Олеся Меркулова взяла интересное интервью у интересного человека. Вдруг кому будет интересно...


Вид на Ростов-на-Дону. Фото: Валерий Матыцин/ ИТАР-ТАСС

Как строился Ростов-на-Дону сто лет назад
Общественники Ростова-на-Дону добились того, чтобы здания дореволюционной постройки не штукатурили, тем самым убивая самобытность архитектурного облика города. В адрес губернатора Ростовской области Василия Голубева поступали обращения жителей с просьбами проконтролировать действия соответствующих надзорных и архитектурных органов. Во многом, проблема возникла из-за того, что некоторые старинные здания центра города хотя и имеют историческую ценность, но юридически не являются объектами культурного наследия. По сути их никто не защищает, а за ремонт отвечает департамент ЖКХ, который и определяет методы ремонта. В августе губернатор Василий Голубев поручил сформировать специальную комиссию, которая будет вырабатывать другие методы по реставрации исторического города.

Феномен «исторического города» — одно из важнейших культурных составляющих Ростова-на-Дону. Столетние постройки не только украшают город, но и являются документом эпохи. «Русская планета» поговорила с архитектором, доцентом кафедры основ архитектурного и художественного проектирования ИАрхИ ЮФУ и автором книги «Архитектура Ростова-на-Дону первых пятилеток» Артуром Токаревым о том, как строились ростовчане сто лет назад.



– Артур, обозначьте, пожалуйста, пространственные и временные рамки исторического Ростова.

– Ядро исторического центра — от Доломановского переулка и до Театральной площади. Даже больше. Нахичевань тоже будем включать. По ширине — от Дона до Красноармейской улицы. Если мы посмотрим на карту Ростова, то это ядро будет занимать 1/10 часть всего города. Относительно небольшое. А временные рамки — это вторая половина XIX века и до советских 30-х годов XX века. Именно в этот период сформировался облик города.

– Обыденное сознание воспринимает исторический облик, как дореволюционный.

– Естественно, в этот период — со второй половины XIX века и до революции сложился основной облик города и свой тип пространства, который определял его и в другие периоды. Если мы пройдемся по Большой садовой и посмотрим от Московской улицы и до улицы Станиславского, то увидим, в основном, дореволюционные постройки. Дореволюционная архитектура воспринимается совершенно по-другому, будучи более заметной и привлекательной. Она развилась в период эклектики. Архитекторы ее называли архитектурой выбора. Можно было выбирать: британский стиль, русский, барокко, классицизм, ренессанс... Уличный фронт был оформлен как театральная декорация — у каждого здания она своя.

– Кто был заказчиком дореволюционных зданий?

– Частное лицо, как правило. Были и государственные заказы. Например, городской доходный дом, который построило государство. Сегодня это главный корпус Пединститута. В любом случае все это работало на рыночных отношениях. Доходный дом — самый распространенный тип зданий того времени. Предприниматель получал участок земли и строил на нем дом, в котором потом либо продавал квартиры, либо сдавал их в аренду. Он окупался за несколько лет при том, что это стоило дорого: настолько была высока аренда этих помещений. Человек продавал — строил новый, продавал — строил новый. Выгода была очевидна, соответственно, старались застроить земельный участок максимально плотно. Свидетельство этому улица Большая садовая, где расстояние между зданиями минимальное.

– Это был экономический расцвет города?

– Да. Был строительный бум. В Ростов ехали не только с области, но и со всей России. Город активно развивался. Я сейчас не помню точные цифры, но, кажется, за 50-60 лет он вырос на 300-500%. Если в середине XIX века в Ростове жило 10 тысяч человек, то к революции — около 400 тысяч.

– Каким хотел видеть свой дом человек XIX века?

– Выбор стиля оставался за заказчиком и имел широкие возможности. История архитектуры сохранила анекдотический случай. Когда строился доходный дом купца Чирикова, где сейчас расположено управление МВД, архитектор создал проект в стиле ренессанса. Увидев проект, Чириков сказал, что хочет фасад, украшенный колоннами. На что архитектор ответил: «Как же так? Я же дом в стиле ренессанса строю, а колонны — это классицизм. Одно к другому не лепится». А тот ему: «А деньги кто тебе платит — я или ренессанс?». Так и построили с колоннами.



– В каких условиях жили люди в доходных домах?

– Везло тем, у кого были деньги на квартиру в доме, фасад которого выходил на улицу, которая была хорошо освещена. Ростовчане победнее, как правило, жили в антисанитарных условиях. Дешевые комнаты и квартиры были ориентированы во двор, где совсем другая обстановка. Большевики называли доходные дома буржуазной заразой из-за своей закрытости и чрезвычайной плотности, низких санитарных норм. Ничто не развивает так туберкулез как отсутствие солнца, влажность, сырость. А если там были протянуты галереи, с помощью которых экономили пространство (открытые галереи, расположенные поэтажно с одной стороны здания, служат для входа в квартиры), положение ухудшалось. Галерея создает дополнительную тень. Это, может быть, очень красиво для художника, но плохо для жильца.

– За что еще большевики критиковали дореволюционную архитектуру?

– Стилистически — даже не за разнообразие, а за дурновкусие. Мы любим свой город, но есть красивые дома со вкусом, а есть выполненные с таким перебором, что кроме как забавными их никак не назовешь. Было здравое зерно в этой критике.

– Когда большевики пришли к власти, как они начали выстраивать город?

– Они полностью изменили отношение к пространству. Был введен норматив по стране, в котором плотность застройки не должна превышать 50%. Остальная площадь — это двор, детская площадка и т.д. Это было пространство для общения людей. Идея коллективного быта была реализована в самой планировочной структуре. Во дворе играли, во дворе отдыхали, во дворе спали ночью летом, показывали кино, дети делали постановки. Жильцы-старожилы с восторгом говорят о своем доме. Все его любят и вспоминают, как самое светлое, хотя многие из них жили в коммуналках. Это то, что сейчас происходит на Западе. Чтобы снять социальное напряжение в обществе между бедными и богатыми, между различными социальными и этническими слоями, они стимулируют контакты жителей в общественном пространстве. Люди не изолированы друг от друга, это снимают социальную напряженность.

– Помимо практических решений 20-е годы оставили художественный вклад в архитектуру?

– Безусловно, это один из самых ярких периодов для архитектуры. За рубежом интересуются только двумя периодами — древнерусская архитектура и 20-е годы конструктивизма. Мы в эти периоды создавали что-то свое, новое. Все остальное — вторично, заимствованно. Такие здания, как театр им. Горького в Ростове-на-Дону, стали мировыми шедеврами конструктивизма.

– Конструктивизм — чисто советское явление?

– Он просто отличался. Рационализм, как основа конструктивизма, был и в Европе. Для человека, не разбирающегося в архитектуре, разницы не будет никакой. Но все же Европа была консервативнее. И к тому же в России повлиял новый социальный строй. Появились типы зданий, которых нет нигде в мире, такие как фабрика-кухня (остатки фабрики-кухни сейчас на территории колбасного завода на Буденновском). Или дом-коммуна.

– Шедеврами архитектуры, несмотря на коллективность, стали единичные проекты.

– Но все-таки дом-коммуна возникла благодаря новым социальным принципам. Было четкое разделение: жилая архитектура и общественная. Для проектов общественной архитектуры привлекали лучших архитекторов. Была развита конкурсная основа. Все было равноправно. Это работало! Что абсолютно не работает сейчас.

– Как люди воспринимали конструктивизм? Как реагировали на необычный театр им. Горького?

– Сложно сказать. Специальных сведений у меня нет. Но, я думаю, что новая архитектура воспринималась хорошо. В прессе о театре им. Горького писали, как о великом произведении. В него была заложена определенная функция, и она была замечательно реализована. То, что говорят, что он похож на трактор — яркий индустриальный образ, хотя архитекторы его не закладывали. Но все-таки он сложился. Я знаю, что даже сейчас, люди приезжающие в город, причем с высшим образованием, не всегда понимают это произведение. Ты им говоришь, что это шедевр. А они просто смеются. Потому что с точки зрения нормального человека, театр — это колонны, пышность, портьеры, купидоны. Вот Театр юного зрителя — это театр!




– Может быть, это ошибка архитектора?

– Нет, конечно! Сейчас возникают театры еще более современных форм. Такое восприятие театра — привычное и стереотипное. Театр им. Горького имел совершенно другую функцию. Это был театр современного действия. В нем актеры и зрители находились практически в равных условиях. А мы привыкли к тому, что зритель сидит и слушает. Здание подразумевало массовый проход демонстрации через театральную сцену. И сами зрители переставали быть зрителями. Они становились участниками. Конечно, кому-то не нравилась современная архитектура. Но это проблема не России и не социализма, а консерватизма культуры и менталитета. То же самое и сейчас, если вы проведете мониторинг, то поймете, что почти все хотят, чтобы дом был похож на дворец.

– Почему яркие индустриальные образы уступили сталинской классике в конце 30-х годов?

– Здесь много причин. Во-первых, профессиональные. В исторический город нельзя было вмешиваться с принципами современной архитектуры. Это понимало сообщество архитекторов. С другой стороны, культурное разнообразие, демократизм мешали Сталину консолидировать общества для выполнения конкретных задач. Как и во всех сферах искусства, разогнали все мастерские и создали Союз архитекторов, приказав: «Все работаем в классике, в понятном языке!». Но, дело в том, что классицизм — очень иерархичный язык. У архитектуры классицизма абсолютистская государственная иерархия.

– Сталин вернул царское?

– Получается, что так. А людям это нравилось, так как классика выглядит красиво и интересно. И сейчас сталинку любят. Это выразительная архитектура. И условия там более просторные. Но сталинка не могла решить социальные проблемы расселения людей. Это было не индустриально, дорого. Почему Хрущев перешел на хрущевки? Дома делали на заводе, а на месте их просто собирали. За два месяца можно было дом собрать. Фабричное производство всегда быстрее и дешевле. Типовые застройки на окраинах начались еще в 50-х, их строительство продолжилось в 70-х и 90-х годах. Да, это архитектура без образа. Если поменять ударение, то увидим, что это безобразная архитектура. Ее начнут критиковать уже в советское время. Монотонная и предсказуемая, в ней нет собственного «я». Но именно она решала задачу быстрого расселения.

– Были интересные проекты в 70-х годах?

– Речной вокзал — замечательный! Образный. Не случайно он присутствовал на всех открытках в 70-е–80-е годы. Кинотеатр «Плевин» был очень интересен. Конечно же, Донская публичная библиотека, проект которой создавался в 70-х. Эти проекты выполнены в прервавшемся стиле модерна.




– Мы любим исторические здания, и привыкли ругать современную архитектуру. Помимо того же консерватизма, есть ли здесь неприятие архитектуры как части новой деловой офисной культуры? Ведь большинство новых объектов — это здания под офисы.

– Сложно сказать. Нужно людей опрашивать. Понятно, что если есть социальное расслоение, то все, что связано с деловой архитектурой, с бизнесом, может сильно раздражать. Посмотрите на количество банков по Красноармейской улице — с Буденновского до Университетского. Мы насчитаем с вами тридцать отделений. Притом, вы практически не найдете детские сады, которые строятся с трудом. Но я не думаю, что это раздражение очень яркое.

– Центр города, получается, вобрал в себя все стили эпох?

– Безусловно, поэтому важен диалог, если мы хотим сохранить исторический город как цельное образование. Если мы будем каждое современное здание в центре города строить по принципу контраста, мы разорвем существующую среду на части. С одной стороны, мы должны стремиться, чтобы у нас была цельная историческая среда, так как этим она и интересна, а с другой, мы должны стремиться к современным зданиям. Мы же не ходим в парике, не ездим на каретах, у нас другие представления о жизни. Как сделать современными средствами интересную архитектуру, которая не вырывается при этом из контекста — это очень сложная профессиональная задача. Конечно, есть определенные охранные зоны, такие как улица Донская и Ульяновская, где действуют ограничения по высоте застройки, еще по каким-то параметрам. Если бы в списке культурных объектов было не двадцать домов, а несколько сотен, то появилась бы возможность сохранить исторический центр. Нужно выстроить правила игры, тогда этот консенсус между государственным регулированием и рыночными отношениями будет работать. А пока профессия архитектора подмята под стройку. Стройка приносит прибыль, а архитекторы мешают. Вот и все. У нас нет градостроительного совета, значимые проекты никем не обсуждаются. Это одна из главных проблем.

Оригинал статьи: http://rostov.rusplt.ru/index/Kak-stroilsja-Rostov-na-Donu-sto-let-nazad-12327.html