Стариком, в лохмотьях одетым
Притащусь к домовой ограде..
Я был когда-то поэтом
Подайте на хлеб Христа ради!
Николай Клюев
В годы Великой Отечественной войны помещение дома №4 по Школьному переулку занимал детдом №5, а в 1960-70-е гг. - общежитие лесотехникума.
Большинство жилых домов старые, с глухими заборами, иногда украшенные остатками резных узоров, как №8, 9/1, 13, 22, 29
С ними соседствуют современные постройки.
А в доме №17 (или Ачинская, 13, тогда Староачинская - у пересечения переулка и улицы), в котором в семье Балакиных жил накануне расстрела поэт Николай Клюев, снесен, исчезла и находившаяся на нем мемориальная доска с барельефом поэта и изречением "Я - посвященный от народа" (из Книги "История названий томских улиц 2012")
Сейчас мемориальная доска находится в Доме искусств на Шишкова
Двенадцать лет, как пропасть, гулко страшных
Двенадцать гор, рассеченных на башни.
(Из поэмы "Песнь о Великой матери")
Николай Клюев о Томске:
"На самый праздник Покрова меня перевели из Колпашева в город Томск, это на тысячу верст ближе к Москве. Такой переход нужно принять как милость и снисхождение, но, выйдя с парохода в ненастное и студеное утро, я очутился второй раз в ссылке без угла и куска хлеба. Уныло со своим узлом побрел я по неизмеримо грязным улицам Томска. Кой-где присаживался на случайную скамейку у ворот, то на какой-либо приступок; промокший до костей, голодный и холодный, я постучался в первую дверь кособокого старинного дома на глухой окраине города – в надежде выпросить ночлег Христа ради. К моему удивлению, меня встретил средних лет, бледный, с кудрявыми волосами и такой же бородкой, человек – приветствием: «Провидение посылает нам гостя! Проходите, разодевайтесь, вероятно устали». При этих словах человек с улыбкой стал раздевать меня, придвинул стул, встал на колени и стащил с моих ног густо облепленные грязью сапоги. Потом принес валенки, постель с подушкой, быстро наладил мне в углу комнаты ночлег."
От автора Льва Пичурина: "Конечно, эти строки написал добрый человек, поэт, пытающийся утешить и успокоить своих корреспондентов. Думаю так, ибо за две недели до этого, 12 октября, он писал несколько иначе
Клюев: «Постучался для ночлега в первую дверь: – Христа ради. Жилье оказалось набитое семьей, в углу сумасшедший сын, ходит под себя, истерзанный. Боже! Что будет дальше со мной? Каждая кровинка рыдает».
Увы, эти строки более похожи на правду...
Примерно через месяц в письмах Клюева появился адрес дома, в котором он провел большую часть ссылки, дома, на котором 25 октября 1990 года установлена мемориальная доска: переулок Красного пожарника, 12"
"В Томске глубокая зима. Мороз под 40°. Я без валенок, и в базарные дни мне реже удается выходить за милостыней. Подают картошку, очень редко хлеб. Деньгами от двух до трех рублей – в продолжение почти целого дня – от 6 утра до 4-х дня, когда базар разъезжается. Но это не каждое воскресенье, когда бывает мой выход за пропитанием. Из поданного варю иногда похлебку, куда полагаю все: хлебные крошки, дикий чеснок, картошку, брюкву, даже немножко клеверного сена, если оно попадет в крестьянских возах. Пью кипяток с брусникой, но хлеба мало. Сахар великая редкость. Впереди морозы до 60°, но мне страшно умереть на улице. Ах, если бы в тепле у печки! Где мое сердце, где мои песни?!"
Пичурин Л. Последние дни Николая Клюева
. – Томск : Водолей, 1995. – 95 с
