Питер стоит в лесах. Питер постоянно стоит в лесах. Всегда. В строительных лесах. Как только леса снимают с очередного памятника истории/культуры/архитектуры, как тут же обрастает лесом соседнее здание.
Годами стоят в лесах церкви и соборы. Чуть ли не ежегодно реставрируется Адмиралтейство. То с одного, то с другого угла ощетинивается досками Зимний дворец, вытягиваются синие заборчики вдоль Генштаба, под лозунгом «Проход запрещён!» перекрываются набережные.
Как в тетрисе, меняются гранитные блоки парапетов и стен каналов.
Не ходить сюда, не пролазить там, не глазеть здесь: ремонтирующийся город не любит обнажать свой истинный возраст. Леса обтянуты зеленой маскировочной сеткой. Она немного защищает прохожих от мусора и пыли, сыплющихся с реставрационных высот. Сетка не живёт дольше первого дня, как её повесили: по лесам удобнее и проще всего подняться на крышу, и от того строительные леса пользуются неимоверной популярностью среди руферов и им сочуствующих.
За белую ночь вспарывается сетка, отгибаются синие заборчики, выламываются замки, а через пару дней интернет-сообщества заполняются крышными фотографиями различной степени талантливости (прямо пропорционально зависящей от стоимость фотоаппаратуры) с места незаконного проникновения.
По тем же причинам любимы строительные леса и домушниками всех мастей.
Как правило, реставрируется из всего здания на Невском, скажем, проспекте, только фасад, выходящий непосредственно на проспект. Внутри же – изменяется количество этажей, планировка, меняется социальное назначение здания. Применяются самые современные материалы.
И памятник истории становится лишь словами на блестящей табличке, размещённой на только что окрашенной, лубочной стене, частично сохранившей в себе напоминания о первоначальном облике здания. Обёртка. За которой скрывается современная начинка с блестящими лифтами, бесшумными эскалаторами и торговым центром.
Котов и кошек можно увидеть на множестве лубочных открыток и значков, предлагаемых туристам. Их хвостатые образы местные живописцы увековечивают на картинах разнообразного ценового ассортимента. Фотографии кошек множатся в ежедневных газетах, ими кишат интернет-сообщества, посвящённые городу, о котах, живущих в Эрмитаже говорят на радио и снимают телерепортажи.
Столь трепетное отношение к братьям нашим меньшим среди жителей Петербурга объясняется ещё и одной, в чём-то невероятной, историей: в годы блокады и без того скудные запасы провианта на складах голодающего города постоянно подтачивались и истощались полчищами крыс, не особо реагировавших на отравы. Голодные и озлобленные крысы нападали на измождённых жителей блокадного города.
И вот в разгар войны, в осаждённый врагом, в избитый и оголодавший, горящий, но не сломленный город направляется эшелон из четырёх вагонов, которые охраняют танки и несколько самолётов. В вагонах едут кошки, которые будут охранять продовольственные склады. «Пушистая дивизия». Под разрывающимися бомбами, среди пожаров и холода на протяжении всех военных лет будут когтистые бороться с грызунами на складах. По окончании войны, в 1945 году, благодаря «пушистой дивизии», на продовольственных складах ревизорами не было обнаружено ни единой крысы.
Ежегодно, 8 июня, в Петербурге празднуется день кошки. К этой дате и приурочена большая часть КОТО-васии в СМИ, посвящённой усатым и полосатым.
В Эрмитаже с тех же, военных пор, принято держать в подвалах-хранилищах бесценных произведений искусства два-три десятка кошек, истребляющих мышей и крыс, таким образом обеспечивая грызунам культурную изоляцию от предметов искусства, которые на мышиный вкус и крысиный зуб кажутся скорее съедобными, чем эстетически прекрасными. Иногда образованный эрмитажные коты выходят в люди и тут же попадают под сотни объективов фотографов и кисточки живописцев.
Когда кошек становится много (всё ж таки родятся они довольно быстро) в СМИ устраиваются массовые флеш-мобы по раздаче в добрые руки котят, родившихся под полотнами Рембрандта, Да Винчи и Тициана.
В городе есть несколько небольших памятников кошачьим: их поставили сравнительно недавно, но они уже успели пережить и разрушения от рук вандалов, и похищения московскими руферами и возвращение на место – питерскими руферами. В начале нулевых в память о блокадных подвигах кошек на углу дома № 8 по Малой Садовой улице был установлен памятник коту Елисею. А спустя несколько месяцев на карнизе второго этажа дома № 3 той же улицы поселилась скульптура кошки Василисы.
Во дворе главного здания Петербургского государственного университета (Университетская набережная, 9) находится гранитный памятник подопытной кошке – первый памятник, воздвигнутый в России в честь кошки, в знак благодарности животным, которые использовались для проведения медицинских экспериментов.
А на карнизе дома № 36 по улице Марата живет Матроскина Тишина, она же – Тиша, кошка в полосатой тельняшке. Кроме того, самые разнообразные скульптурные изображения кошек можно увидеть на лепнине дома № 32 по улице Ленина, в виде фигурок из камня в Петергофе, на Канонерском острове, а не так давно встречалась мне грациозная киса на улице Ломоносова, что неподалёку от канала Грибоедова.
Кошки любят рыбу. Любят корюшку. Жители города любят и то, и другое.
В Питере любят рыбу. В частности – корюшку. Это такая вертлявая килька, отчего-то пахнущая огурцом. Корюшка – одна из эмблем на геральдическом щите Петербурга. Её можно увидеть на многочисленных натюрмортах местных художников, в меню ресторанов и названиях кабаков, на футболках и интернет-ресурсах, посвящённых городу. Город украшается флагами и плакатами с корюшкой.
В честь корюшки слагаются шуточные песни и рекламные слоганы, радиоэфир петербургских радиостанций забит обсуждениями блюд из корюшки.
Петербуржцы уверены, что эта маленькая рыбка не ловится нигде в мире, кроме как в майских водах Балтики. Ежегодно в мае, когда эта рыбка заполоняет Балтийский залив и заходит в Неву, в честь неё на Заячьем острове, под стенами Петропавловской крепости, устраивается праздник корюшки: народные гуляния, громкая музыка, обилие пива и жареной рыбы. Корюшки, конечно.
Как правило, в это время года воздух Северо-Запада прогревается до трёх десятков градусов по шкале Цельсия. Знающие люди решительно не советуют употреблять в пищу корюшку, выловленную в Неве.
На дальневосточных рубежах корюшка ловится в куда более значительных количествах, но во второй половине зимы, иногда захватывая и первые недели весны. В самые трескучие морозы акватории портов усеяны черными точками: рыбаки ловят корюшку.
На Дальнем Востоке корюшку едят. Жарят. Варят суп. Мелкой кормят кошек. Как и всю остальную рыбу, которой богаты эти берега нашей страны, корюшку здесь считают рыбой и не устраивают в честь неё праздников.
…интересно, что килограмм корюшки, будь она балтийская, или же выловлена на берегах Японского моря – по стоимости в последние годы не отличается ни на рубль.
Жалкими, волнующимися зеленой травкой, островками разбросаны они то тут, то там среди асфальта и брусчатки в историческом центре Петербурга.
Широкими морями растекаются газоны по окраинам спальных районов.
Большую часть всемирно известных пригородов Питера, таких как Царское село, Павловск, Петергоф составляют газоны самого разнообразного строения и конфигурации.
По газонам ходить нельзя.
В городе они обнесены заборчиками. На заборчиках висят таблички с дифференцированной хамовитостью запретительных надписей: от «Просьба по газону не ходить» до «Ходить по газону воспрещается». Последнее, впрочем, имеет дополнительные градации, как-то: «строго воспрещается», «категорически воспрещается» и просто «запрещено». В отдельных случаях на табличках пишут: «За хождение по газону – ШТРАФ».
Какой штраф, кем налагается, где про него написано, а равно как и кто запрещает ходить по газонам и почему – таблички умалчивают. Мол, если ты не дурак, то и так знаешь.
Люди, побывавшие хотя бы раз в где-нибудь за рубежом, рассказывают, что там, например, в Европе – можно кому угодно не просто ходить, но так же и сидеть, лежать, бегать и даже играть на любом встречном-поперечном газоне. Предлагается считать эти лживые слухи происками враждебной иностранной пропаганды.
Газоны в Питере зелёные. Всегда. И везде. И если во всей стране одним цветом зимой и летом – ёлка, она же – ель, то в Питере это газон.
Из-за высокой влажности и сравнительного тёплого климата, обеспеченного Балтикой, травка, растущая на рукотворных питерских лужайках никогда не желтеет, и даже каким-то образом научилась адаптироваться к двум-трём ежегодным февральским морозам.
Оттого, как бы хмуро и холодно не было на улице, вы всегда можете посмотреть себе под ноги, и тогда в ноябрьскую хмарь, в новогодний дождик, и на крещенские морозы вас обязательно порадует кусочек зелёненького газона, выглядывающего из-под снега или грязи.
