В Бубоницы привозят медвежат-сирот со всей России. Здесь, в центре спасения осиротевших малышей, ученые готовят косолапых к самостоятельной жизни: окружают невидимой заботой, чтобы зверь не потерял врожденный страх перед человеком.

Раздается утробный рев, и на полянку за забором вываливается десяток меховых шариков. Косолапая масса, урча, устремляется к мискам с овсяной кашей. Пятимесячные медвежата — такие крошки, такие лапушки, что хочется их потискать или, как мимиминимум, завизжать от восторга. Но — нельзя. Тут биостанция, а не зоопарк. Биолог, разбросав по полянке комья овсяной каши с яйцом, молча показывает спецназовским жестом — «уходим», мол. Мы молча поворачиваемся и топаем в деревню. За нашей спиной медвежата приступают к дележке завтрака.

Медвежья психология

На пороге обычного деревенского домика — пара этажей, туалет на улице — стоит старичок-лесовичок, похожий на доброго волшебника. Кажется, каждая его морщинка улыбается. Он немного застенчиво протягивает руку: «Я — Дед. Да, так и зовите».

«Дед» Валентин Пажетнов действительно дедушка большой семьи биологов, полностью оккупировавшей деревню Бубоницы. Пять-шесть бубоницких домиков затеряны в лесах Тверской области, и это хорошо, это правильно. Люди работе Пажетнова только мешают: на бубоницкой биостанции «Чистый лес» Валентин Сергеевич и его семейство помогают осиротевшим медвежатам вернуться в дикую природу. Доктор биологических наук, известнейший ученый, много лет назад Пажетнов разработал методику реабилитации медвежат, оставшихся без матери. Сегодня методы Пажетнова используют во всем мире, однако начало медвежьей эпопеи было донельзя обычным. Рассказ Деда ничем не напоминает волшебную сказку:

- Медведями я стал заниматься потому, что мне эту работу в 70-х годах поручил выполнить профессор МГУ Леонид Викторович Крушинский, у которого я проходил стажировку. Задача была такая: проследить за формированием поведения медвежат в период от выхода из берлоги до обретения ими самостоятельности. Была создана суррогатная семья: медвежата воспринимали меня как объект, за которым они должны следовать. Это легло в основу будущей методики.

В первые два года работы с медвежатами Пажетнов сделал главное открытие: для нормального развития малышам вовсе не нужна работа со стороны матери. Она защищает своих отпрысков, но не учит их охотиться, добывать коренья и даже строить берлогу. Все это они умеют сами, так сказать, как генетические медведи.

- При этом у медвежат очень высокая реакция следа, — добавляет Пажетнов. — Медвежонку нужен кто-то, за кем он будет идти, поэтому очень важно вести работу в группе: там медвежата проецируют социальные связи друг на друга.

Может показаться странным, но до этой работы о медвежьих повадках было известно очень мало. Все-таки медведь — не кролик, изучать его — занятие опасное. Оказаться в лесу между медведицей и медвежатами — верная смерть. Да и встречу с мужской частью медвежьего населения радостной не назовешь.

Рассказ о семейно-медвежьей истории продолжает сын Пажетнова-старшего, Сергей, тоже биолог и главный менеджер Центра спасения медвежат-сирот в Бубоницах:

- Первых трех медвежат отец взял из берлоги. Это не значит, что он их выкрал. Отец долго наблюдал эту берлогу и забрал медвежат тогда, когда медведицу спугнул находившийся поблизости медведь. Она убежала. Медвежата бы погибли — медведица никогда не возвращается в берлогу.

Такое поведение матери кажется парадоксальным: в берлогу к малышам медведица не возвращается, но попадись ей кто рядом с ее медвежонком в лесу — будет драться до последнего.

- Она боится человека, — объясняет Валентин Сергеевич. К Пажетнову на колени вспрыгнул черный кот без кончиков ушей и хвоста. Кота нашли зимой на автобусной остановке, кто-то выбросил. Уголек выжил, но отмороженные части тела просто отвалились. Сейчас кот уютно пристраивается на коленях у Пажетнова-старшего, а тот, сам того не замечая, формирует руками приятный коту рельеф. — Самая легкая охота — зимняя, на берлоге, это очень древний способ. Когда медведь убегал из берлоги, человек потом караулил ее, проверяя, не вернулся ли зверь. Так веками шел отбор самых «трусливых» медведей. Выживали только они. Теперь это жестко зафиксировано в геноме: медведица никогда не вернется. Так у нее есть шанс вывести новое потомство.

Путь медведя

Долгое время охота на берлоге была основным «поставщиком» медвежат-сирот. Малышню охотники трогают редко: проку нет, да и не поднимается рука на 500-граммовый меховой шарик с глазами-бусинами. Приносят в зоопарки, цирки, оставляют в лесу…

- Но в зоопарках уже нет места. Медведи всех видов успешно размножаются в неволе. Скорее всего, таких медвежат в итоге просто ликвидируют, — резко говорит Валентин Пажетнов.

Охота на берлоге — самый простой и самый жестокий вид охоты, ведь медвежата рождаются именно зимой, в январе-феврале. Биологи и спонсирующий их международный фонд защиты животных IFAW много лет боролись за запрет этого вида охоты. Успешно: с 2011 года сезон охоты на медведя значительно сократили, до нескольких месяцев в году, зимняя охота вообще под запретом, как и охота на годовалых медвежат и медведиц с детенышами.

Тем не менее, сироты все равно есть. И не всегда человек тому виной — во всяком случае, не умышленно.

- Приносят медвежат с половодья, подбирают на обочинах дорог, голодных и истощенных снимают с деревьев, — перечисляет Сергей. — В прошлом году у нас были медвежата из Центрально-Лесного заповедника, где охота вообще запрещена. Но шел рейнджер с собакой на учет белок, а медведица в берлоге услышала лай и рванула прочь...

Место реабилитации официально называется Центром спасения медвежат-сирот IFAW. Все финансирование поступает из иностранного фонда — по этому поводу, кстати, к ученым уже наведывались инспекторы. Мол, не агенты ли. Но обошлось — здесь только биологи и их мохнатые «дети», способные растрогать даже суровые сердца охотников за шпионами.

Медвежат в Бубоницы свозят со всей России: из Ярославской области, Новгородской, Псковской, Кировской, Смоленской, из Карелии. Центр принимает малюток возрастом от одного дня до трех месяцев. В первое время малыши растут в отапливаемых боксах, кормятся обычным коровьим молоком с добавлением детских молочных смесей, повышающих его жирность. Дело в том, что жирность натурального коровьего молока 4%, а медвежьего — целых 17.

Постепенно медвежата начинают есть каши из мисок. Когда в лесу появляются первые проталины, а в природе мама с малышами выходит из берлоги, работники переводят медвежат в собственный вольер размером 1 гектар. Там есть домик-берлога (темное подходящее помещение) и ветстанция. Со временем медвежата начинают выходить не только из домика, но и из самого вольера, который все чаще оставляют открытым. Несмотря на то, что им регулярно (хоть и не по расписанию) выдают еду, они приучаются жить на свободе, добывать пропитание самостоятельно — благо тверские леса изобилуют естественной для медведя пищей.

- Бурый медведь, хоть и хищник, но питается в основном растительным кормом, — объясняет Валентин Пажетнов. — В его рационе около 150 видов растений, из них фоновых, то есть постоянных, — 15. Охотится медведь редко, только с голоду, а для зимовки он спокойно может набрать нужный жир на рябине, малине, бруснике…

Семимесячный медвежонок уже готов к взрослой жизни в диком лесу. Юных медведей стараются возвращать в те же места, где они были найдены, но и местную, тверскую, фауну ученые пополняют.

Перед выпуском медвежат обездвиживают и «отрабатывают»: взвешивают, осматривают, вешают метки, спутниковые ошейники. Так можно проследить пути их миграции. А уходят они на порядочные расстояния. Недавно в окрестностях карельского поселка Лоухи охотники подстрелили медведя. На его ухе обнаружилась желтая метка Центра спасения медвежат-сирот. По номеру определили, что этого мишку выпускали в Новгородской области.

В Центре могут одновременно находиться 20 медведей. Больше нельзя: так объедят территорию, что на следующий год новым подопечным ничего не останется. После выпуска биологи стараются следить за судьбой каждого питомца: охотоведы, рейнджеры, охотники постоянно сообщают о том, где мелькнет желтая метка. Как-то был добыт знакомый медведь: возраст 7 лет, вес — 220 кило. Программа работает.

Люди-невидимки

Главный принцип разработанной Пажетновым методики — человек должен стать невидимкой. Поэтому в вольере нельзя разговаривать — ни с медведями, ни даже рядом с ними. Ежедневно принося медвежатам пищу, люди прилагают максимум усилий, чтобы не нарушить правильное положение вещей, не уничтожить естественный страх медведя перед человеком. Ведь только этот страх, укоренявшийся в диком звере веками, способен в будущем уберечь медведя от беды. Пока он сам не полез к человеку, не подобрался к человеческим местам обитания, у медведя есть надежда на жизнь.

- Если уж медведь вышел к скоту, поможет только отстрел, — констатирует Сергей Пажетнов. — Вот в Йеллоустонском национальном парке в США жалуются, что у них там медведи на помойках тусят. А почему? Работники сперва хотели привлечь фототуристов и прикармливали медведей. Те и повадились. Теперь у них такая тяга, что медвежата, рождающиеся там, уже сразу на помойку чешут.

- Мы никогда не привязываемся к нашим медведям, — говорит Светлана Пажетнова, помешивая в огромной кастрюле кашку с маслом для косолапых. — Мы же ученые, это серьезная работа. Ни одного за свою жизнь не поцеловала, это только приезжие норовят. Но нельзя — иначе вся работа насмарку.

Светлана Ивановна — супруга Валентина Пажетнова, тоже биолог-охотовед, как и большинство членов семьи. В Центре она отвечает за кормление медведей — хоть и нецелованные, но хорошо накормленные мишки растут на ее каше как на дрожжах.

В разговорах выясняется, что Валентин и Сергей — бывшие профессиональные охотники, то есть зарабатывали охотой на жизнь, продавали шкуры.

- Я охотовед, — поправляет Дед. — Но наша семья не охотится уже лет двадцать, нет нужды. Ни той, что связана с деньгами, ни той, что с эстетикой охоты. Спортивная охота такая же древняя, как промысловая: охотник на медведя имел в своем социуме приоритет по так называемому «Я-фактору». Иными словами, убить медведя — это престижно.

Мы привыкли к черному и белому в вопросе защиты животных: либо ты охотник и, следовательно, живодер — либо вегетаринец и мечтаешь выпустить подопытных зверушек из лабораторий. Но и то, и другое — крайности. Самая мудрая позиция, как всегда, посередине.

- Нельзя запретить охоту окончательно, — уверен Сергей Пажетнов. — Потому что медведь — животное наглое и упорное. Если он увидит, что можно безнаказанно выходить к людям, он пойдет. Человек и его домашний скот будут постоянно под угрозой.

Кроме того, по мнению ученых, охота — способ поддержания баланса. Разведется много медведей — они сожрут всех своих муравьев, малину, рябину и, опять же, пойдут к людям. А потом перемрут до того количества, которое природа снова сможет прокормить.

Дефицита медведя в России нет. Тем не менее, та наука, которой занимается семейство Пажетновых, помогает не только российским и не только бурым медведям.

- Мы умеем реабилитировать диких медвежат, но это далеко не всё, — начинает перечислять Дед. — Мы полностью восстановили микропопуляцию медведей в заповеднике «Брянский лес». Там оставалось всего 6 медведей, они были изолированы от остальной части ареала безлесным пространством. Сейчас там порядка 50 медведей. Недавно мы разработали совершенно новую методику, позволяющую возвращать в природу медвежат, рожденных в зоопарках. Это позволит, например, вернуть андского медведя. Ну он нужен!

Не все понимают, зачем тратить время, силы и деньги на осиротевших медвежат, если медведю в России и так хорошо, а в поддержке и заботе больше нуждаются человеческие дети-сироты.

- Пусть общество разбирается, в какой среде оно хочет жить и формироваться, — отвечает на это Валентин Пажетнов. — Я не думаю, что мы работаем впустую. Вот японцы вкладывают огромные деньги просто в развитие науки, в открытия, которые пока не имеют прикладной ценности. Но рано или поздно обстоятельства сложатся так, что все это пригодится. В конце концов, нам еще долго жить на этой земле…