Я пребывала в поисках старого снимка петербургской гостиницы "Астория", когда услужливый Гугл подсунул мне в числе прочего эту картинку:
Художественный театр в кабаре "Бродячая собака", Петербург, 1912 или 1913 год.
И Бог весть, почему меня на сей раз так зацепили эти лица, а пуще того - название пресловутого кабаре. Повеяло осенней безысходностью: целая зима до весны; петербургская зима, промозглая, ветреная, опасная... Я пошла читать все подряд про всех подряд завсегдатаев того подвала, и наполнилась трагизмом до краев.
На эту люстру актриса Ольга Высотская, дурачась, набросила свою длинную белую перчатку. То было в день (точнее, в ночь) открытия Подвала Бродячей Собаки, 1 января 1912 г. Два года спустя она навсегда уедет из Петербурга, увозя с собой годовалого Ореста, своего незаконнорожденного сына; своего и Николая Гумилева...
Ольга Высотская с сыном, 1914 год.
Рядом с перчаткой Высотской повисла черная театральная маска (по другой версии, черная перчатка) Николая Евреинова. Это сейчас его имя широкой публике ничего не говорит. А всего-то сто лет назад ему все театралы били челом, называли "мудрым Арлекином" и гением.Он закончил дни свои в Париже, масоном 18-й ступени (или степени?). И теперь его цитируют в искусствоведческих диссертациях.
Николай Евреинов в изображении Аненнкова, 1920 год.
Перчатка Высотской и маска (перчатка?) Евреинова долго оставались на месте.
Возможно, они были там и тогда, когда завсегдатаи "Бродячей собаки" справляли поминки по человеку, изготовившему эту люстру из деревянного обода. Художник Николай Сапунов через полгода после открытия кабаре утонул во время лодочной прогулки... А тогда, в свою последнюю новогоднюю ночь, он со смехом объявил, что Высотская и Евреинов наилучшим образом дополнили его творение. И все согласились, что дополнение подходящее - оригинальный символ театра в самом артистическом клубе Петербурга.
Мы все бродячие собаки...
Вроде как Алексей Толстой, впоследствии Красный Граф, принимавший активное участие в становлении клуба, участвовал и в поисках помещения. Вообще, Борису Пронину, главному автору проекта "местечка для своих", изначально виделся мезонин. Или чердак. Все же ближе к небу, возвышеннее. Но активисты слонялись, слонялись по Петербургу, а подходящего места все не находилось. Тогда (будто бы) Толстой и воскликнул:
- А не напоминаем ли мы сейчас бродячих собак, которые ищут приюта?
(по воспоминаниям режиссера Николая Петрова)
Пронин же говорит, что про бродячую собаку - это была его идея.
Бог весть, кто озвучил ее первым, но факт, что образ лежал на поверхности - кому, знакомому с артистической средой, не придет в голову сравнение с бродячей собакой... А эти были не просто "знакомы". Они и были "бродячими собаками", самыми что ни на есть.
Отец-основатель
На визитке Бориса Пронина значилось: «доктор эстетики гонорис кауза». "А черт его знает, что это значит!" - говорил он сам про эту надпись. Вообще, он был очень непосредственный парень. Встречая гостей в "Бродячей собаке", всем говорил "ты", к каждому лез обниматься, как к родному, а спроси его, кто это был - ответит: "А черт его знает, хам какой-то...".
Чей-то рисунок. Не знаю, чей, но это "Бродячая собака".
Он был типичный Обещалкин:
"Человек совершенно неработоспособный. Типичный продукт актёрско-студенческой богемы. <…> В делах, серьёзных делах, не выносим <…> Пока говорит — всё идёт как по маслу, как наступает момент реализации слов и проектов — Пронина нет. И потом какая-то мания создавать проекты. Это болезнь". (Мейерхольд)
Но именно такие-то люди оказываются неподражаемыми клубными распорядителями. Пронин был волшебный арт- (хунд, "собачий") директор. Он знал весь свет и весь свет знал его. Знал, в том числе, что если Пронин просит денег - надо непременно дать, иначе не отвяжется. Во всяком случае, Николай Могилянский, профессор антропологии, земляк Пронина, знал это наверняка. Поэтому когда Борис Константинович, Борька, ворвался к нему в квартиру с речью:
"- Понимаешь! Гениальная идея! Все готово! Замечательно! Это будет замечательно! Только вот беда - нет денег! Ну я думаю, у тебя найдется рублей двадцать пять. Тогда все будет в шляпе! Наверное! То есть это, я тебе говорю, будет замечательно", -
профессор сразу смекнул:
"за 25 рублей можно моментально прекратить беседу, которая грозила стать очень длинной, ибо Борис уже снял барашковую серую шапку и длиннейший белый шарф, но второпях забыл снять пальто - до такой степени был во власти своей блестящей идеи".
Николай Михайлович Могилянский.
Проект, к удивлению профессора (и не его одного), состоялся. Причиной тому, должно быть, послужил тот факт, что Пронин был замешан в деле не один, а слишком многие идеей зажглись и рыцарской свиньей окружили Пронина, не дали соскочить.
Это был единственный в жизни Бориса Константиновича удавшийся проект. Ни последовавший затем "Привал комедианта", ни тем более московский "Странствующий энтузиаст" 20-х годов не подошли и близко к "Собаке". Кто их вспомнил с печалью, с сладкой болью, эмигрантской тоской? Нет, никто не написал таких стихов про "Странствующего энтузиаста", какие Георгий Иванов написал, возвращаясь мысленно в "Собаку":
В тринадцатом году, еще не понимая
Что будет с нами, что нас ждет –
Шампанского бокалы подымая,
Мы весело встречали – Новый Год.
Как мы состарились! Проходят годы.
Проходят годы – их не замечаем мы...
Но этот воздух смерти и свободы,
И розы, и вино, и холод той зимы
Никто не позабыл, о я уверен.
Должно быть сквозь свинцовый мрак
На мир, что навсегда потерян,
Глаза умерших смотрят так.
Целых полтора года из трех отпущенных судьбой "Бродячая собака" была, как первоначально задумывалось, "только для себя, для своих, для друзей, для знакомых, и не кабаре, и не клуб; ни карт, ни программы". Было замечательно и интимно. "Фармацевты" лишь изредка робко пробивались, чтобы поглазеть на "богему" и заплатить за их выпивку...
"Бродячая собака" стала знаком эпохи, а рядом с ней остался в истории и "доктор эстетики" Борис Пронин, окончивший свои дни скромным актером труппы ленинградского академического театра имени Пушкина.
Это Борис Пронин с Верой Александровной
Лишневской-Кашницкой. Он познакомился с ней в "Бродяче собаке" в 1914 г. на чествовании поэта Поля Верховена. Лишневская была учительницей. Ее брак с Прониным продлится недолго. "Странствующего энтузиаста" он, уже 48-ми лет, затеет в Москве на пару с другой женой - 17-летней Марией Рейнгардт. С ней отправился в ссылку в 1926. А с ней ли вернулся - мне неизвестно.
Отцы-оформители
Это герб "Бродячей собаки".
"Маленькая и злобная" дворняжка Мушка послужила прообразом пса, изображенного на нем.
По воспоминаниям художника Сергея Судейкина, еще одного отца-основателя (и оформителя) кабаре, псину эту он купил за два серебряных рубля, послушавшись Бориса Пронина:
"По дороге попался бродяга, продававший лохматого, бесцветного щенка. «Какая прелесть, — сказал Пронин. — Бродячий щенок, нет, будущая «бродячая собака». Купи его, это название для нашего подвала»".Мушка жила в "Бродячей собаке".
Много лет спустя Георгий Иванов вспоминал картину:
Четыре часа утра. Пронин уже без жилета. Сидит в углу. Грустно гладит Мушку. И приговаривает: «Ах, Мушка, Мушка, зачем ты съела своих детей?».
Герб нарисовал Мстислав Добужинский.Этот художник остался в истории искусства автором иллюстраций к Достоевскому, Пушкину, Олеше; создателем декораций и костюмов ко многим постановкам оперным, балетным и драматическим. Но в последние годы он чувствовал себя "забытым художником", писал об этом в письмах. Он закончил свою жизнь в Нью-Йорке в 1957.
Мстислав Добужинский, 1910-е гг.
В "Бродячей собаке" было две комнаты - побольше и поменьше. БОльшую комнату, куда могло поместиться до 80 человек, а помещалось до 120, расписывал Сергей Судейкин. Не вмещаясь на стенах, вползали на потолок изгибы фантастических цветов; все в причудливых позах, арапчата перемешивались с белокожими дамами, детьми, птицами; нарочито-яркое смешение красного и зеленого производило на неподготовленного зрителя впечатление, ведущее к обмороку.
"Пестрые, как юбка татарки, стены, потолки и занавес четырехаршинной сцены действуют на психику, как кумач на быка. Получается какое-то общее раздраженное повышенное настроение, среднее между помешательством и опьянением", - написал, посетив "Собаку" хроникер "Биржевки" в 1915 г. 
Эту картину Сергей Судейкин нарисовал в 1916, когда история "Бродячей собаки" уже закончилась. Сначала работа называлась "Артистическое кафе" или "Привал комедиантов". Потом художник дал ей другой заголовок - "Моя жизнь". Женщина в центре - Оленька Глебова-Судейкина, Коломбина десятых годов, первая жена Судейкина. Роскошная дива, смотрящаяся в зеркало - его вторая жена Вера, на которой он женился, не разведясь с Глебовой. Слева - поэт Михаил Кузмин, опасный друг, демонический фавн, один из Кавалеров Ордена Собаки... Из-за занавеса выглядывает Мейерхольд, которого на открытие "Бродячей собаки" приглашали, но он не пришел... Себя Судейкин изобразил справа в образе Арлекина.
Автопортрет.
Одна из самых заметных фигур "Бродячей собаки", блестящий художник, Сергей Судейкин умер в бедности в Нью-Йорке, одиноким, и его картины не стали главным украшением парадных альбомов Третьяковской галереи.
Меньшую комнату кабаре отдали на растерзание Николаю Кульбину. Кульбин был художником по совместительству, основной сферой его занятости была медицина, и он являлся главным врачом генерального штаба.
Н. Кульбин. Художник, 1916 год
Кульбина называли главным идеологом "собачьего" государства, "сумасшедшим доктором" и "дедушкой русского футуризма" (потом). Его кипучая деятельность оборвалась в марте 1917 года. Меньшую комнату в "Бродячей собаке" он расписал в духе кубизма,
раздробив плоскость стен разноцветными геометрическими формами, хаотически налезающими друг на друга.
С. Судейкин. Портрет Н. И. Кульбина, 1912-1914.
Портрет главного идеолога "Бродячей собаки" висел одно время в бОльшей комнате.
Так же в бОльшей комнате находился камин - этакий огромный мефистофелевский очаг; ручная работа архитектора Фомина
Вдоль стен стояли диваны - результат трудов обойщика Ахуна. Именно на диване у камина предпочитала сидеть Ахматова.
В полутьме сидела она, покуривая тонкую папироку в длинном мундштуке, попивая кофе, всегда в окружении - влюбленных мужчин и женщин с глазами, словно углем нарисованными...
(продолжение следует)
