Сами старики к идее переезда относятся кто более, кто менее философски, но безрадостно: пока в их доме в Овсище шел ремонт, они уже бывали в Вышневолоцком доме-интернате, условия и атмосферу себе представляют и переселяться не рвутся. Такого общения и такого ухода, как в интернате на 30 человек при 28 ставках персонала, разумеется, не будет в крупном доме престарелых.
Основная мотивировка реорганизации — деревянное здание старинной усадьбы в Овсище, т.е. пожарная опасность дома престарелых. Николай Быкиев не считает, что опасность в Овсище выше, чем в других домах области: при доме своя отдельно стоящая котельная, своя баня, своя прачечная. В помещении нет открытого огня, как бывает в домах, где котельную пристраивают к зданию. Дом стоит не на отшибе, а в самом центре села, на перекрестке больших дорог (Ржевский тракт, дорога на Удомлю), и пожарным расчетам легко подъехать к нему. В конце концов, горел и городской Вышневолоцкий интернат, тогда погибли девять человек. Николай Быкиев вспоминает историю, как ветеран Великой Отечественной войны принес в комнату канистру бензина и поджег сам себя, так что трое сгорели в его комнате и шестеро задохнулись в соседних.
Конечно, в области тяжело с деньгами, а есть указ президента о повышении зарплат, и повысить их, не уволив часть сотрудников, решиться сложно. Конечно, есть проблемы, например, с заполнением штатного расписания интерната в Овсище: не хватает трех штатных единиц при 28 ставках. Но повод ли это закрывать хороший интернат? Уберегая бабушек и дедушек от гипотетического пожара, их подвергают стрессу переезда, от которого, как показывает опыт, многие могут слечь или даже погибнуть вскоре после переселения.
— Школа у нас в поселке — уже филиал другой школы, сберкасса закрыта, аптека закрыта, почта работает два раза в неделю. Куда мои люди пойдут работать, если в интернате в Вышнем Волочке для них ни одной ставки нет, да туда и не поедешь за 40 км? — спрашивает Николай Быкиев. — Мне жалко отправлять на помойку всё то, что я сделал: внутри дома ремонт, окна новые, новый бойлер недавно купили… Я здесь жизнь и здоровье оставил, в этом году будет 10 лет, как я здесь работаю.
Но сокращение рабочих мест в и без того депрессивной глубинке Тверской области не волнует, кажется, никого, кроме новоявленных безработных.
Закрытый дом у Оковецкого ключа
Оковцы Селижаровского района — чуть более живая деревня со своей школой и детским садиком. Здесь тоже решили закрыть дом престарелых. В марте всех 20 проживающих должны перевезти в Ржев, в огромный интернат.
Директор интерната в Оковцах Ирина Алексеевна Дубкова рассказывает, что главным основанием для закрытия дома назвали отсутствие в деревне добровольной пожарной дружины. Ближайшая пожарная часть в 25 км, если вдруг что-то случится — они приедут уже к головешкам. Дом, конечно, строился не специально под интернат и не идеально приспособлен, но и не в аварийном состоянии. Да, крутовата деревянная лестница на второй этаж и переделать ее нельзя, но старики ее преодолевают, совсем лежачих в доме нет.
Ирина Дубкова понимает настоящую причину «реорганизации», как стыдливо называют закрытие пяти интернатов в этом и пяти интернатов в прошлом году. Просто большие дома-интернаты типа Ржевского не наполняются койко-днями. Маленькие интернаты «присоединяют» к большим, только не создают филиалы, а уничтожают малые учреждения, даже не издавая приказа о «закрытии». В Оковцах по уставу — 20 проживающих и 18 ставок для персонала. Старики уедут во Ржев, а персонал — в чистое поле (повезет только двум совместителям — медсестре и электрику, да мало надежды на новую работу у сотрудников пенсионного возраста). Остальных поставят на биржу труда. Уведомление о собственном предстоящем увольнении «в связи с сокращением занимаемой должности» Ирина Алексеевна Дубкова уже подписала и отправила в министерство социальной защиты области: против лома нет приема. В ноябре истекшего года исполнилось 16 лет ее работы в интернате.
Бабушки и дедушки относятся к перспективе переезда по-разному: никто, конечно, голодовок не объявляет, но лишь немногие ждут отъезда даже с энтузиазмом. Раз в месяц-полтора в Оковцы приезжали волонтеры, общались со стариками; сюда писали письма, бабушек и дедушек навещал игумен Герман (Фисенко) из расположенного рядом на святом Оковецком источнике скита Нило-Столобенской пустыни.
Пока волонтер Вера Леньшина, курировавшая поездки в Оковцы, не знает, как навещать знакомых бабушек во Ржеве: приезжать к нескольким в огромном интернате — вызывать зависть остальных, а по0�ский дом-интернат в Кашинском районе тоже закрыли в прошлом году: на втором этаже в кирпичном здании бывшей усадьбы жили 24 человека. Там был внимательный персонал, и пусть по ставкам не полагался культорг, соцработники заботи�1ти. Здесь сотрудникам стали предлагать переводы в другие учреждения еще до первых слухов о закрытии дома, а теперь дали на руки приказы о предстоящем сокращении. Среди 20 сотрудников, заботившихся о 22 жильцах, — жители пяти окрестных деревень. Другой работы в Юркино не найти, а до города 25 км, и автобус не каждый день ходит. И так большинство мужчин из деревень уехали куда-то на заработки — теперь то же предлагается сделать и женщинам.
Здесь за две недели до Нового года доделали капитальный ремонт в двух комнатах, не так давно вставили новые окна, настелили новые полы. В прошлом году летом сделали ремонт в коридоре, осенью сделали новую сушилку для белья — все это стоило немалых денег. Сотрудники не понимают, почему «экономия» и «оптимизация» выливается в уничтожение дома, преобразившегося за последние годы.
Ирония судьбы в том, что недавно в Юркино перевели бабушек из закрытого интерната в поселке Высоково Кесовогорского района.
— Наши бабушки, переведенные из Высоково, говорят: идем, как заключенные по этапу. Только обжились, и снова переезд, никто нас не спрашивает, как будет лучше, и судьбами нашими не интересуется, — говорит медсестра Валентина Ивановна из интерната в Юркино.
Пожарные считают, что дом можно закрыть уже потому, что рядом нет пожарного водоема, но рядом река, и когда в Юркино переводили жильцов из Высоково, плотины на реке казалось достаточно для всеобщей безопасности.
Сотрудники Юркино писали письмо Владимиру Путину по электронной почте: робко надеются, что кто-то поможет, хотя отменить решение правительства Тверской области — куда труднее, чем его не принимать.
Окна заброшенного дома
Кроме Оковцов, Овсище и Юркино, закрывают Щучейский дом-интернат в Жарковском районе и Алексейковский дом-интернат в Лесном районе Тверской области.
В 2013 году тоже закрыли пять домов престарелых малой вместимости, где персонал знал всех своих подопечных по имени и отчеству, создавалась семейная атмосфера.
— Коренской дом-интернат Пеновского района закрыли в марте прошлого года, все так и стоит нетронутое с новенькими кроватями и тренажерами, — видела в окно волонтер Ольга, бывавшая в этом уютном доме.
В городе Осташков летом закрыли отличный интернат: общая территория с больницей, садик, кругом цветы, во всех рейтингах дом занимал первые места по области. В Высоково закрытый дом-интернат был, конечно, деревянный, здесь тоже все закончилось борьбой с потенциальными пожарами. По впечатлению волонтеров, в одноэтажном доме был роскошный ремонт, там жили всего 18 бабушек и дедушек, лежачих было двое. Новая мебель, коврики и картины в палатах по 4-6 человек… Там в восемь вечера можно было застать врача в его кабинете, и хотя особой культурной программы у бабушек не было, в комнате отдыха они неплохо проводили время.
Шепелевский дом-интернат в Кашинском районе тоже закрыли в прошлом году: на втором этаже в кирпичном здании бывшей усадьбы жили 24 человека. Там был внимательный персонал, и пусть по ставкам не полагался культорг, соцработники заботились о досуге своих подопечных, регулярно старичков навещал священник. Здесь не было евроремонта и своего врача — вероятно, это стало основанием для закрытия.
Ползучая «оптимизация»
Конечно, закрытие домов престарелых «малой вместимости», то есть привычных деревенским бабушкам и дедушкам заведений почти семейного типа — не резонанс злой воли или произвола отдельных глав районов или ретивых финансистов на местах. Это исполнение решений президента об оптимизации бюджетных расходов в социальной сфере. Конечно, платить зарплату одной нянечке на 25 лежачих в огромном интернате или 20 сотрудникам за заботу о 22 жильцах — огромная разница в красоте отчетности, даже если зарплаты этих сотрудников едва переваливают за 5 тыс. рублей.
В отличие от закрытия и укрупнения детских домов, когда обеспокоенная общественность находит хотя бы на словах поддержку у уполномоченного по правам ребенка Павла Астахова, омбудсмена по правам пожилых в России нет, и губительные для бабушек переезды проходят тихо.
— Мы не против дома престарелых во Ржеве как такового: там прекрасный директор и чудесный культорг, хороший ремонт, — рассказывает директор благотворительного фонда «Старость в радость» Елизавета Олескина. — Наши сельские бабоньки вовсе не из-за козней директора не могут прижиться в заведении на 550 человек. Как возможно заботиться о более чем двухстах лежачих? Такие бабушки живут долго и не мучаются, когда ты каждую знаешь: вот баба Маша у нас кукол любит, а бабе Кате надо повыше подушку поправлять. В больших домах просто из-за численности возникает конвейер проживающих и смен персонала. Мы не против интерната во Ржеве, мы против нечеловеческого отношения к старикам. Ходячие, конечно, кое-как приспосабливаются, но и они изрядно деградируют. В больших домах не удается справиться с алкоголизмом среди дедушек, а иногда и бабушек… А лежачим часто переезд вообще не пережить.
Вышний Волочек и Ржев плохи не сами по себе, а потому, что бабушек и дедушек перевозят туда фактически насильно, да еще заставив самостоятельно подписать заявление о переводе, которого им меньше всего хотелось бы, не предлагая никаких альтернатив.
Если сотрудникам интернатов, журналистам и волонтерам благотворительных фондов удается поднять шум, вовремя привлечь внимание губернатора к конкретным судьбам, а не «койко-местам» и отстоять от закрытия один дом, тихо и незаметно закрывают другой ничуть не хуже — не всегда медсестры догадываются хотя бы позвонить волонтерам. Без отмены решения об оптимизации сделать толком ничего нельзя: если уж на беззащитных колхозниках, тружениках тыла, ветеранах труда решили экономить, то их и правда «разумнее» всего распределить по огромным учреждениям и поскорее переправить на кладбища. Страшно подумать, в каком случае уход за беспомощными стариками мог бы быть «рентабельным».
