У покойного Игоря Талькова была песня про расстрелянного генерала:
"Листая старую тетрадь расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять, как ты смогла себя отдать
На растерзание вандалам..."
Мне в своё время тоже довелось ознакомиться, только не с тетрадью, а с извлечённым из глубин архива делом расстрелянного генерала. Это так называемое "Дело офицерской контрреволюционной белогвардейской организации". А генерала звали Николай Николаевич Артамонов. Он родился 11 марта 1872 года в Петербурге. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1892), два курса Николаевской академии Генерального штаба (1897) и Интендантские курсы (1902). И генералом он был настоящим, то есть, не времён Временного правительства или Гражданской войны. Свой чин генерал-майора он получил ещё в 1916 году от Императора Николая II. Думаю нет смысла воспроизводить весь послужной список генерала. Достаточно сказать, что с 1910 года его служба была связана с Омском, где он до прихода большевиков занимал должность члена от Военного министерства в военно-окружном совете Омского военного округа. Взявшие власть большевики сняли его с должности и уволили с военной службы. Поэтому в январе-июле 1918 года он занимал скромную должность помощника секретаря Центрального продовольственного комитета служащих и рабочих Омской железной дороги. После антибольшевистского переворота в Омске 7 июня 1918 года явился на службу и был назначен товарищем председателя и управляющим делами Сибирского военного совещания, затем помощник начальника канцелярии Сибирского военного министерства. При адмирале Колчаке - помощник начальника Главного законодательно-финансового управления Военного министерства Российского правительства и по совместительству член от Военного министерства в военно-окружном совете Омского военного округа. И хотя «за отлично-ревностную службу и особые труды, вызванные обстоятельствами текущей войны», приказом А. В. Колчака от 20 апреля 1919 г. и был награжден орденом Св. Анны I ст., но «в походах и делах против неприятеля не был». Поэтому в марте 1920 года был принят зачислен в Красную Армию на должность делопроизводителя отдела снабжения Восточно- Сибирской советской армии. В течение короткого времени - помощник начальника снабжения территориальной бригады в Москве, затем с того же 1920 по 1923 год преподавал в Высшей военной школе Сибири (так указано в документах дела) в городе Омске. Арестовывался органами ОГПУ СССР в 1930 и 1933 годах, но в обоих случаях аресты никаких последствий не имели. До последнего ареста, последовавшего 15 июля 1937 года, бывший генерал трудился в скромной должности секретаря Зоотехнического факультета Сибирского (так он тогда назывался) сельскохозяйственного института, на территории которого и проживал в общежитии.
По этому делу есть подробные статьи омских историков, где подробно, в деталях излагаются показания бывшего генерала. Но, как это и свойственно большинству историков, они видят и излагают то, что для них кажется интересным, не замечая того, что действительно заслуживает пристального внимания. Я по профессии не историк, поэтому не собираюсь пересказывать многочисленные и многословные протоколы допросов Н.Н.Артамонова. Почему? Сейчас Вы это поймёте.
Дело вёл 4-й отдел УГБ УНКВД Омской области, а если быть ещё точнее, его 3-е отделение. По делу работала группа сотрудников. На уровне руководства УНКВД дело курировал помощник начальника УНКВД капитан ГБ Нелиппа Я.П. Лиц, далёких от данной тематики, не должны вводить в заблуждение вроде бы невысокие звания указанных лиц. На самом деле звание младшего лейтенанта ГБ соответствовало армейскому старшему лейтенанту, а капитана ГБ - вообще полковнику.
Уже с первых страниц дела замечаешь несуразности и нестыковки. Например, "Справка на арест бывшего генерал-майора Артамонова Н.Н.", датированная 16 июля, предлагает "гр-на Артамонова Н.Н. подвергнуть обыску, аресту и заключению под стражу при ДПЗ УНКВД по Омской области", на что в этот же день согласилось руководство УНКВД и дал санкцию областной прокурор. И в деле, на странице 3 подшит ордер на обыск и арест за номером 273/3, но без указания даты, и вместо выскобленной чьей-то фамилии другими чернилами вписана фамилия Артамонова. Но в действительности и обыск, и арест, и первый допрос бывшего генерала были проведены ещё накануне, то есть, 15 июля. Но это - не главное. Из содержания первых протоколов допросов чётко усматривается, что на данном этапе работниками НКВД не ставилась задача сделать бывшего генерал-майора руководителем офицерской повстанческой организации - не совсем тот масштаб фигуры, которая предполагалась на данную роль. Хоть и бывший генерал, но по службе всего-навсего какой-то финансист. Судя по всему, на это место намечалось более значительное лицо из бывшей белогвардейской иерархии. Им должен был стать, вероятно, бывший министр юстиции колчаковского правительства Морозов, как ни странно, проживавший почти до середины 30-х годов в Омске. Это был бы совершенно другой уровень: офицерская повстанческая организация во главе с бывшим министром юстиции. Но через пару недель выяснилось, что Морозова в Омске давно нет - он выехал в Казань, кажется к дочери, и там умер. И тогда, видимо, было принято решение добиться от Н.Н.Артамонова показаний о том, что именно он является руководителем омской организации и получить от него сведения, как от руководителя организации. В деле на многих страницах содержатся протоколы допросов бывшего генерала, его собственноручные показания, как датированные, так и вообще без указания дат, как, например, написанные им карандашом на 7 листах. По ним чётко видно, как шёл процесс формирования легенды.
Как были получены эти показания? Применялось ли к Артамонову Н.Н. физическое принуждение? Утверждать не берусь, но имеются серьёзные основания предполагать это. Что за основания?
2 сентября 1937 года в одну из соседних камер ДПЗ УНКВД, где содержался Н.Н.Артамонов, был помещён новый арестованный, каковым оказался Нелиппа Яков Петрович, тот самый капитан ГБ, который полтора месяца назад лично утвердил арест бывшего генерала. Вот, что он писал в жалобе о тех методах физического воздействия, что применялись в Омском УНКВД, бывший уже капитан госбезопасности Яков Нелиппа, испытавший их на себе:
"Что конкретно применялось:
1. Умертвление и воскрешение. Это ужасная пытка: жертве закладываются руки за спину, выгибается грудь вперед и в это время наносятся со всего размаха, со всей силой удары в сердце, легкие и по голове. От этого удара парализуется деятельность сердца, парализуется дыхание, и я в смертельных судорогах пластом валился на пол. Применяя всевозможные средства — искусственное дыхание, нашатырный спирт и прочее, вплоть до вливания камфоры, меня "воскрешали", приводили в чувство и опять повторяли то же.
2. Пытка электричеством: прикреплялся электропровод к спине и рукам, затем включался ток и наносился удар его с такой силой, что я без чувств опять снопом валился на пол.
3. Пытка спец. ударами в позвоночник, отчего валился в бессознательном состоянии на пол, "воскрешали" и опять повторяли.
4. Пытка путем замораживания в рубашке, облитой водой.
5. Выкручивание рук до сильного опухания в плечах, изгибах, а затем по опухшим плечам ежечасно наносились сильные удары кулаками, причиняя ужасные боли..."
Если подобное применялось к своему вчерашнему начальнику, то почему этому не мог быть подвергнут бывший царский генерал? Кстати, в отличие от Н.Н.Артамонова протоколы допросов остальных так называемых участников "офицерской к-р белогвардейской организации" отличаются поразительным лаконизмом. Каждому задавали только четыре дежурных вопроса, на которые обвиняемый отвечал:
1. Вы действительно бывший офицер?
2. Кого из бывших офицеров Вы знаете в Омске?
3. Кого из бывших офицеров Вы знаете в других городах?
4. Вы обвиняетесь в том, что состояли в офицерской к-р белогвардейской организации?
Никаких дополнительных вопросов или разъяснений, особенно по пункту 4 нет. Следствие не нуждалось в каких-либо дополнительных показаниях, кроме тех, что уже были получены от Н.Н.Артамонова.
28 октября 1937 года бывший генерал-майор Артамонов Николай Николаевич по постановлению омской "тройки" был расстрелян, как и остальные 87 обвиняемых по этому делу.
29 ноября 1956 года президиум Омского облсуда пришёл к выводу, что все расстрелянные по делу лица стали жертвами сфабрикованного дела.