Краткий пересказ книги Атула Гаванде «Быть смертным. Болезни, медицина и что имеет значение перед смертью» (Being Mortal. Illness, Medicine And What Matters In The End. Picador, 2015)

Контекст

Американский хирург индийского происхождения Атул Гаванде написал проникновенную книгу о жизни на пороге смерти. Российская медицина мало уделяет внимания этому аспекту, но это не значит, что для нас книга не актуальна: Гаванде поднимает вопросы, помогающие осмыслить то, о чем задумываться не принято. Как мы хотим встретить свой конец? Стоит ли бороться с болезнями и старостью до последнего вдоха или лучше сконцентрироваться на том, чтобы провести последние дни жизни в покое в окружении близких? Как вообще воспринимается жизнь, когда жить осталось совсем мало? Автор раскрывает тему с разных сторон – он сочетает статистику и данные исследований, рассказы о последних достижениях гериатрии и паллиативной медицины, кейсы из своей медицинской практики и личные истории. Книга делится на две части: первая рассказывает о том, каково умирать от старости, во второй обсуждаются неизлечимые заболевания.

Современная наука помогает людям жить дольше и лучше (с точки зрения качества здоровья), чем на протяжении всей истории. Но из-за той же самой науки процессы старения и умирания стали медицинской проблемой, которой должны заниматься врачи: в 1945 году большая часть европейцев умирала дома, к 1980 году таких оказалось только 17%. А врачи оказались к этому не готовы психологически.

Гаванде вспоминает рассказ Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича». Ивана Ильича больше всего мучило то, что все окружающие почему-то лгали ему о том, что он не умрет и что просто надо пройти лечение, в то время как сам он осознавал, что умирает, и чувствовал себя очень одиноким. Когда Гаванде учился в вузе, студентам тема общения с больными показалась не особо важной – на тот момент они все думали, что прекрасно знают, как сочувствовать людям (что тут сложного?), но не знают, как их диагностировать и лечить. Когда Гаванде закончил обучение и начал принимать пациентов, которые сталкивались с угасанием жизни, он с удивлением понял, насколько был не подготовлен к общению с ними. Он решил написать эту книгу, чтобы разобраться с тем, как развитие науки и социальные факторы повлияли на процесс умирания и как с этим работать врачу и пациенту.

Старость

У ученых ⁠пока нет ⁠точного ответа, ⁠почему ⁠мы стареем. Есть классический взгляд – что это происходит ⁠из-за ⁠постепенного изнашивания организма в случайных участках, подобно тому, как на старом заводе то тут, то там ломается оборудование, а запасные детали постепенно заканчиваются. Более свежая точка зрения – старение генетически обусловлено и более упорядочено – что-то вроде программы медленного самоуничтожения, которую, если повезет, можно и хакнуть. Например, исследователям удалось вдвое продлить жизнь червя C. elegans, изменив всего один ген в его организме. Успешные эксперименты по омолаживанию путем вмешательства в геном проводились и на мышах, и на фруктовых мушках. Но человек – намного более сложное создание, и пока непонятно, можно ли заметно отсрочить нашу старость с помощью редактирования генов. Кроме того, эпигенетические исследования показывают, что наш образ жизни имеет большее значение, чем наследственность. Даже у идентичных близнецов, живущих в разных условиях, продолжительность жизни может сильно различаться.

На протяжении большей части человеческой истории о пожилых заботились в семье, где сразу несколько поколений жили под одной крышей. Даже после появления нуклеарной семьи пожилые не были предоставлены сами себе – как правило, кто-то из детей оставался в отцовском доме, чтобы ухаживать за родителями (как правило, это была младшая дочь). В современном обществе старение – это личное дело.

В прошлом доживали до преклонного возраста немногие, поэтому те, кто доживал, считались хранителями традиций и знания, и пользовались уважением. А во многих обществах самые старые жители вели священные обряды и имели политическую власть. Так что на протяжении веков люди не занижали свой настоящий возраст, а завышали, чтобы обеспечить себе больше уважения со стороны окружающих. Но сейчас быть старым – не редкость. В 1790 году в Америке люди старше 65 составляли 2% населения, а сейчас – 14%. В Германии, Италии и Японии – больше 20%. В Китае живет более 100 миллионов пожилых людей. Новые технологии требуют постоянного обновления экспертизы, поэтому большой жизненный опыт, точнее – накопленные знания перестают цениться. Когда-то мы обращались к пожилым, чтобы узнать, как устроен мир. Сейчас мы используем Google, а если у нас проблемы с компьютером, мы обращаемся к тинейджеру.

Всю человеческую историю население напоминало пирамиду: снизу много молодых, сверху мало стариков. Сейчас 80-летних больше, чем пятилетних. При этом заниматься гериатрией и уходом за пожилыми гораздо меньше желающих, чем идти в хирурги и стоматологи. И бюджеты в этой области небольшие. Хотя исследования показывают, что специальный уход сильно повышает здоровье и качество жизни пожилых.

В индустриальную эпоху пожилые люди не страдали экономически и им было достаточно комфортно жить одним. Отложенных денег и пенсий хватало на то, чтобы жить в довольстве. Рожать детей стали меньше (в сравнении с прошлыми эпохами), а это значит, что родители в среднем были еще достаточно молодыми, когда их последний ребенок становился совершеннолетним. Так что и дети, и родители воспринимали сепарацию как свободу. На сегодняшний день только 10% европейцев живут с взрослыми детьми и даже в азиатских странах, где традиционно считалось позором для детей, если их родители живут отдельно, процент независимых пенсионеров тоже растет. Но в какой-то момент из-за состояния здоровья автономия становится невозможной. Возникает вопрос – если мы так ценим независимость, что нам делать, когда ее невозможно дальше поддерживать?

Классический вариант для западного общества – дома престарелых, где пожилые люди получают квалифицированный уход, а дети могут их навещать. Проблема в том, что эта система удобна для детей стареющих родителей, а вот самим жильцам в ней, как правило, неуютно. Из-за постоянного надзора (пусть и из соображений безопасности) они теряют право на частную жизнь, а персонал часто относится к ним не как к личностям, а как к объектам попечения: вежливость и квалифицированная помощь не заменяют живое человеческое общение. Кроме того, в таких заведениях люди чувствуют себя отрезанными от мира: с ними не происходит ничего нового, и, что немаловажно, им не о ком заботиться. Исследования в одном из учреждений показали, что когда в домах престарелых появились растения и животные, пожилые люди стали намного активнее и самостоятельнее. Снизилась потребность в лекарствах, смертность упала на 15%. Поэтому на Западе сейчас развивается концепция assisted living – строятся своего рода общежития, где пожилой человек остается достаточно независимым и за ним не следят все время, но он всегда может вызвать помощь. Конечно, это несколько повышает риск несчастных случаев, но людям важнее чувствовать, что их жизнь все еще остается в их власти. Парадокс в том, пишет Гаванде, что мы хотим автономии для себя и безопасности для тех, кого мы любим, поэтому мы часто навязываем им то, чего сами не потерпели бы.

Как показывают опросы, в основном пожилые боятся не смерти, а потери памяти, потери слуха, потери близких, потери привычного образа жизни. С возрастом люди больше концентрируются на узком кругу близких и на переживании бытия как такового, они меньше живут будущим и больше – настоящим. Впрочем, это касается и неизлечимо больных: чем меньше жить осталось человеку, тем важнее для него эмоциональная близость и сам процесс жизни, а не достижения. Cмерть не бессмысленна только тогда, когда ты ощущаешь себя частью чего-то большего – семьи или сообщества – и до самого конца сохраняешь возможность быть собой. Самое важное, считает Гаванде, – это сохранить баланс независимости и причастности.

Читать дальше здесь:
https://republic.ru/posts/91120