В этом домике родился будущий писатель... Ровно 157 лет назад.
Вообще, семья Чеховых в нём жила совсем не долго, чуть больше года, но именно в это время в 1860 году и родился Антоша. Хорошие инвестиции в недвижимость - вот так пустить квартирантов на годик, а лет через 50 продать развалюху-флигель по десятикратной цене.
В 1910 году на домик повесили мемориальную доску, но там продолжали жить люди...
И только приступили к созданию музея, как грянула революция, смута. О домике просто забыли. Реально забыли, он зарос кустарником, с улицы его не было видно, поскольку флигелёк находится в глубине двора.
Но, люди, поселившиеся во дворе и ни о чём не подозревающие, случайно заметили покосившуюся табличку на разваливающимся домике... Через лет 7 здесь заработал музей))
Из письма А.П. Чехова (1895):
Куда бы я ни поехал — за границу ли, в Крым или на Кавказ, — Таганрога я не миную.
Радуюсь Вашему избранию в гласные. Чем больше у Таганрога будет таких честных и бескорыстных хозяев, как Вы, тем он счастливее... Жалею, что не могу послужить крупно с Вами родному Таганрогу... Я уверен, что, служа в Таганроге, я был бы покойнее, веселее, здоровее, но такова уж моя «планида», чтобы навсегда остаться в Москве...
(Именно так выглядела классическая гимназия, первая на юге России, когда в ней учился Антон...)
7 апреля 1887 года:
Совсем Азия! Такая кругом Азия, что я просто глазам не верю. 60000 жителей занимаются только тем, что едят, пьют, плодятся, а других интересов — никаких... Куда ни явишься, всюду куличи, яйца, сантуринское, грудные ребята, но нигде ни газет, ни книг...
(Так выглядела гимназия во времена позднейших посещений Чеховым Таганрога)
Местоположение города прекрасное во всех отношениях, климат великолепный, плодов земных тьма, но жители инертны до чертиков... Все музыкальны, одарены фантазией и остроумием, нервны, чувствительны, но все это пропадает даром... Нет ни патриотов, ни дельцов, ни поэтов, ни даже приличных булочников.
5-й час. Видно море. Вот она, ростовская линия, красиво поворачивающаяся, вот острог, богадельня, дришпаки, товарные вагоны... гостиница Белова, Михайловская церковь с топорной архитектурой... Я в Таганроге... Впечатление Геркуланума и Помпеи: людей нет, а вместо мумий — сонные дришпаки и головы дынькой. Все дома приплюснуты, давно не штукатурены, крыши не крашены, ставни затворены... С Полицейской улицы начинается засыхающая, а потому вязкая и бугристая, грязь, по к<ото>рой можно ехать шагом, да и то с опаской.
Не люблю таганрогских вкусов, не выношу и, кажется, бежал бы от них за тридевять земель.
Напиваюсь чаю и иду с Егором на Большую улицу. Вечереет. Улица прилична, мостовые лучше московских. Пахнет Европой. Налево гуляют аристократы, направо — демократы. Барышень чертова пропасть: белобрысые, черноморденькие, гречанки, русские, польки...
Мода: платья оливкового цвета и кофточки. Не только аристократия (т.е. паршивые греки), но даже вся Новостроенка носит этот оливковый цвет. Турнюры не велики. Только одни гречанки решаются носить большие турнюры, а у остальных не хватает на это смелости.
Идем в Михайловскую церковь. Темно. Извозчиков нет. По улицам мелькают силуэты дришпаков и драгилей, шатающихся по церквям. У многих фонарики. Митрофаньевская церковь освещена очень эффектно, снизу до верхушки креста. Дом Лободы резко выделяется в потемках своими освещенными окнами.
Приходим в церковь. Серо, мелко и скучно. На окнах торчат свечечки — это иллюминация; дядино лицо залито блаженнейшей улыбкой — это заменяет электрическое солнце. Убранство церкви не ахтительное, напоминающее воскресенскую церковь.
Еду к Еремееву, не застаю и оставляю записку. Отсюда к m-me Зембулатовой. Пробираясь к ней через Новый базар, я мог убедиться, как грязен, пуст, ленив, безграмотен и скучен Таганрог. Нет ни одной грамотной вывески, и есть даже «Трактир Расия»; улицы пустынны; рожи драгилей довольны; франты в длинных пальто и картузах, Новостроенка в оливковых платьях, кавалеры, баришни, облупившаяся штукатурка, всеобщая лень, уменье довольствоваться грошами и неопределенным будущим — все это тут воочию так противно, что мне Москва со своею грязью и сыпным тифом кажется симпатичной...
Жду соборного звона и иду к поздней обедне. В соборе очень мило, прилично и не скучно. Певчие поют хорошо, не по мещански, а публика всплошную состоит из баришень в оливковых платьях и шоколатных кофточках. Хорошеньких много, так много, что я жалею, что я не Мишка, которому так нужны хорошенькие... Большинство здешних девиц сложено хорошо, имеет прекрасные профили и не прочь поамурничать. Кавалеров здесь нет вовсе, если не считать греков-маклеров и подмоченных камбурят, а потому офицерам и пришельцам здесь раздолье.
Несмотря на холодный ветер, после обеда едем в Карантин. Тут, в Карантине, много дач дешевых и удобных; нанять к будущему году можно, но меня смущает изобилие дач; где изобилие, там многолюдство и шум. Есть дачи во дворе Компанейской мельницы, но мне не нравится место. Многие советуют съездить за 7 верст от Таганрога к Миусу, где тоже есть дачи. Когда съезжу, напишу. На Миусе продаются дачи очень дешево. Можно купить сносную дачу с садиком и с берегом за 500-1000 рублей. Дешевле грибов.
(До гимназии Антон посещал начальную школу при Греческой церкви. Церковь разрушили в 30-е, а маленькое здание той школы сохранилось в глубине двора. Но, об этом многие и не знают...)
Ночью чистое мучение: потемки, ветер, трудно отворяемые скрипучие двери, блуждание по темному двору, подозрительная тишина, отсутствие газетной бумаги... Купил гуниади, но здешний гуниади — бессовестная подделка, с полынной горечью. Каждую ночь приходилось жалеть и бранить себя за добровольное принятие мук, за выезд из Москвы в страну поддельного гуниади, потемок и подзаборных ватеров.
Был в саду. Играла музыка. Сад великолепный. Пахнет дамами, а не самоварным дымом, как в Сокольниках. Круг битком набит.
Кладбище красиво, но обокрадено. Памятник Котопули варварски ощипан.
Шехтелю, 11 апреля 1887 года:
Таганрог очень хороший город. Если бы я был таким талантливым архитектором, как Вы, то сломал бы его.
(Несомненно, что то пришлось сломать для здания библиотеке, построенному по проекту Шехтеля спустя годы))
(Городской шлагбаум, таким его видел Антон в детстве)
Как ни скучна и ни томительна таганрогская жизнь, но она заметно втягивает; привыкнуть к ней не трудно. За все время пребывания в Т<аганро>ге я мог отдать справедливость только следующим предметам: замечательно вкусным базарным бубликам, сантуринскому, зернистой икре, прекрасным извозчикам и неподдельному радушию дяди.
Остальное все плохо и незавидно. Барышни здесь, правда, недурны, но к ним нужно привыкнуть. Они резки в движениях, легкомысленны в отношениях к мужчинам, бегают от родителей с актерами, громко хохочут, влюбчивы, собак зовут свистом, пьют вино и проч.
Что отвратительно в Т<аганро>ге, так это вечно запираемые ставни. Впрочем, утром, когда открывается ставня и в комнату врывается масса света, на душе делается празднично.
(В греческом монастыре Чехов с братьями пел будучи гимназистом)
11 мая 1887 года:
Теперь я в Таганроге. Опять «ета...ета...ета...», опять короткий диванчик, Коатс, вонючая вода в рукомойнике... Езжу в Дубки, в Карантин и гуляю в садах. Много оркестров и миллион девиц. Изучаю местную жизнь. Был на почте, в купальнях, на Касперовке... Открытие: в Таганроге есть Мясницкая улица. На Большой улице есть вывеска: «Продажа искусминных фруктовых вод». Значит, слыхал, стерва, слово «искусственный», но не расслышал как следует и написал «искусминных»
(А в этом домике по большей части прошли детские годы Антона. Сейчас здесь музей)
10 сентября 1888:
Всей душой хотел я повидаться с вами, пожить в Таганроге, погулять по саду, мечтал об этом еще зимою, но беда в том, что когда я проезжал через Таганрог и с вокзала глядел на Михайловскую церковь (это было 6 августа, в день Преображения), то чувствовал себя не в своей тарелке и решительно не был в состоянии исполнить свое и твое желание, т. е. остаться в Таганроге.
(В этом доме торчали английские яжра после бомбардировки города за пять лет до рождения Антона)
3 мая 1890 года:
Мой дядя Митрофан Георгиевич писал мне, что в разговоре с ним Вам угодно было выразить желание, чтобы я прислал свои книги в Таганрогскую городскую библиотеку. Такое Ваше внимание ко мне, мною не заслуженное, слишком лестно для моего авторского самолюбия, и я не нахожу слов, чтобы благодарить Вас. Я счастлив, что могу хотя чем-нибудь быть полезен родному городу, которому я многим обязан и к которому продолжаю питать теплое чувство.
Нет сомнения, что по этой лестнице не раз и не два бегал мальчик Антоша...
11 июля 1894 года:
20-22 июля я поеду в Таганрог лечить дядю, который серьезно заболел и хочет непременно моей помощи. Это отличнейший человек, и отказать ему было бы неловко, хотя, я знаю, помощь моя бесполезна. В Таганроге пробуду 1-2-3 дня, выкупаюсь в море, побываю на здешнем кладбище - и назад в Москву...
Если поедете со мной в Таганрог — очень милый город, то поедемте.
Приглашаю Вас в сей город на основании Вашего заявления, что Вам будто бы все равно куда ни ехать, лишь бы не за границу. А я стал мечтать о том, чтобы опять проехаться по степи и пожить там под открытым небом хотя одни сутки.
(Дворец Александра первого, где умер Император)
6 сентября 1894:
В Таганроге я застал солнце, но все-таки температура была понижена, с моря веяло холодом и по вечерам приходилось надевать теплое пальто. В Таганроге прожил я 6 дней. В последние 2-3 дня шел дождь и дул ветер, пришлось отказаться от удовольствия — плыть по Азовскому морю на пароходе.
(Театр, где пропадал Чехов-гимназист. Снимок того самого время))
1895 года:
Я кашляю. Если серьезно заболею, то придется 1/2-1 год прожить на родине, т. е. в Таганроге, ибо воздух родины — самый здоровый воздух. Если бы я был богат, то непременно купил бы тот дом, где жил Ипполит Чайковский.
21 марта 1895:
Вот если захочется отдохнуть, то приеду в Таганрог, пожуирую с тобой. Воздух родины самый здоровый воздух. Жаль, что я небогатый человек и живу только на заработок, а то бы я непременно купил себе в Таганроге домишко поближе к морю, чтобы было где погреться в старости.
Между прочим, армяне - исконные насельники наших земель
19:10, 27.01.2017 all_rnd
Вот, ученые доказывают.
Осетины с татарами проходят и уходят, а армяне живут и живут. Ну и пишут чёто там непонятное на секретных формах с изображением двуглавого орла. А казаков тогда тут ещё небыло!
В Москве в этот день трудящиеся прощались с вождём мирового пролетариата Владимиром Ильичом Лениным. В далёком провинциальном Таганроге красноармейцы, слушатели Высшей кавалерийской школы Первой конной армии, организовали пролетарское отпевание бюста Ленина в Успенском соборе на центральной площади города.
Обряд совершал красный командир Семён Наливайченко, надевший вместо креста вырезанную из фанеры звезду, бойцы хором спели Интернационал. После этого бюст Ленина был торжественно захоронен прямо на площади, невдалеке от стен Успенского собора. Предполагалось на этом месте позже поставить памятник вождю. Через какое-то время об этой идее забыли, потом демонтировали собор, потом реконструировали площадь, потом ещё раз...а в 1970 году на этом месте таки установили памятник работы скульптора Томского, который и по сей день возвышается над Октябрьской площадью.
Ну аэрофото дневного Ростова у меня в ЖЖ дано есть. Теперь удалось более менее сделать фото и ночного Ростова. Походу глиссаду слегка сдвинули на ЮГ, но тем не менее:-) Итак 1) Аэропорт Ростова на Дону. Уже скоро его не станет....... 2) еще одно фото 3) По огням полосы хорошо видна ее кривизна:-) 4) еще фото. Это не оптические искажения--она такая:-) 5) Ночной аэропорт 6) Затрудняюсь точно сказать какой именно район. 7) Вид на Ростов вдоль. Светящаяся трапеция внизу это Театральная площадь. От нее идет Садовая. 8) солнце просыпается
продолжу 1) 2) Вокзальная площадь видна, Новый уже старый мост по Сиверса 3) Центр. Изумруд справа это здание Центробанка 4) Центр 5) вот еще он. Ну в полете снимал:-) 6) Район Ворошиловский-Кировский 7) Он же 8) Он же 2 9) Видны Театралка и Интурист 10) Вот сама Театральная площадь. Театр Горького. 11) Карла Марла площадь. Театр Юного Зрителя. 12) Аэропортовский STS автобус 13) Сам Самолет!!!
