмма Medicare с годовым бюджетом около $700 млрд (около 4% ВВП), обеспечиваемым федеральным правительством, в 2017 году обслуживала не более 18% населения, в том числе основную целевую аудиторию – 49 млн американцев старше 65 лет, а также 9 млн более молодых жителей страны, имеющих инвалидность.
Medicaid, ориентированная на население с доходом ниже среднего и финансируемая из федерального и регионального бюджетов, по данным Statista, охватывает не более 15% населения США – 48,855 млн человек. Наконец, аудитория госпрограммы Children’s Health Insurance Program (CHIP), разработанная для детей, чьи родители зарабатывают немного, но не подпадают под критерии Medicaid, не превышает 15 млн человек.
Еще ряд специализированных страховых госпрограмм адресованы узким группам населения: например, военная и ветеранская Veteran’s Health Administration, планы для госслужащих – Federal Employees Health Benefits Program, для представителей коренного населения континента – Indian Health Service. Таким образом, основная часть трудоспособного населения США, или более 60% жителей страны (195,42 млн человек), выключены из госпрограмм и пользуются корпоративными или частными страховыми планами.
По данным факультета экономики Бостонского университета, в 2014 году (более свежие сведения недоступны) в США действовало более 1 200 страховых компаний, продававших десятки тысяч медицинских планов. Крупнейшие компании на этом рынке, по оценке Health Payer Intelligence, – United Health Group, с числом застрахованных 70 млн человек и капитализацией $184,8 млрд, и Anthem, имеющая 39,9 млн застрахованных и капитализацию $89,1 млрд. По данным Health Reform Monitoring Survey, в 2016 году 83% трудоспособного населения в возрасте от 18 до 64 лет пользовались корпоративными страховыми планами, оплачиваемыми работодателями (в США один человек может иметь сразу нескольких страховок).
В то же время корпоративные и частные страховки покрывают не весь спектр предлагаемых услуг, и потому в отрасли распространена практика соплатежей за оказываемые медуслуги. В зависимости от доли покрываемых страховой компанией затрат на лечение, планы можно разделить на пять категорий: «платиновая» страховка, диапазон ежемесячных выплат по которой варьируется от $500 до $1 100, покрывает около 90% всех медицинских расходов клиента; «золотая» – до 80%; «серебряной» и «бронзовой» оплачиваются 70% и 60% затрат соответственно. Самый дешевый пакет с ежемесячной премией менее $100 подразумевает покрытие расходов лишь на экстренные случаи, предоставляется исключительно лицам моложе 30 лет или тем, кто может документально подтвердить свое сложное финансовое положение.
Различаются страховые планы и по типу взаимодействия страховщика с клиентом. Например, модель co‑pay подразумевает, что застрахованный сам платит фиксированную сумму за каждую из услуг, а остальные расходы покрывает компания. Схема co‑insurance имеет схожую логику, но здесь пациент оплачивает определенный процент от стоимости услуги. Модель deductible обязывает клиента потратить определенную сумму для активации страхового покрытия. Наконец, out‑of‑pocket maximum предполагает индивидуально рассчитанную фиксированную сумму, которую пациент может потратить на медпомощь в течение года, затраты сверх установленного лимита покрываются страховщиком.
Ежемесячные выплаты по частным страховым планам разнятся от штата к штату и рассчитываются персонально с учетом предпочтений клиента, его возраста, уровня дохода, а также выбранной страховой модели. Важным фактором цены и наполнения пакета становится наличие хронических заболеваний. Например, по данным Healthpocket.com, средняя стоимость частной премиум‑страховки для 30‑летнего американца составит $483, а для 60‑летнего – $1 150. Такие ежемесячные расходы могут себе позволить очень немногие жители страны, впрочем, отсутствие страховки увеличит стоимость медицинских услуг в разы.
По данным Authoritydental.org, если по страховке, например, лечение корневых каналов зуба обойдется в среднем в $333–608, то без страховки может достигать $957–1 156, средняя цена установки коронки по страховке будет стоить $618, а без нее – $1 093.
По информации healthhearty.com, средний соплатеж за операцию на коленном суставе для пациента, имеющего страховку, составит $4–6 тысяч, в то время как без страховки такая операция обойдется в $30–70 тысяч. И попадание в клинику, более того, на операционный стол, незастрахованного американца обрекает его на многолетнее обслуживание медицинских счетов.
Как замечает Элизабет Розенталь в своей American Sickness, бурный рост системы частного медицинского страхования, отсутствие законодательных ограничений для назначения провайдерами цены услуги разогнали медицинскую инфляцию – страховщикам выгоден дорогой общий «пирог».
«Вместо того чтобы добиваться более приемлемой стоимости медпомощи, страховщики просто платят клиникам, а свои затраты компенсируют за счет клиентов – введением дополнительных опций, развитием программ лояльности, продажей премиум‑планов и другими способами, – пишет Розенталь. – Широкое распространение медстрахования вызвало проявление эффекта домино. Больницы и врачи адаптировались к этим финансовым реалиям, началась погоня за деньгами, в которой уже никто не защищал пациента».
ЧТО В ЛОББИ, ЧТО ПО ЛБУ
Конфигурация медицинской инфраструктуры в США, особенности управления этим бизнесом заставляют провайдеров поддерживать рост цен. «Представьте, что вы купили билет на самолет, а потом получили отдельные счета от авиакомпании, пилота, второго пилота и стюардессы. Именно так работает рынок здравоохранения. Ни в одной другой стране мира цены на один и тот же продукт не меняются десятки раз, в зависимости от того, где и как он был куплен. Но именно это происходит в формировании цены на эхокардиограммы, МРТ и анализы крови», – утверждает Элизабет Розенталь. Отдельные счета за медицинские манипуляции, осмотры, анестезию и сервис стали рутинной практикой американских клиник.
В США получила распространение практика, когда врачи отдельных специальностей, например, хирурги или анестезиологи, не состоят в штате больницы, а объединяются в обособленные структуры, сотрудничают с клиникой на аутсорсинге. В случае привлечения таких специалистов больница выставляет пациенту или страховой компании счет за проведенные в госпитале дни, а кооператив врачей – собственно за проведенные манипуляции. И такое разделение счетов только препятствует оптимизации цен.
Обработка документов, обилие сложных взаимозачетов со страховщиками приводят к значительным административным расходам, которые, разумеется, закладываются в стоимость услуг. «Около четверти расходов на здравоохранение связаны с администрированием – это намного выше, чем в любой другой стране мира. Например, в 2010 году в госпитале Университета Дьюка, рассчитанного на 900 коек, работали 1 200 человек персонала, занятого страховыми документами, выставлением счетов, определением страховых случаев», – рассказывал в интервью порталу Investopedia гарвардский экономист Дэвид Катлер.
Росту совокупных затрат на здравоохранение способствует порой чрезмерное количество назначений, которые принято делать в американских клиниках. По данным Организации экономического сотрудничества и развития, в 2014 году врачи в США, по сравнению со своими коллегами из других развитых стран, в три раза чаще назначали маммограммы, в два с половиной раза – МРТ, проводили на 31% больше кесаревых сечений.
«Американская система оказания медицинской помощи характеризуется избыточной бюрократизацией, – рассказывает Михаил Таратута. – Для того чтобы посетить врача узкой практики, необходимо обязательно получить направление от терапевта, а до этого терапевт должен при осмотре удостовериться в необходимости оказания такой помощи. Но прежде нужно пройти множество тестов и опросов, только после этого может быть поставлен диагноз».
Генеральный директор The Doctors Company, компании – страховщика врачей, Ричард Андерсон рассказывал в интервью порталу ModernМedicine Network в 2016 году, что в силу особенностей действующей в медицинской сфере правовой системы при любой спорной ситуации врач несет прямую ответственность за любой отрицательный результат. И медики, стараясь минимизировать риски судебного преследования, направляют пациента на повторные исследования, даже если уверены в диагнозе.
Элизабет Розенталь называет еще одну причину избыточности назначений – KPI, которые клиники ставят специалистам. Критерием тут становится составной показатель RVU (Relative value units), включающий оценку работы врача, затрат медорганизации на проведенные им диагностику и лечение, а также расходов, понесенных в результате его халатности.
По сведениям Розенталь, все крупные операторы рынка, включая Henry Ford Health System, Duke Health, Baylor Scott & White Health, практиковали удержание с врачей премий за низкие показатели RVU и, наоборот, выплачивали докторам бонусы за «продуктивность», принесенный организации дополнительный доход. В 2015 году такие премии получили 71% американских врачей. «Бонусы мотивируют докторов так, как если бы они были торговцами облигаций», – комментирует сложившуюся практику Розенталь.
Самой масштабной в истории США попыткой реформировать здравоохранение был принятый 23 марта 2010 года Affordable Care Act (ACA), известный как Obamacare. Таких разворотов индустрия не знала с 60‑х годов, когда президентом США Линдоном Джонсоном были учреждены Medicare и Medicaid. Целью Obamacare называлось усиление государственного контроля и повышение доступности медицинской помощи для населения страны.
Модернизация предполагала расширение аудитории медицинского страхования, предусматривающее, с одной стороны, штрафы за игнорирование проекта, с другой – субсидии на покупку страховок для неимущих и представителей малого бизнеса, наказание страховщиков за отказ от выплат или дискриминацию клиентов по уровню дохода, половым признакам, показателям состояния здоровья и так далее.
Предполагалось создание бирж страховых планов для граждан и владельцев малых компаний. Страховщики должны были распределять не менее 80–85% собираемых ими премий непосредственно на оплату медуслуг, включать в страховые планы превентивные мероприятия.
Наконец, ACA настаивал на повышении прозрачности деятельности всех игроков рынка – публикации стоимости медуслуг, стандартизации страховых планов, их сопровождении потребительскими рейтингами и критериями оценки качества медпомощи, обоснования повышения страховых премий, раскрытия объемов платежей от производителей лекарств и оборудования медикам.
Obamacare была рассчитана на 10 лет и предварительно оценивалась в $900 млрд. Инициаторы реформы надеялись, что в перспективе программа должна сэкономить бюджету как минимум $4 трлн.
Положения Obamacare сразу встретили сопротивление страховщиков. Как пишет Элизабет Розенталь, особенно отчаянно страховые компании протестовали против нормы, обязывающей их тратить на оплату медпомощи не менее 80% премий. В 2010 году, по оценкам автора American Sickness, этот показатель составлял в среднем 64,4%, остальную часть сборов компании направляли на администрирование, маркетинг, лоббистские нужды и другие цели.
«Включение такого ограничения в ACA было расценено как победа пациентов. Но даже оно было для страховщиков довольно щедрым даром, если учесть, что в государственной системе Medicare 98% премий расходуется на медицинскую помощь и только 2% – на администрирование», – пишет Розенталь.
Однако кардинально повлиять на систему здравоохранения ACA не успел – в 2017 году федеральный акт был решением суда упразднен, хотя в ряде штатов продолжает действовать. Одним из основных нареканий со стороны критиков Obamacare стал довод об ограничении свободы американцев, которых ACA фактически обязывал приобретать страховку. Правительство Дональда Трампа пока не предложило альтернативу реформе Барака Обамы.
В то же время, по данным Committee for a Responsible Federal Budget, к 2028 году расходы только федерального бюджета на здравоохранение увеличатся почти в два раза – до $2,8 трлн, что заставляет аналитиков прогнозировать коллапс национальной финансовой системы, уже сегодня отягощенной $22 трлн внешнего долга.
Разговор о таких безумных деньгах уводит американское здравоохранение все дальше от темы соблюдения интереса пациентов. «Разве мы можем получить другую медицинскую помощь в стране, где клиники более подотчетны страховым компаниям и госорганам, чем пациентам? Представьте, что больница, куда попал мой отец, должна была предоставить отчет о заботе о нем не бюрократам, а моей скорбящей матери. Неужели больница, вынужденная отчитываться о некачественном обслуживании перед реальным потребителем, не заставила бы своих врачей мыть руки?» – рассуждает писатель Дэвид Голдхилл в книге «Катастрофическая помощь», рассказывающей о смерти его отца от внутрибольничной инфекции в одном из крупнейших госпиталей США.
Dubai Healthcare City: Как в ОАЭ развивают медицинский туризм?!
19:10, 15.05.2019 sochi
Прибывающих в международный аэропорт Дубая пассажиров встречает рекламный баннер, нарушающий традиционное представление о том, что стоит покупать в ОАЭ за большие и очень большие деньги, – промо образовательного курса для врачей и организаторов здравоохранения от американской Mayo Clinic.
Никакой ошибки тут нет, место размещения призыва выбрано намеренно и весьма удачно: в непосредственной близости от аэропорта 15 лет назад была создана свободная экономическая зона Dubai Healthcare City (DHCC).
Сейчас в этом кластере заняты 4,1 тысячи экспатов – медиков, менеджеров и прочих важных для СЭЗ специалистов. Ежегодно DHCC обслуживает более 1,2 млн человек, в том числе 180 тысяч мед. туристов. Сравнение с Россией, куда в 2017 году на лечение приехали, по приблизительным оценкам, 110 тысяч пациентов, окажется явно не в нашу пользу.
Можно, конечно, вспомнить, что у DHCC есть в Новой Москве кластер‑побратим – Международный медицинский кластер в Сколково, но его девелоперские и операционные успехи можно будет оценить еще не скоро.
Тем более есть смысл разобраться, как устроен дубайский проект, который, как выяснилось, получил от эмира и правительства ОАЭ поручение национального масштаба – к 2020 году зарабатывать на обслуживании 500 тысяч медтуристов не меньше $700 млн в год.
Свободную экономическую зону DHCC в 2002 году учредил шейх Мохаммад бин Рашид Аль Мактум – эмир Дубая, премьер‑министр и вице‑президент Объединенных Арабских Эмиратов, участник списка богатейших королевских особ Forbes (5‑е место и состояние в $12 млрд в 2009 году). Формат свободной экономической зоны в Эмиратах популярен – до конца 2018 года это была фактически единственная возможность для иностранного инвестора приобрести в собственность не только недвижимость, но и землю.
DHCC сегодня управляет уже двумя зонами, занимающими общую площадь 38 га. В первой располагаются медцентры, подразделения глобальных фармкомпаний и образовательные организации. Вторая, появившаяся по соседству потому, что в первой попросту стало тесно, заточена на рекреационные услуги, развитие гостиничного бизнеса и ритейла. Общий объем инвестиций в инфраструктуру второй очереди DHCC, по данным ежегодника The Report: Dubai, находится в диапазоне $816,6 млн – $1,4 млрд. Совокупные вложения в первую зону кластера представители DHCC уточнить не смогли.
Чтобы стать ординарным резидентом DHCC, достаточно предоставить пятилетний бизнес‑план, зарегистрировать компанию с уставным капиталом $13,5 тысячи и получить лицензию. Обязательный взнос для медицинских организаций, как якорных резидентов, заметно выше – $82 тысячи.
Первым профильным участником DHCC стала открывшаяся здесь в 2005‑м Belgium Medical Services – небольшая клиника, ориентированная на дерматологию и мануальную терапию. В следующие два года существенных событий в Дубайском медкластере как будто бы и не происходило. В 2007‑м DHCC записала в свой актив просветительскую акцию, посвященную борьбе с раком молочной железы: сотрудники СЭЗ сложили традиционную для таких мероприятий ленточку из 105 тысяч розовых гвоздик, что было зафиксировано в Книге рекордов Гиннеса. Этот факт из истории становления кластера, как и размеры вверенной им латифундии, топ‑менеджеры DHCC с гордостью упоминают всякий раз, когда их просят раскрыть какие‑то абсолютные показатели успешности проекта.
Наконец, в 2008 году в DHCC пришел первый крупный оператор – The American Academy of Cosmetic Surgery Hospital, предоставляющий услуги эстетической хирургии и косметологии. Следом открылся Mediclinic City Hospital со стационаром на 280 коек – подразделение крупнейшей в ЮАР медицинской группы Mediclinic International. Тогда же резидентом DHCC стал британский London Center For Aesthetic Surgery.
К 2010‑му, как следует из официальных отчетов DHCC, поток пациентов в клиники кластера вырос до 400 тысяч человек в год. Тогда шейх Мохаммед, судя по всему, удовлетворенный операционными показателями начинания, передал DHCC своей жене – принцессе Хае Бинт Аль Хуссейн, которая стала президентом управляющей компании кластера Dubai Healthcare City Regulatory (DHCR). О том, как функционирует подаренный супругом бизнес, принцесса предпочитает не распространяться, зато любит напоминать, что прониклась проблемами здравоохранения после гибели в авиакатастрофе ее матери, как раз направлявшейся с гуманитарной миссией в больницы Иордании.
Переданный жене актив эмир поддержал преференциями для резидентов DHCC – льготами по налогу на прибыль, возможностью рассчитываться с сотрудниками в любой валюте, отсутствием ограничений по переводу капитала и так далее. Все эти блага предоставлялись инвесторам на 50 лет с возможностью продления срока. Освободили резидентов и от таможенных пошлин, правда, применять незарегистрированные лекарства и медизделия не разрешили. На этой волне в DHCC потянулись действительно глобальные игроки, в том числе компании Big Pharma – Johnson&Johnson, Sanofi, Novo Nordisk, AstraZeneca и другие.
Вслед за ними – международные провайдеры сопутствующих услуг, готовые инвестировать в инфраструктуру DHCC. Например, в январе 2014 года здесь открылся возведенный и оборудованный за $190 млн 24‑этажный отель Marriott. Кувейтская Action Group начала строительство 4‑звездочной гостиницы, пообещав вложить в проект $56 млн и уже к лету 2019 года сдать объект в эксплуатацию.
Сейчас на территории DHCC в общей сложности действуют 179 медицинских учреждений, в том числе четыре госпиталя совокупной мощностью 562 койки, а также 242 предприятия иного назначения.
Появились у руководства DHCC и задачи планетарного масштаба – свободную экономическую зону специальным законодательным актом наделили полномочиями по продвижению эмирата Дубай как «глобального центра медицины». В 2012 году правительство поставило управленцам кластера KPI задачу – к 2020 году обслуживать по 500 тысяч медицинских туристов, собирая с них не менее $707,7 млн в год. Уже в 2015‑м, если верить отчетам дубайского Минздрава, медцентры эмирата обслужили около 300 тысяч иностранцев, и 180 тысяч из них приняли клиники DHCC.
О том, как управленцы медицинской СЭЗ будут выполнять поручения государственной важности, Vademecum рассказал генеральный директор департамента регулирования DHCR Рамадан Аль‑Блуши.
– В чем состояла концепция DHCC? Зачем эта свободная зона создавалась?
– Идея была простой – мы нуждались в площадке, на которой можно будет оказывать медицинские услуги, привлекать бизнес‑партнеров и медицинские кадры. Это первая в своем роде свободная экономическая зона, ориентированная на здравоохранение. Когда мы в 2002 году только начинали об этом задумываться, то возникало много вопросов, в первую очередь у инвесторов, и главный из них: а можно ли вообще, с законодательной точки зрения, организовать такой кластер? Ведь в ОАЭ, как и в ряде других стран, невозможно открыть клинику или госпиталь без местного партнера. Кроме того, иностранный инвестор не может владеть землей, а лишь имеет право арендовать участок. Поэтому нам хотелось построить кластер, который позволил бы убрать эти барьеры для инвесторов на отдельно взятой территории. Заодно мы организовали систему «одного окна». Если я, например, захочу открыть клинику на территории DHCС, то мне не надо будет бегать по разным инстанциям – от правительства до муниципалитета, чтобы собрать разрешения от семи‑восьми государственных структур. Я смогу все получить в одном месте – медицинскую и коммерческую лицензии, медицинское освидетельствование для визы и удостоверение личности. Инвесторы прямо здесь могут просчитать свои будущие издержки. Эта система называется «Путь» и предназначена для всех – доктора, инвестора, владельца бизнеса, и все в электронном виде.
– По какому принципу вы привлекали и отбирали инвесторов?
– Так как в ОАЭ работают граждане разных стран и порядка 9 млн человек, то есть 90% населения, – экспаты, мы нуждались в иностранных врачах. Всем нужен доктор, который может говорить на родном для пациента языке и применяет понятные ему методы лечения. Потому кластер изначально задумывался как международный. Соответственно, мы привлекали инвесторов и кадры из стран Ближнего Востока – Египта, Индии, Пакистана, арабских и азиатских (Китай, Япония) стран. Особенно важно было привлечь резидентов с Запада – у нас есть и американские, и британские клиники. Необходимо было выстроить систему допуска медиков к работе.
Граждане не всех стран могут приехать для трудоустройства в ОАЭ, но мы изменили эту ситуацию. В общем‑то, это и стало залогом успеха. Всем западноевропейским соискателям для работы в ОАЭ врачом нужно сдать устный экзамен. В DHCC такого требования нет.
Если вы лицензированный специалист из Западной Европы, а мы знаем, что в большинстве этих стран уровень образования высокий, то мы освобождаем вас от экзаменационной нагрузки. Именно по этой причине огромное число врачей из Европы живут и работают у нас.
Аналогичная схема действует в отношении докторов из США, Канады, Кореи, Японии, Новой Зеландии, Австралии. Мы выделили ряд стран, чей уровень медицинского образования котируется в ОАЭ, чтобы убедиться, что эти высококлассные специалисты могут приехать в Дубай и работать здесь без каких‑либо сложностей. Но для организации такого особого режима пришлось вносить поправки в тематические законы ОАЭ.
– Чужие стандарты оказания медпомощи тоже принимаете на веру?
– Мы опираемся на международные стандарты, одобренные ВОЗ. Поэтому, откуда бы ни был инвестор, его клиника на территории DHCC будет работать по единым лекалам, которые актуальны также и для любой клиники за пределами ОАЭ. Это тоже позволяет нам привлечь большее число инвесторов. В любом случае, мы можем многое внутри регулировать самостоятельно, без участия правительства ОАЭ. У нас есть свои стандарты проектирования и строительства, стандарты управления клиникой, гайдлайны для врачей. Но все эти регламенты можно адаптировать под конкретный проект.
– Препараты и медизделия иностранного происхождения ваши резиденты могут не регистрировать?
– Не могут. Эта тема регулируется федеральным законодательством, поскольку затрагивает вопросы безопасности. И препараты, и медизделия нуждаются в регистрации – этим занимается Минздрав ОАЭ. Однако у нас есть преимущество – скорость прохождения регистрационных процедур. У нас есть прямой контакт с Минздравом, поэтому ввезти в страну препарат, который будет применяться в DHCC, намного проще, чем в любых других случаях. У нас много китайских, корейских и японских клиник, которые применяют препараты, значительно отличающиеся от общепризнанных, но и для них мы делаем процесс регистрации быстрее и удобнее. В Минздраве уважают нашу работу, так как понимают, что мы привносим в традиционную медицину нечто новое. Есть несколько свежих примеров – наши больницы стали привозить новое медицинское оборудование, и мы добились того, чтобы оно получило аккредитацию.
– Проблем с использованием незарегистрированных лекарств не возникает?
– Практически нет, потому что регулирование фармотрасли сейчас очень хорошо отлажено. При этом в ОАЭ отношение к этому вопросу строгое, взять и ввезти что‑то нелицензированное очень сложно. Помимо Минздрава, за этим следят Министерство внутренних дел, Министерство национальной безопасности, что гарантирует использование только зарегистрированных медицинских препаратов на территории всей страны. Если случаются жалобы и подобные нарушения на территории DHCC, то у нас есть собственная инспекция, которая занимается этими случаями и передает информацию о нарушении правительству. А дальше виновника призывают к ответу за его действия, вплоть до утраты лицензии.
У ОАЭ много соседей, мы «международная» страна, поэтому надо разбираться в нюансах госрегулирования и устройства фармрынка других стран. Например, несколько лет назад в Дубае открылся двухкилометровый китайский рынок DragonMART, туда привозят много китайских препаратов. Поэтому правительство следит не просто строго, но и компетентно – в составе профильных департаментов есть китайские специалисты, которые за эту тему отвечают, контролируют происходящее изнутри.
– В России тоже есть свой международный медицинский кластер. Первый объект тут возводился за счет бюджета Москвы. Дубай или правительство ОАЭ вкладывались в создание инфраструктуры DHCC?
– Про московский проект я слышал. Мы интеграторы, а не инвесторы – на то это и свободная зона. У нас есть государственно‑частные партнерства, совместные предприятия. Например, Швейцарская международная научная школа в Дубае, в которой у DHCC есть доля. Но в целом мы работаем в другом ключе – помогаем инвесторам определиться, как именно запустить их проект, просим предоставить бизнес‑план на пять лет и проводим анализ. Если нужны дополнительные вложения, то мы можем поспособствовать привлечению соинвесторов или как‑то иначе помочь развитию перспективного начинания.
У нас даже шутка появилась: «Если вы хотите открыть больницу, то мы будем с вами до тех пор, пока вы не захотите открыть еще и клинику, и магазин, и отель».
– Какие преференции получают инвесторы DHCC помимо консалтинга и сервиса «единого окна»?
– Мы даем скидки на приобретение земли для крупных инвесторов, готовых реализовать масштабный проект.
– Сколько было инвестировано в объекты на территории DHCC с момента запуска проекта? Какова совокупная выручка резидентов за 2018 год?
– К сожалению, у нас нет возможности предоставить такие сведения. Среди резидентов есть как частные, так и государственные компании, и они не обязаны раскрывать DHCC подобную информацию. Это независимые компании, поэтому их финансовые результаты и подробности деятельности являются собственностью каждой из этих структур.
– Сколько резидентов сейчас у DHCC – врачей, клиник, компаний?
– Всего в DHCC занято более 4 тысяч сотрудников, включая немедицинский персонал. Мне проще обозначить общую картину по медучреждениям, поскольку каждый врач не просто работает в DHCC, но и постоянно проживает здесь вместе с семьей, иногда даже с родителями. Всего у нас более 170 организаций здравоохранения – клиники, госпитали, фармкомпании, аптеки. Это и Johnson&Johnson, и Moorfields Eye Hospital, и Mediclinic Southern Africa – самая большая в Дубае. В медицину инвестировала Saudi Group, у нас действует подразделение American Academy of Cosmetic Surgery Hospital, единственное в ОАЭ. А недавно мы открыли Emirates Specialty Hospital, специализирующийся на всевозможных хирургических манипуляциях. Всего в Дубае работают около 35 различных больниц, причем у нас нет ни одного многопрофильного медучреждения, все сочетают три‑четыре специализации, не более.
– Почему так?
– У нас нет обычной поликлиники в классическом смысле этого слова. Этот вид больниц, по нашим оценкам, непрактичен в долгосрочной перспективе. В многопрофильный медцентр вы пойдете, если подхватили простуду. А если у вас, например, перелом колена, то вам нужен определенный специалист и вы не пойдете в поликлинику, так как там есть только хирург широкого профиля, а не ортопед или детский ортопед, которого можно найти только в специализированной клинике. Точно так же с онкологом, нефрологом и так далее. А чтобы получить специализированную клинику, нужно ограничиться специалистами трех‑четырех направлений в одном медучреждении. То же самое с медпомощью детям. В DHCC мы открыли единственную на Ближнем Востоке специализированную детскую больницу Al Jalila Children’s Speciality Hospital. На нашей территории также расположено крупнейшее в ОАЭ онкологическое медучреждение Mediclinic, в арсенале которого есть даже робот DaVinci. И с особой гордостью хочу сообщить: нам первым в Дубае удалось добиться страхового покрытия лечения большинства видов рака, как раз в Mediclinic.
Замечу, что основная часть клиник и госпитальных структур была создана в DHCC при открытии СЭЗ, сейчас в пул резидентов приходит все больше профилактических центров, чья аудитория – здоровые люди. В дальнейшем мы планируем строить торговые центры, парки и другие сопутствующие понятию «комфорт» объекты. Нельзя оказывать медуслуги в чистом поле, надо вкладывать средства и в инфраструктуру, поэтому мы привлекаем не только медицинских инвесторов. Сейчас в DHCC более 250 заведений и компаний, не связанных со здравоохранением, – отели, школы, банки, ритейл. Есть и международные бренды, например, 5-звездочный Hyatt Regency, Marriott, Швейцарская научная международная школа, о которой я уже говорил, и другие. Так что теперь у нас есть все что нужно – не только для медицинского обслуживания, но и для жизни сотрудников, пациентов и просто туристов.
Эксперты Hilton: Скоро все приличные отели захотят стать санаториями!
19:10, 14.05.2019 sochi
Эксперты международной сети отелей и курортов Hilton перечислили главные тренды, которые будут формировать индустрию путешествий в ближайшем будущем. Об этом пишет Travel Daily Media.
Цифровой детокс и завтраки без глютена: как изменятся услуги гостиниц через 10 лет?
Одной из основных тенденций будущего специалисты назвали растущий спрос на комплексное оздоровительное обслуживание туристов во время путешествия. Это связано с тем, что все больше людей стремятся укреплять свое здоровье, как физическое, так и психологическое. Поэтому в Hilton ожидают интеграции оздоровительных услуг на каждом этапе путешествия.
Как это будет выглядеть?
Скорее всего, в гостиницах, помимо спа-центров и фитнес-залов, постояльцам предложат услуги тренера, групповые и семейные тренировки, в том числе на свежем воздухе, разнообразие в меню с включением безлактозных и безглютеновых блюд, а также блюд для вегетарианцев, цифровой детокс, услуги по улучшению сна.
Еще одна тенденция — формирование специальных предложений для особенных гостей!
К таковым, например, относятся уже предлагаемые гостям сети отелей веганские люксы. В такие номера можно заказать деликатесы, приготовленные без животных белков, а также «правильные» напитки. Дизайн номеров также создается с учетом идеологических взглядов вегетарианцев, то есть никаких мехов и кожи в отделке.
Тренд, которые уже начал набирать обороты в отелях по всему миру, — высокотехнологичные номера.
К таким примерам относятся, например, гостевые комнаты Connected Room, которые позволяют своим постояльцам персонализировать и контролировать каждую деталь с помощью смартфона.
И еще одна неминуемая тенденция, которая тоже уже активно влияет на сейчас оказывает воздействие на туриндустрию, — забота об экологии.
Как отмечают аналитики Hilton, путешествия не только воплощают желание человека исследовать мир, расширяют культурную осведомленность и связывают мировую экономику, но и наносят ущерб окружающей среде. Только в 2018 году количество международных туристов достигло 1,4 миллиарда человек. Причем, многие путешественники начинают задумываться о том, как уменьшить этот вред, поэтому выбирают те объекты размещения, которые поддерживают концепцию Natural Friendly.
Дорогая Турция и стабильный евро привели к росту продаж Кипра
16:10, 14.05.2019 sochi
Туроператоры фиксируют этой весной рост спроса на пакетные туры на Кипр. За счет чего выросли продажи, и с каких курортов Кипра уже приходят первые «stop sale», разбирался «Вестник АТОР».
Неопределенность с BREXIT и банкротство лоукостера Germania привели уже в начале весны 2019 года к сокращению турпотока на Кипр с его основных въездных рынков – Великобритании (-6,9%) и Германии (-37%). В итоге в марте 2019 года на Кипре побывало 170 тыс. иностранных туристов (-11,5% в годовом выражении) – и это первое падение общего турпотока на южную часть острова за много лет.
Примечательно, что при всем этом из ключевых въездных рынков только Россия на Кипре показала рост: в марте на Кипре побывало почти 25 тыс. граждан РФ (+10,1% по сравнению с мартом 2018 года). Таким образом, РФ в марте стала вторым въездным рынком Кипра с долей 14,7% от общего количества иностранных туристов, обойдя в этом Грецию (8,2%) и Германию (7%).
ТУРОПЕРАТОРЫ ДОВОЛЬНЫ ХОДОМ РАННИХ ПРОДАЖ
Туроператоры, с которыми пообщался «Вестник АТОР», подтверждают тренды кипрской статистики – говоря о том, что рост придется и на май с июнем. Спрос на направление, как минимум, не хуже, чем год назад, при этом большинство туроператоров сообщают о росте продаж. Среди факторов, способствующих этому, участники рынка называют относительную стабильность курса евро, сохранение кипрскими отелями цен прошлого года, существенные скидки на проживание в период раннего бронирования (до 40%) и подорожавшую Турцию.
Так, в TUI Россия рассказали о росте продаж Кипра по РБ на 136% по сравнению с прошлым годом. Эксперты компании не исключают, что одним из факторов роста интереса к Кипру стало повышение стоимости отдыха в Турции, но это все же преимущественно рост с низкой базы. В пресс-службе туроператора «Интурист» рассказали о 40%-ном увеличении продаж, в TEZ Tour – о 34%-ном росте спроса.
По сообщениям ICS Travel Group и «Музенидис Трэвел», продажи соответствуют объемам прошлого года.
Примечательно, что в отличие от летней Турции или Греции, Кипр в сезоне-2019 не показывает такого ярко выраженного смещения спроса на май и начало июня. По данным туроператоров, продажи идут относительно равномерно в период с мая по август. Неплохо бронируют Кипр и на период бархатного сезона.
РАЗНООБРАЗИЕ СПЕЦПРЕДЛОЖЕНИЙ ПО ХОДУ СЕЗОНА
Как говорят участники рынка, в целом отели Кипра сохранили для российского рынка на лето-2019 цены прошлого сезона. По отдельным востребованным объектам подорожание составило от 2% до 5%. Такой ценовой «статус-кво» позволил туроператорам взять больше номеров на гарантии. «Ценовые предложения остались на уровне прошлого года, спрос достаточно устойчив, в связи с этим на сезон было взято больше отелей на гарантии», – прокомментировали в пресс-службе ANEX Tour.
Акция раннего бронирования Кипра закончилась в апреле. Но и в мае можно забронировать тур по спеццене. «Отели уже обозначили свою полную ценовую политику на сезон, и сейчас мы, скорее, ожидаем получение спецпредложений (СПО) на различные периоды», – говорит Марина Макаркова, руководитель отдела по связям с общественностью туроператора Coral Travel.
В предложениях «Музенидис Трэвел» уже есть отели, которые дают СПО на апгрейд питания (например, BB=HB).
Как говорят эксперты, в мае можно поймать СПО на пик сезона. Например, TUI Россия уже активно продвигает туры на Кипр в июле и августе с акцентом на СПО от отелей.
НА КАКИХ КУРОРТАХ УЖЕ ЕСТЬ STOP SALE?
Летом для Кипра характерен дефицит мест в отелях популярных курортов: Протарас, Айя-Напа и Лимассол. По данным «Интуриста», периодически информация об остановке продаж поступает от отелей Протараса и Айя-Напы, особенно на май и июнь: в основном, это отели уровня 3-4*.
О схожих трендах говорит и Марина Макаркова из Coral Travel. По ее наблюдениям, на текущий момент нет тотального дефицита мест, скорее есть отдельные отели 3*-4*и 5*, которые заявляют об остановке продаж на ряд дат в мае.
НА КИПРЕ РАСТЕТ ДОЛЯ ПАКЕТНЫХ ТУРИСТОВ
Кипр – традиционно одно из самых возвратных направлений. По оценкам участников рынка, доля возвратных туристов в зависимости от даты заездов составляет от 20 до 30%, как и в прошлом году. Как говорит директор по развитию туроператора ICS Travel Group Оксана Волканова, в основном такая аудитория возвращается в отели 5*, активно бронируя полюбившиеся объекты размещения в самом начале раннего бронирования.
По мнению экспертов, более привлекательные цены на пакетные туры и выбор отелей стимулируют поклонников Кипра больше обращаться за бронированием поездки к туроператорам. Так, в «Интуристе» сообщили, что в этом году в составе постоянной аудитории Кипра выросла доля именно пакетных туристов.
КАЧЕСТВЕННЫЕ ОТЕЛИ ВЫБИРАЮТ ЧАЩЕ
Что касается предпочтений туристов, то в сравнении с прошлым сезоном, есть тренд на выбор более качественных отелей. Об этом сообщили представители TUI Россия, ANEX Tour, TEZ Tour и Coral Travel. Как отмечает Марина Макаркова, «туристы начинают подбирать себе более комфортное проживание», так что в топе спроса Coral Travel по Кипру преимущественно отели 4*. По данным TEZ Tour, отели категорий 4-5* в сезоне 2019 выбирают 60% туристов, что на 10% превышает показатель прошлого года.
Чаще всего на Кипре россияне берут «полупансион», предпочитая отели Протараса и Айя-Напы. На долю бронирований с AI у «Интуриста» приходится 10% продаж направления, у TUI Россия – 40%. Туры с питанием HB у TEZ Tour забронировали 60% туристов (+10% к прошлому году).
Средняя продолжительность отдыха россиян на Кипре в этом году – от 9 до 12 дней.
КАКИМ БУДЕТ СЕЗОН ДЛЯ КИПРА?
По оценке туроператоров, в сезоне-2019 при сохранении стабильного курса рубля к евро, Кипр как минимум покажет результаты, близкие к уровню прошлого года. При благоприятном сценарии прогнозируется рост продаж от 5 до 10%. Ожидания туроператоров подтверждают и в авиакомпании «Россия», которая является лидером по перевозке между Кипром и РФ. По итогам 2018 года на долю перевозчика пришлось около 40% всего пассажиропотока между двумя странами.
В 2019 году авиакомпания «Россия» планирует перевезти на Кипр сопоставимое 2018 году количество пассажиров. В рамках программы полетов в партнерстве с туроператором «Библио-Глобус» из Москвы «Россия» будет летать в Ларнаку и Пафос. Также планируется выполнение рейсов в Ларнаку из Екатеринбурга, Казани, Нижнего Новгорода, Омска, Перми, Самары, Тюмени и Уфы. Самые вместительные в парке отечественных перевозчиков самолеты Boeing-747 ежедневно будут выполнять полеты в Ларнаку из «Внуково», а также из Санкт-Петербурга и Екатеринбурга.
СКОЛЬКО СТОЯТ ТУРЫ НА КИПР В НАЧАЛЕ СЕЗОНА?
«Вестник АТОР» узнал у туроператоров, от какой суммы стартуют туры на Кипр в первой половине июня на неделю на «все включено» на 2 взрослых, и двое взрослых плюс ребенок.
«Библио-Глобус»: отдых в отеле 4* на двоих обойдется от 68 тыс.р. на двоих, 2+1 – от 88 тыс.р.
«Музенидис Трэвел»: неделя семейного отдыха с ребенком обойдется от 120 тыс.р.
«Интурист»: пакетный тур на двоих взрослых обойдется от 80799 р., 2+1 – от 99310 р.
Coral Travel: путешествие на двоих взрослых стартует от 1045 евро, пакетный тур на семью с ребенком – от 1358 евро.
ANEX Tour: тур на двоих взрослых плюс ребенок (3*, BB) – от 80 700 р.
TUI Россия: пакет на двоих – от 65 тыс. р., 2+1 – от 81 тыс.р.
TEZ Tour: тур на двоих – от 70 тыс. р, 2+1 – от 90 тыс. р.
