Да именно с таким временным лагом сегодня изложу собственную версию событий творившихся в Южном городе 73 года тому назад.


Полундра! Немцы в городе

Шпрингер, описывая то, что творилось в Южном городе, в эти дни, не врал. Паника, после взрыва складов с боеприпасами на военном аэродроме, приняла колоссальные размеры. Бежали все, кто мог, кто же, этого не собирался делать, попрятались по «норам».
Из-за огромного количества солдат, убыли населения заметно не было. Город превратился в развороченный муравейник.
Лед на реке еще до конца не стал, и попытки пересечь её, по нему, кончались плачевно. Несмотря на это, желающих «пуститься в плавь» по ледяной воде было достаточно, ведь для эвакуации массы войск и гражданских беженцев остались только два автодорожных моста, забитых до предела и осыпаемых немецкими бомбами.
Бежать в сторону нового Черкаска желающих было мало, оттуда слышалась артиллерийская канонада, и люди опасались попасть «из огня да в полымя». Вот, и плыл по реке к морю, вперемешку с льдинами и немудреным скарбом, обреченный на смерть народ.
Возникает законный вопрос: - Почему, целая армия драпанула от одной дивизии противника? Вызвали это, в основном, две причины: рядовой состав и младшие офицеры помнили те «котлы», в которых в этой войне погибали не только армии – фронты, и не хотели для себя подобной участи.


Старшие офицеры и генералы знали о затее с «контр ударом» и понимали: - Город необходимо отдать, пусть лучше немцы «сварятся» в созданном в нем «котле», чем им самим придется голодать и умирать ни за так.
Судьба полумиллионного города, одного из 15 крупнейших населенных пунктов страны, начальство не волновала, она решалась не с учетом интересов 513 тысяч его жителей. Кому, они были нужны, эти южане, Сталину? Так, он о них и «пекся», «боялся», сволочь, за их жизни и «беспокоился» об их имуществе!
- Зачем нам уличные бои в этом городе? - Задал Хозяин Тимошенко первый вопрос, когда тот, 18 числа, докладывал ему о положении на фронте. После же того, как немцы овладели железнодорожным мостом и, по мнению властей, разрезали город на части, оборонять его, так решило военное начальство, не было ни какого смысла.
Тем более, что утаивать факт успеха немцев от армии и населения стало невозможно. Паника переросла в повальное бегство, в котором слушать приказы командира и даже их отдавать было глупо. Город был обречен….
Для любителей «доказательств», ищущим к чему бы придраться в версии событий их по каким-то причинам не устраивающей, к которым, кстати, когда-то относился и сам автор истории жизни, Оракул предоставил богатейший материал, но нам хватило того, что он показал. Честно говоря, было на что посмотреть.

Грабь награбленное!
Утром 20 ноября, часам к 11, город на несколько минут опустел те, кто хотел уйти, его покинули. Горожане же, не видящие особой разницы между фашистами и советскими, только этого момента и ждали. Часам к 12, улицы города вновь были полны народу, а по их проезжей части сновали автомобили, подводы и ручные тележки.
Бандиты, организованные в преступные сообщества, подошли к делу особенно основательно, это их машины и подводы наполнили город. Мелочами они не интересовались, склады, и крупные магазины давно были присмотрены и поделены между шайками.
Теперь, очень организованно, занимались их потрошением. Хватило четырех часов, и …, вывезли все мало-мальски ценное, подчистую.
Магазины поменьше и продовольственные лавки грабил народ поскромней, добычу везли ручными тележками и тащили мешками. Прочее население, захваченное ажиотажем вседозволенности, хватало все, что еще не украли хищники, покрупней.
В этой, эйфории беспредела, дело доходило до смешного.
Вот, какой-то, уже не пацан но, и не взрослый мужчина, дождался, когда двери охотничьего магазина вынесут жулики и груженные ружьями и другими средствами истребления животных, которые они и не собирались на них испытывать, удалятся.
Теперь, и малец, вместе с толпой обычно правопослушных горожан, ринулся в его недра.
На глаза ему попался железный ящик, схватил, в горячке не понял, что хватил для себя непомерно тяжёлое. Сдюжил, протащил его метров пятьдесят, бросил и, обливаясь потом, упал рядом с ним. Оглянулся: ни кого, решил проверить, что спер?
Оказалось, что в сундучке - дробь! Парнишка заплакал от обиды потому, что понял – второго шанса у него нет. Через разбитые двери и окна магазин выставил на показ свои голые стены.
Расстроился зря. Фортуна «улыбнулась», вновь! Вдруг, новая толпа пробегает мимо, и как он мог не стать её частью? Бежали молча, поглядывая друг за другом, не обогнал ли кто? Мародеров вынесло на Театральную площадь, тут бы самое время и подумать: - Куда бежишь, и чего тебе не хватает? - Но, нет!
Вместе со всеми, ворвался в знаменитое здание из стекла и бетона, по лестничным переходам попали в зрительный зал. Рассредоточились и в полной тишине, прерываемой звуком раздираемой кожи и ломающихся кресел, стали её, эту малиновую кожу, с них сдирать.
- На фига, тебе, кусок кожи? – И, этот вопрос не возник в курчавой голове с воспаленными жадностью мозгами. Урвал, спрятал под рубашку и, делая вид, что он не причем, зашагал к своей квартире.

Пять часов безумия прошли, и улицы города, заполнились их обычной публикой, не обращая внимания на разбитые витрины и выломанные двери, народ гулял, наслаждался свободой. Вновь, пошли трамваи.

Каков, курс марки?
В один из них, вошли два эсесовца, они уже успели расквартироваться в освободившейся гостинице и решили погулять по городу.
Скажите, пожалуйста, если бы на его улицах шли те бои, о которых говорят официальные источники, стали бы два унтера без стрелкового оружия (разве «вальтеры», серьезный аргумент против винтовки?) лезть в переполненный горожанами трамвай?
Но, не тут то было, у немцев возникло препятствие.
- Ваши билеты? – Услышали они голос толстенной бабы-кондуктора. Переглянулись, не понимая, - Чего от них хотят, - потом, видимо догадались, протянули марки.
– На кой, хрен! Мне, ваши, фантики? – Вновь, заорала недовольная женщина.
Тут уж, немцы возмутились сами и высказали ей все что думают и о ней самой, и об этом чертовом городе, куда их сдуру занесло, и об этой скверной погоде, что мешает им спокойно бродить по улицам и загнавшей их в сомнительное тепло трамвая. Говорили естественно по-немецки, поскольку, иностранным языкам обучены не были.
Гвалт и гомон, наполнявшие трамвай, мгновенно смолкли.
– Вы, что, немцы? – Дошло, наконец, до тупой старухи. В общем, через несколько минут, трамвай, как ни в чем не бывало, катил по рельсам под тот же шум обычного трамвайного разговора горожан.
С немцев денег не взяли, усадили на лавочку у окна, в которое они с любопытством разглядывали проплывающие мимо пейзажи.
Мы, как в свое время Андрей, улыбнулись увиденной сценке, и поторопились, ведь события развивались стремительно. То, что Оракул показал дальше, можно смело назвать шедевром народной юмористики.
Трамвай подошел к Старому базару, к тому времени, немцы и пассажиры нашли общий язык и, теперь, всем трамвайным обществом, сообщили им о прибытии на место их назначения.
Базар был полон, народу больше, чем обычно в воскресенье. Торговали всем, в том числе, и только что награбленной добычей. «Наши» немцы присмотрели яйца, видимо уже распробовали русский, натуральный, продукт. Пальцами показали, сколько хотят.
Продавец, ни чему не удивляясь (на самом деле, о чем тут думать, когда покупатель налицо?), сложил в коробок из-под обуви четыре десятка отборных светло-бежевых красавца и стал ждать, когда с ним расплатятся.
Получив рейхсмарки, удивляться, не стал, что он какой ни будь недоучка или трамвайная «хозяйка», не заметившая ни чего особенного в необычных пассажирах? Нет, он мужик серьезный и ему и дела нет, кто его клиенты, лишь бы брали и платили!
Продавец жестом попросил покупателей подождать и пошел к киоскам с маклерами, тайком торгующих, всем, от золота да монгольских тугриков.
Маклеры новой «валюте» не удивились. Не видели раньше! Так, и что, делать из этого цирк? Вопрос вызвало другое, какой обменный курс? Как, не зная его, обменять марки на рубли, сделать то, чего хотел продавец?
– Знаешь, бичо, давай приходи к нам завтра, по всему, это немецкие деньги, вот войдут фрицы в город, и тогда будем знать - почем они идут.
– Я, что тебе, грузин? – Обиделся армянин на то, что его обозвали обычным, здесь, для кавказца именем, - Сам ты турок, немцы то, вот они стоят, в городе они уже, это они у меня яйца покупают!
Маклер, увидев перед собой самых настоящих фашистов (раньше их ни когда не видел, но кто еще это мог быть в чистой, не скажи, что только что из окопов, аккуратно подогнанной форме, ладно сидящей на их стройных фигурах? Гладковыбритые парни не могли быть ни кем, кроме немцев), ошалел и сидел, молча, открыв рот, потом успокоился и ответил.
- Говорят тебе, ара, не знаю я курса а, раз у тебя покупают немцы, значит, это гости. Тебя, твой папа не учил, как, с ними обращаются? Вот, и действуй, а то турок, турок, еврей я!
Дело закончилось чуть не поцелуями, отоварились немецкие унтеры на халяву, обидеть дорогих гостей ни хотели, ни кто. Ни те, кто продавал сало, ни торговцы молочными продуктами денег с них не взяли.
Но, уже на утро, сообразив, что рубли теперь не к чему, марки брали, как те здрасте. Курс же установили паритетным рублю. Тот, то же, продолжил ходить. Не сразу.
Новых денег для обеспечения товарного оборота не хватало, в ход пошли вытащенные из сундуков царские бумажки и керенки, один чудак, умудрился купить картуз за махновскую валюту.
Видимо продавец головных уборов был совсем неграмотный и не прочел написанное на бумажках: - «Эй, хлопец не журись, у Мыхна гроши завелись», впрочем, возможно, что просто, мову не понимал.
Бардак закончился быстро, уже к обеду 21 ноября в хождении, были, лишь марки и советские рубли. Последние, не очень охотно но, брали!