Николай Ипполитович Бобин с женой Эмилией Иосифовной, в девичестве Петровской
При первоначальном замысле я хотел предпослать этой публикации небольшое предисловие, в котором намеревался порассуждать о ценности "трудов" советских историков, исследовавших историю революции и гражданской войны и вместо науки породивших мифы. А потом хотел дать оценку действиям утвердившейся после 1917 года в России новой власти. Но по здравому размышлению пришёл к выводу: надо ли это делать? Зачем сотрясать воздух или пачкать страницы негодующими сентециями, ведь предлагаемый материал от этого ничего не выиграет. Тем более, что здесь никакого разоблачения и не требуется - нагота красного террора сама предстаёт перед каждым, кто прочтёт предлагаемую статью. Приводимые в статье тексты документов мною не редактировались и не исправлялись.
В первых числах января 1920 года, когда в ледяных просторах Сибири между Красноярском и Иркутском умирала белая Русская Армия адмирала Колчака, а он сам был выдан союзниками Иркутскому эсеровскому Политцентру, "железный" Феликс внёс в ЦК коммунистической партии предложение о том, чтобы от имени ВЧК дать местным чекистам директиву о прекращении с первого февраля расстрелов и о передаче дел, по которым могло бы грозить такое наказание, в революционные трибуналы.
Тринадцатого января в Кремле Политбюро ЦК РКП(б) постановило принять его предложение "с тем, чтобы приостановка расстрела была тем же приказом распространена и на ВЧК". Кроме того, назначили комиссию "для разработки формального приказа и подтверждения этого приказа от имени правительства в целом". А в это время в переполненном беженцами вокзале города Красноярска был задержан инженер Николай Ипполитович Бобин, разыскиваемый по указанию руководителя Томской транспортной ЧК товарища Рудого по всей Сибири.
Семнадцатого января в Москве совместным постановлением ВЦИК и СНК применение высшей меры наказания - расстрела - было отменено как по решением ВЧК и её местных органов, так и по приговорам революционных трибуналов. Выступивший перед этим на заседании сам Ленин произнёс красивую самооправдательную речь:
"Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приёмами Антанты. И как только мы одержали решительную победу, ещё до окончания войны ... тотчас мы отказались от применения смертной казни... И я думаю, надеюсь и уверен, что ВЦИК единогласно подтвердит это мероприятие Совнаркома и разрешит его таким образом, ЧТОБЫ ПРИМЕНЕНИЕ СМЕРТНОЙ КАЗНИ В РОССИИ СТАЛО НЕВОЗМОЖНЫМ".
В Сибири же в этот день из Томска в Красноярск пришла телеграмма товарища Рудого:"Срочно отправьте под усиленной охраной арестованного инженера Бобина в Томск моё распоряжение. Предупредить сопровождающих, что за сбег арестованного будут (преданы) суду революционного трибунала".
Одновременно товарищ Рудый разослал телеграммы в транспортные ЧК Екатеринбурга и Омска - товарищам Милякову и Ивонину:"По моему распоряжению Красноярске арестован задержан Бобин точка прошу срочно сообщить направлять ли такового вам или обвинительный материал будет вами выслан Томск для передачи местную ГТЧК Рудый".
В результате переговоров было решено следствие по делу инженера Бобина произвести в Томске, куда немедленно выехала экспедиция Омской транспортной ЧК вместе со следователем Ноздрачёвым. А 25 января из Красноярска милиционеры Томской дорожной милиции Алексей Романюк и Филипп Фомченко, приняв инженера Бобина от председателя Томской головной транспортной ЧК товарища Трифонова и секретаря Главного комиссара Томской железной дороги товарища Еловикова, повезли его в Томск.
В Томске следователь Омской РТЧК Ноздрачёв с делом арестованного управился в течение одного дня 31 января 1920 года. Он не только успел допросить Николая Ипполитовича и предъявить ему обвинение "в контр-революционных деяниях против Советской власти", причём "обвиняемый в предъявленном ему обвинении виновным себя не признал". Кроме того на допросе Бобин заявил:"Мой личный взгляд на правительство Колчака как на власть насильно захваченную и после того как я узнал о действиях этой власти в Сибири считаю таковую сплошной безобразной атаманщиной. Советскую власть как объединившую всю страну я считаю таковою желательной".
Но чекиста Ноздрачёва такими признаниями не проведёшь и их он во внимание не принимает, а именем коллегии районной транспортной ЧК по борьбе с контр-революцией постановляет в отношении инженера Бобина "мерой пресечения уклониться от следствия избрать содержание под стражей экспедиции РТЧК Омской железной лороги впредь до окончания следствия".
Окончание следствия состоялось 4 февраля. К этому дню следователь Ноздрачёв на станции Томск-II составил итоговый документ, именуемый "Характеристика дела № 3":
"Характерно отметить, что БОБИН, как специалист инженер техник и как видно из его биографии после окончания института быстро получал повышения по службе, но как человек бюрократического строя после свержения царизма, когда властьб перешла к народу, то БОБИН не пошёл навстречу народу и не отдал свои технические знания на строительство рабочей Крестьянской власти, а всячески старался подорвать транспорт, за что и был уволен от службы Главным железнодорожным Комитетом, а 10 января 1919 г. когда Советская власть пала, то он как техник своего дела был назначен чешским генералом Гайда на прежнюю свою должность, где БОБИН извлёк все свои технические знания по восстановлению транспорта в пользу бюрократического строя.
Заключение.
Принимая во внимание вышеизложенное предъявленное обвинение инженеру Бобину в контр-революционных деяниях против Советской Власти нахожу установленным, исходя из вещественных доказательств и его личного признания, предлагаю: 1) Инженера БОБИНА, как вредного для Советской Власти подвергнуть высшей мере наказания т.е. расстрелять, принимая во внимание постановление об отмене смертной казни заменить таковую заключением в констуционные лагери (видимо следователь Ноздрачёв имел в виду "концентрационные лагери" - А.Б.) впредь до окончания гражданской войны 2) дело прекратить и сдать в архив".
В этот же день Омская РТЧК в составе Игнатьева, Россье и Ноздрачёва постановила:"К инженеру БОБИНУ применить высшую меру наказания т.е. РАССТРЕЛЯТЬ, но в виду отмены смертной казни гр. БОБИНА заключить в констратационный лагерь (так в тексте - чекисты никогда не делали ошибок в слове "расстрелять" как наиболее часто употреблявшемся, а вот оставление в живых с помещением в концентрационный лагерь было для них настолько ново, что они ещё не научились правильно писать это слово - А.Б.) впредь до окончания гражданской войны. Дело с личностью препроводить в РТЧК Омск для утверждения".
Казалось бы, что Николаю Ипполитовичу несказанно повезло, ещё пару-другую недель назад его бы чекисты шлёпнули не задумываясь, но Советская власть настолько гуманна, что запросто может не только казнить, но и миловать своих врагов, как настоящих, так и мнимых. Но инженер Бобин и его жена не были людьми наивными и публично объявленным постановлениям коммунистических властей не верили. Кстати, весьма справедливо.
О грозящем Николаю Ипполитовичу расстреле были поставлены в известность многочисленные его знакомые и сослуживцы, да и не только они. Об этом наглядно свидетельствуют две следующие телеграммы:
"Телеграмма чрезвычайная. Вне очереди.
Получена 1/III-1920 г. в 8 час. 30 мин. утра по телеграфу.
Омск РТЧК угол Волковской и Симоновской 28
Из Москвы-Кремля № 129
ПРОШУ ПРИВИДЕНИЕ ПРИГОВОРА К РАССТРЕЛУ НАД ИНЖЕНЕРОМ БОБИНЫМ ПРЕОСТАНОВИТЬ ВПРЕДЬ ДО РАСПОРЯЖЕНИЯ ПРЕЗИДИУМА ВЧК - ПРЕДЦИК КАЛИНИН"
Через два дня:
"Военная. Вне очереди. По прямому проводу через Политкома.
Омск Губчека Уралову копия РТЧК копия ЦЧ Свердлову копия Москва МП
ПРИШЛИТЕ НЕМЕДЛЕННО КРАТКОЙ ЗАПИСКОЙ ДАННЫЕ ДЕЛ ИНЖЕНЕРОВ БОБИНА И ПЛАХТИНА АРЕСТОВАННЫХ ОМСКОЙ РТЧК ПРЕДПИСЫВАЮ ВОЗДЕРЖАТЬСЯ ОТ ПРИМЕНЕНИЯ КАКИХ БЫ ТО НИ БЫЛО МЕР НАКАЗАНИЯ БЕЗ МОЕГО РАЗРЕШЕНИЯ ЗА ВАШЕЙ ОМСКОЙ РТЧК ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ 362. - ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЧК ДЗЕРЖИНСКИЙ. -"
Кто же такой был Николай Ипполитович Бобин, если глава государства, пусть и формальный, Калинин и сам всемогущий председатель ВЧК Дзержинский занялись его судьбой? Или просто сыграли роль дружеские связи?
Николай Ипполитович Бобин с семьёй Петровских (второй справа)
Николай Ипполитович Бобин родился 2 декабря 1876 года в заводе Молебский Красноуфимсого уезда Пермской губернии. По национальности русский, вероисповедания православного, выходец, наверное, покажется удивительным, но из крестьян. Образование имел высшее, так как ещё задолго до революции окончил Санкт-Петербургский институт путей сообщения. За участие в студенческих беспорядках в 1901 году был арестован и в административном порядке выслан из Петербурга. Об этом и многом другом Бобин сам рассказал на последнем своём допросе уже в Омске 19 апреля 1920 года:
"Я не мог и не могу быть контр-революционером. Ещё в ученические годы я был привлечён к ответственности за распространение нелегальной литературы. Дело было прекращено вследствие коронационной амнистии. В 1905 году я состоял председателем Центрального комитета служащих и рабочих Пермской (железной) дороги. Крупной собственности никогда не имел".
В марте 1917 года служащими и рабочими Пермской железной дороги Николай Бобин был избран на должность её начальника, а Министерство путей сообщения Временного правительства утвердило результаты выборов. С установлением Советской власти от должности был отстранён, но с приходом в Пермь белых войск его вновь назначили начальником дороги. Кстати, при красных дорога пришла в такой упадок, что при оставлении Перми они были вынуждены бросить большую часть имущества из-за невозможности вывезти железнодорожным транспортом. Расследованием обстоятельств эвакуации Перми тогда по личному указанию Ленина занимались Сталин и Дзержинский.
Так вот Николай Бобин в условиях разрухи и гражданской войны сумел привести Пермскую железную дорогу в удовлетворительное состояние и она исправно функционировала. Его организаторский талант был быстро оценён Омским руководством, как военным, так и гражданским. Именно он при отступлении белых организовал и провёл железнодорожную эвакуацию Перми. Потом руководит разгрузкой Богдановичского железнодорожного узла. Исполняет обязанности начальника Тюменского отдела Омской железной дороги. При эвакуации Омска Бобину поручается разгрузка Омского железнодорожного узла, затем Ново-Николаевского.
Как видим, в лице Николая Ипполитовича Бобина белые имели очень деятельного и, надо честно признать, талантливого организатора железнодорожного транспорта. Вот почему его так настойчиво по всей Сибири потом разыскивала транспортная ЧК. Но если ЧК он был нужен как враг, подлежащий расстрелу, то в Наркомате путей сообщения РСФСР на личность Бобина смотрели по-иному - знания такого высококлассного специалиста ой как были нужны при разрушенном железнодорожном транспорте.
Ещё Николая Бобина из Томска не привезли в Омск, а заместитель наркома путей сообщения Свердлов (родной брат Якова Свердлова - А.Б.) буквально бомбардирует омских чекистов телеграммами, находясь в Екатеринбурге:
"Омск губчека Уралову копия РТЧК Ивонину Москва НКПС Маркову
ВСЛЕДСТВИЕ ПОЛУЧЕНИЯ ИЗ ЦЕНТРА РАЗЪЯСНЕНИЙ В ДОПОЛНЕНИЕ МОЕГО ОТНОШЕНИЯ 3043 ПРЕДЛАГАЮ ПРИВЕДЕНИЕ В ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА ПО ДЕЛАМ БОБИНА ПЛАХТИЯ КРУГЛИКОВА КОЗЫРЕВА ОТСРОЧИТЬ ВПРЕДЬ ДО РАСПОРЯЖЕНИЯ ЦЕНТРА № 3240 ЗАНАРКОПУТЬ СВЕРДЛОВ".
Через десять дней Свердлов шлёт новую свою телеграмму с тем же требованием, приложив к ней телеграмму Дзержинского. Из Москвы Наркомат путей сообщения тоже пытается воздействовать на омских чекистов:
"Омск РТЧК копия казённый дом номер 204 инженеру Пригоровскому
ПОЛУЧИЛ СООБЩЕНИЕ ЧТО ИНЖЕНЕР БОБИН МОЖЕТ БЫТЬ ОСВОБОЖДЁН НА ПОРУКИ ПОД МОЁ ТЕЛЕГРАФНОЕ ПОРУЧИТЕЛЬСТВО ТОЧКА ЕСЛИ РАССМОТРЕНИЕ ДЕЛА НАХОДИТСЯ В ТАКОЙ СТАДИИ КОГДА ОСВОБОЖДЕНИЕ БОБИНА НА ПОРУКИ ВОЗМОЖНО ТО МОГУ ДАТЬ ПОРУЧИТЕЛЬСТВО ЧТО БОБИН ДОЛЖЕН ПО ПЕРВОМУ ТРЕБОВАНИЮ РЕВТРИБУНАЛА ЯВИТСЯ ДЛЯ ПРЕДОСТАВЛЕНИЯ ВСЕХ НЕОБХОДИМЫХ ОБЪЯСНЕНИЙ ПРИНЯТЫЕ МЕРЫ ПРОШУ ТЕЛЕГРАФИРОВАТЬ № 1372 ЦП. МАРКОВ".
На момент получения этой телеграммы Николай Бобин уже около трёх недель находился в Омске среди других заключённых тюремного вагона транспортной ЧК. Но ни одна из телеграмм - ни Калинина, ни Дзержинского, ни Свердлова, ни Маркова - не улучшили положения арестованного инженера. Чекистская рука на принятой последней телеграмме наложила краткую резолюцию:"Ввиду поступления новых материалов освобождён быть не может. 8/IV-1920" и подпись неразборчиво.
Если честно, то никаких новых материалов по делу Бобина больше не было, кроме известного и никем не оспариваемого факта выполнения им обязанностей начальника Пермской железной дороги и выполнения поручений министра путей сообщения Устругова по разгрузке железнодорожных узлов. Самый большой компромат заключался в том, что в бытность Бобина начальником дороги в Перми, он получил из Омска от Устругова указание о создании комиссии по выявлению среди служащих большевистски настроенных лиц и их увольнению. Полученное указание министра Бобин просто продублировал своим приказом по вверенной ему железной дороге, на этом всё и закончилось. Ни одного факта преследования лиц за большевистские убеждения среди служащих и рабочих Пермской дороги не смогли обнаружить чекисты, чтобы вменить их ему в вину. Зато обнаружилось другое - начальник Пермской железной дороги Николай Бобин наравне со своими служащими заботился о семьях лиц, эвакуированных Советской властью при отступлении красных из Перми, выдавал им пособия и продовольствие. Но это никто в зачёт не принял.
За полтора месяца сидения в тюремном вагоне в Омске Николая Бобина чекисты допросили только один раз 19 апреля и всё! После чего на стол начальника Омгубчека Уралова легла служебная записка, составленная заведующим следственным отделом Омской транспортной ЧК, с указанием вины бывшего начальника Пермской железной дороги инженера Бобина, бывшего начальника Омской железной дороги инженера Козырева и бывшего начальника Омских железнодорожных мастерских инженера Плахтия.
Так как ничего нового к делу практически добавлено не было, то никакого нового заключения по делу не составлялось. Председатель Омгубчека Уралов взял простой карандаш и через весь печатный текст заключения, составленного ещё в Томске следователем Ноздрачёвым, написал:
"Признать обвинение Н.И.Бобина в активной борьбе со сторонниками сов. власти доказанным и применить к Бобину высшую меру наказания, т.е. расстрелять.
Уралов".
И ещё чуть ниже три неразборчивых подписи членов Омгубчека. Ни указания даты, ни печати - расстрелять и всё! Но ведь председатель Омгубчека не высшая инстанция. В то время всеми чекистами не только Омска, но и всей Сибири руководил полномочный представитель ВЧК по Сибири Павлуновский. И он оставил след в деле Николая Бобина, только в отличие от Уралова не простым, а синим карандашом:
"РТЧК поручается приговор о расстреле Бобина привести в исполнение до первого мая с/г ПАВЛУНОВСКИЙ"
Последним документом в деле инженера Бобина стал коротенький акт:
"АКТ 1920 ГОДА 30 ДНЯ
мы нижеподписавшиеся составили настоящий в том, что сего 30 апреля в 11 часов 30 м. приведён в исполнение приговор высшей меры наказания т.е. расстрел над гражданами:
1. Николай Ипполитовича БОБИНА
2. Степана Прокофьевича ПЛАХТИЙ
3. Ивана Афанасьевича КОЗЫРЕВА
что подписями удостоверяется
Председатель РТЧК Херувимов
Секретарь Губчека Р.Лепсис
Комендант Губчека Гужанов".
Власть в Омске принадлежала ЧК и только она решала - кому жить, а кому быть расстрелянным, а все постановления об отмене смертной казни и прочая подобная чепуха - не более, как театральный реквизит, предназначенный для прикрытия красного террора.
У Николая Ипполитовича Бобина остались жена Эмилия Иосифовна, в девичестве Петровская, и сын Лев, рождения 1914 года. Когда омские чекисты расстреляли отца, ему было всего шесть лет.
P.S. Красноармеец Бобин Лев Николаевич, 1914 года рождения, уроженец и житель города Молотова (сейчас город Пермь), пулемётчик 170-й стрелковой дивизии погиб в бою 23 августа 1942 года и был захоронен в братской могиле в деревне Большие Дубовицы Ленинградской области, сейчас это Новгородская область. Жена Бобина Нина Ивановна после войны проживала в городе Пермь на улице Луначарского.
