Продолжаю серию заметок из цикла "Беседы с Александром Аузаном"...  В заметках идет речь о том, что мы, как страна, можем еще производить и экспортировать кроме нефти и газа в глобальном масштабе, о том, можно ли изменить наше национальное неуважение к стандартам и о многом другом, что позволило бы значительно улучшить жизнь у нас в стране. А. Аузан всегда имел свою интересную точку зрения, при том - весьма обоснованную.

Первую часть можно прочесть здесь! Вторую - здесь!

Материалы заметок основаны на большой статье в "Harvard Business Review — Россия".



Вопрос Александру Аузану:

Чтобы человеческий капитал стал конкурентоспособным ресурсом, нужно создать условия, при которых талантам было бы комфортно здесь жить и работать. Что для этого нужно?

Одно из важнейший открытий последних лет его авторы Дарон Асемоглу и Джеймс Робинсон сформулировали в своей книге «Почему нации терпят поражение». Суть открытия в том, что европейские колонисты в разных странах создавали разные ­институты. В Конго, где нужно добывать алма­зы, — экстрактивные институты, чтобы проще было выдавливать ренту, а в Канаде, где они ­собирались осесть, — инклюзивные, чтобы жить было хорошо. Россия — страна экстрактивных институтов: здесь хорошо извлекать прибыли, но семью лучше держать где-то еще. Вахтовый метод жизни — наиболее подходящий для таких стран. Чтобы талантливым образованным людям в России было комфортно, надо изменить тип институтов.

Как это сделать?

На мой взгляд, к этому есть три ключа — о них в своей книге «Насилие и социальные порядки» пишут Дуглас Норд, Джон Уоллис и Барри Вайнгаст. На основе исторического анализа Англии, Франции и США авторы пришли к выводу, что сущест­вуют три так называемых граничных условия, выполняя которые ­успешные страны начинают отличаться от неуспешных. Первое. В успешных странах элиты делают законы для себя, а потом распространяют на других. В неуспешных — законы создают для других, а для себя делают исключения. Второе. В успешных странах организации — политические, коммерческие, некоммерческие — живут деперсонализировано, после того как уходят или умирают их создатели. В неуспешных — организации приспособлены под создателей и болеют или умирают после их ухода. И третье. В успешных странах элиты контролируют насилие коллективно, в неуспешных — делят контроль насилия: тебе военно-воздушные силы, мне тайную полицию.

Все три признака в нашей истории так или иначе встречались. Коллективный контроль насилия был после Сталина, его ввело политбюро ЦК КПСС. Деперсонализированность организаций — была: КПСС, комсомол, ВЦСПС научились жить без товарищей Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева. У нас не было производства законов для себя и распространения их на других. Это попробовал сделать Горбачев, но, к сожалению, ничего не вышло.

Что мы должны предпринять, чтобы решить эти три задачи?

Вопрос о законах, на мой взгляд, — это сейчас вопрос о налогах. Человек должен осознавать, что он платит налоги и за что он их платит, — и тогда он поймет, для чего ему законы и чего он хочет от государства, кроме законов.

Чтобы добиться деперсонализации, нужно провести реформу наследования. Страну контролируют 60-летние, и сегодня они подходят к рубежу, когда надо решать, как передавать наследство. Сейчас эта проблема урегулируется через офшор, потому что там семье можно оставить доходы, а управление ей не передавать. По- моему, Уоррен Баффет сказал: «Если вы хотите гарантированно проиграть олимпиаду, создайте сборную из детей победителей предыдущих олимпиад». В жизни мы почему-то пытаемся так действовать. Если не провести реформу наследования, отцы и матери будут когтями держать империи и приспосаб­ливать их под себя.

Что нужно, чтобы установить коллективный контроль над инструментами насилия, я не знаю. Либо очень низкое доверие друг другу, либо страх. Между прочим, независимость суда — не что иное, как коллективный контроль применения насилия, потому что элиты должны выпустить суд из сферы своего влияния. В 1990-е в системе защиты прав потребителей миллионы людей пользовались судебным рычагом, и он работал. Так что все возможно.

Что еще мешает нам перейти к инновационной экономике?

Одновременно три социокультурные особенности: высокая дистанция власти — представление о том, что на власть повлиять нельзя; низкая договороспособность и индивидуализм — самоорганизация сейчас очень плохая; высокая степень избегания неопределенности — страх перед будущим: если ты ни на власть не можешь повлиять, ни с другими договориться, конечно, будущее пугает. Поэтому лучше сохранять статус-кво.

Когда мы померили, что происходит в университетах, выяснилось: для нынешних студентов высокое избегание неопределенности не характерно. Важно это сохранить и сознательно культивировать в системе образования. Кроме того, нужно увеличивать длину взгляда. Если у человека годовой взгляд, он пилит деньги из бюджета, пока они оттуда не вышли, если пятилетний — пилит, но не все, а если десятилетний — вообще не пилит. Долгий взгляд развивается пониманием глубины истории (взгляд в прошлое влияет на взгляд в будущее), кругом общения, университетской междисцип­линарностью и т. д.

Источник!