Главный художник «Электротеатра «Станиславский» Анастасия Нефёдова о работе в театре, о премьерах, о себе, а также о том, насколько важна роль художника в современном кино и театральном искусстве. Часть I http://www.wpolitics.ru/otvetstvennaya-za-krasotu/ Часть II http://www.wpolitics.ru/otvetstvennaya-za-krasotu-chast-2/ Часть III - Настя, давай к «Сверлийцам» вернёмся. Первое впечатление, что основная цветовая гамма спектакля бело-красно-синяя — триколор российский. - Да-да-да. [...]
Главный художник «Электротеатра «Станиславский» Анастасия Нефёдова о работе в театре, о премьерах, о себе, а также о том, насколько важна роль художника в современном кино и театральном искусстве.
Часть I http://www.wpolitics.ru/otvetstvennaya-za-krasotu/
Часть II http://www.wpolitics.ru/otvetstvennaya-za-krasotu-chast-2/
Часть III
- Настя, давай к «Сверлийцам» вернёмся. Первое впечатление, что основная цветовая гамма спектакля бело-красно-синяя — триколор российский.
- Да-да-да. Об этом я уже подумала на опере, когда из зала смотрела. Это бессознательно происходит, всё-таки у нас морская тема изначально. Порталы Сверлии — Санкт-Петербург и Венеция. Пришла мысль о тельняшках. А красный цвет я очень люблю, он у меня сквозь всё просачивается.
- Ты, вообще, любишь яркие цвета на сцене использовать?
- Люблю с цветом работать. Темно-телесно-бежевато-коричневатый, на котором весь наш советский кинематограф построен, не приемлю органически. Хотя я восхищаюсь тонкими художественными образами, созданными советским кинематографом, но у меня другой сейчас период. Не знаю, что дальше будет. Посмотрим, куда пойду. Я основываю всё на графике. Даже если это цветовая история, почему она яркая? Потому что она графически разделена, можно провести границу между цветами и таким образом интереснее и тоньше прослеживать графику тела, его пластику и характеры фигуры, вписанной в ландшафт сценический или световой. Я всегда переживаю, когда свет начинают на сцене строить, потому что свет способен вытащить из костюма всё по максимуму или убить его. Когда эскизы делаю, всегда выстраиваю определенную цветовую композицию и концепцию. Стараюсь, чтобы художник-постановщик её соблюдал. На «Синей птице» было несколько сложных моментов, когда казалось, что костюмы убиваются. Например, в сцене ткачих: они выходят все красные-прекрасные девы на арену цирка, вдруг влупили красный цвет на всю, и получилось, что костюмы убились. Потому что там этот красный очень тонко разработан: в каждом костюме миллион оттенков, миллион градаций, куча орнаментов, принтов, аппликаций, и конечно, забубенить красный цвет – это значит превратить костюм в серо-буро-малиновый. Я имела по этому поводу с художниками дискуссию, удалось объяснить и настоять на своём.
- После «Сверлийцев» обращаешь внимание, что люди на улице носят футболки, платья в красно-белую полоску. Это совпадение или при создании костюмов была мысль о том, что носят в современном мире?
- Мы все в театре по этому поводу шутим, что мир подстроился под нас. Сверлия проникает и просвечивает. У нас в театре уже есть термин «сверлийская мода». Кто в чём-то похожем приходит, ему говорят: «Ага, в «сверлийском» пришёл». Присылают мне фотки с улицы. Митя Курляндский прислал ходячего Кентавра на улице: в синих бриджах и полосатой футболке. Какой может быть ещё больший комплимент для художника, когда его мода выходит на улицу? Я считаю, что это Сверлия проступает.
- Я видела ты на прогон пришла с цветочками в волосах, потом начинаю смотреть спектакль — там тоже девочки с цветочками в волосах.
- Конечно, мои работы – это продолжение меня, в моих костюмах мой внутренний мир проступает. Я радуюсь, когда люди, которые участвуют в спектаклях, говорят «мы тоже так хотим одеваться, тоже хотим так выглядеть». Это высшая похвала художнику, когда ты можешь открыть людям глаза на них самих. Не зря же Чехов сказал, что в человеке всё должно быть прекрасно. Я свою высшую миссию, если это не слишком пафосно звучит, вижу в том, чтобы мир этот преобразить и чувствую в себе для этого силы. Я благодарна, что мне доверили такой большой прекрасный театр, где есть возможности реализовываться в интересных проектах.
- Настя, расскажи про материал, который использовали для костюмов. Один из них мне напомнил леску, из которой делают упаковочные сумки.
- Я хотела сделать стог сена, и мне пришло в голову, что это может быть полипропилен, если научным языком, — леска, упаковочная веревка. И я купила на пробу, мы нашили из нее тесьма. А недавно была в магазине ткани дорогом и смотрю — продают тесьма из такой же лески, моднючий оказался материал. Видимо, мы все идеи берём из одного информационного поля, они изначально нам не принадлежат. И я рада, что мы в одном информационном поле, что прикладное искусство становится актуальным, для меня важно, что я художник актуальный, современный. Я осознаю себя частью этого времени и выражаю свой мир через это время. К нам на «Сверлийцев» приходила Наташа Дзюбенко, которую я считаю одним из выдающихся художников кино нашего времени, и она сказала: «Насть, ты понимаешь, что ты отдельно от всех художников стоишь?». Я не воспринимаю это как комплимент, а действительно себя так осознаю, потому что у меня есть свой путь и благодаря тому, что Борис Юрьевич даёт мне реализовывать его, я миссию свою храню. Вот ты говоришь, что на улице видишь людей в похожих на мои костюмах, я же живу в этом мире и хочу, чтобы сквозь него проступал настоящий мир, который здесь содержится, его просто надо обнаружить. Обнаружение его вместе с людьми, с которыми тебе приятно находиться и создавать что-то новое, для меня это и есть моя работа,- проявление мира особой красоты.
- Помимо лески, какие еще необычные материалы использовались?
- В опере Сюмака («Сверлийцы lll» — прим. редакции) серебряный материал, в котором был хор, — немецкий винил зеркальный, мы его заказывали в Германии, переживали, что может вовремя не приехать. Но его поставили даже раньше на месяц, и мы всё успели вовремя. К нам приехал трехметровый рулон зеркальной плёнки, который мы хранили, как зеницу ока. Его нельзя ни складывать, ни мять.
- А для чего он предназначен изначально?
- Думаю, он используется в интерьерах. Натяжные потолки или что-нибудь в этом духе, а мы его приспособили для костюмов. Люблю открывать новые материалы. Сейчас художники становятся богаче информационно, они могут забирать какие-то сумасшедшие материалы из других областей. Всё вокруг друг в друга проникает, и не нужно из трёх тряпочек составлять 385 костюмов. А бюджет был очень маленький на «Сверлию», не то, что на «Синюю птицу», где можно было разойтись, купить шикарный бархат, тафту, парчу. «Сверлия» задумывалась как минималистическое во всех отношениях произведение, и мне интересно, что я могу и дорого делать, и очень дешёво, и в очень дешевом мне интересны как раз технологии. В «Сверлии» использовано много строительных материалов, которые стоят «три копейки», и с ними интересно работать. Например, есть парики, сделанные из материала вилатерм, используемого для прокладок между окнами, — это такие трубочки, пластиковый вспененный материал, а мы из него сделали шикарные головные уборы. У меня тема вспененной волны, и я думала-думала, как эти волны воплотить, и мы нашли такой чудесный материал и мастеров, которые смогли с этим материалом работать. Ещё используем для костюмов вафельное полотно для полотенец. В шестой опере я использую современный материал, называется неопрен. Сейчас он проник в мир высокой моды и дизайна, а раньше его использовали для водолазных комбинезонов. Это слой резины, а сверху и снизу накатывается трикотажное полотно, можно любых цветов накатать. Мы в «Синей птице» пингвинов делали из такого материала, они были тяжелые, а сейчас нашли более легкий, тонкий поролон. У этого материала потрясающая скульптурность, мне было важно это свойство, поскольку в опере Владимира Раннева — малоподвижные барочные фигуры.
- А в пошивочном цеху как реагируют, когда приходится работать с новым материалом?
- Радуются. Там работают девчонки творческие, высококлассные специалисты, некоторые пришли из высокой моды, мы их очень ценим и уважаем. Многое зависит от закройщиков-конструкторов, от художников-технологов, от их азарта и жажды открытий. У нас две закройщицы — мужской мастер и женский – Оля и Саша, молодые, но уже большие специалисты, которым по-настоящему интересно открывать новое. Бывают ленивые мастера, которые любят с одним материалом работать, капризничать: «Ой, чего вы мне тут принесли? Ничего не хотим, ничего не будем». Но у нас таких нет, здесь ночами не спят, если чего-то не получается, готовы переделывать. И я счастлива, что у меня есть эти люди, потому что ни один замысел расчудесный невозможно сделать, если у тебя нет единомышленников. У меня здесь есть два конструктора, и у каждой по 4 швеи. Есть ещё художник-технолог Лена, которая следит за производством, переводит эскизы в технологический язык, завпроизводством Оля, есть ассистент по театру, которая помогает мне — Ксения, тоже великолепный специалист. Все ненастоящие люди отсюда ушли, остались самые преданные. Наверное, так и должен коллектив складываться — вряд ли бы сразу, по мановению волшебной палочки, пришли бы те, для кого работа в нашем театре станет важной частью жизни. В кино всё коротко: ты встречаешься на 2-3 месяца и должен выдать результат, там особо не до отношений с людьми. Ты делаешь дело и через него узнаешь человеческое существо, понимаешь, близко оно тебе или нет. В театре ты строишь долгосрочные планы, выстраиваешь крепкие связи с людьми. Здесь я сталкиваюсь с тем, что ты устал, тебе самому нужна поддержка, а надо поддержать коллектив из 10-15 человек, и ты находишь в себе силы. Тогда я понимаю, что еще куда-то чуть-чуть продвинулась, что-то узнала, какой-то опыт приобрела, пересилив себя. Я получаю отданную энергию обратно от людей, которым важно, когда их работа высоко оценена. Ещё у нас грим-цех потрясающий — четыре молоденькие девочки с утра до ночи шьют парики: придешь к ним в 10 вечера, они сидят над париками, музыка у них играет, хорошая атмосфера. Я говорю: «Девчонки, чего домой не идете?». А они мне: «Мы не можем, нам надо, чтобы это высохло, нам нужно тут проверить, а там, чтоб проволока загнулась в нужную сторону». Я на них смотрю и радуюсь, что молодое поколение готово отдавать свои творческие силы театру, жить в нём и получать от этого удовольствие. И Борис Юрьевич их ценит, и всегда говорит слова благодарности, потому что люди от этого заряжаются. В театре по-другому невозможно коллектив содержать, если ты людей не стимулируешь изнутри. Кстати, завцехом гримерным Ксения нам досталась от предыдущего коллектива, при этом она радостно и творчески отнеслась к новым идеям и зажглась так, что уже не остановишь, несётся вперед к вершинам искусства.
- В «Синей птице» почти у всех героев обувь на платформе. Почему такое решение?
- Во-первых, мне очень нравится такая обувь, она меняет пропорцию тела, возникает особая пластика. Например, у воронов не просто сапоги на платформе, а создан дополнительный каблук, вынесенный за пределы ноги. Когда «вороны» впервые встали на эту обувь, говорили: «Ой, как странно, у нас нога удлинилась куда-то». Для хождения в такой обуви надо перестроить свои аэродинамические свойства. Получается, что у актёра есть дополнительная возможность осознать себя как персонажа, ощутить не земным существом, а сумасшедшим вороном, который из компартии вышел чиновником. И было очень трогательно, когда один режиссер после спектакля сказал: «Настя, эти вороны летают. У них каблуки взлетают!». Из зала увидеть, что вороны не достают до пола и за счет этого взлетают, ну что можно сказать? Прекрасная работа художника! И потрясающе, что зрителям это важно для понимания образа. Я всегда благодарна, когда мне такие вещи рассказывают. Ещё одна журналистка вышла после оперы Филановского и начала у меня спрашивать про костюмы: «Вот этот земной шар, который вышел…». Я спрашиваю: «Что за земной шар?» Она: «Синий». Она имела в виду Синий стог. Потом я подумала, наверное, он похож на земной шар, то есть у каждого возникают свои ассоциации и это так здорово, что начинает работать воображение и фантазия, дополнительные смыслы у всего появляются. Кому-то показался Синий стог похожим на планету. Почему бы и нет?
А то, что касается платформы — я изучаю свойства обуви в разных эпостасиях. В «Сверлии» Упырь тоже на платформах, потому что важно задать его пропорцию, стремящуюся вверх. Работа с пропорциями, с искажением их или с их созиданием – это одна из тех тем, которые мне всегда были интересны. Почему мы говорили о цветовых пятнах? Потому, что для пропорции, для сознания эффекта это момент важный. Когда все размыто одним цветом, сложнее разглядеть строительство, архитектуру костюма, пластику тела.
Окончание следует…
—
Наталия Козлова
Фотограф Павел Антонов.
Пингвины
Ворон
Фотограф Андрей Безукладников. Сцены из спектакля «Сверлийцы»
Кентавры
Синий стог. Для костюма использована упаковочная леска.
Для костюмов использован зеркальный винил.
Для костюмов использован неопрен, для париков — вилатерм.
Фотограф Олимпия Орлова.
В Электротеатре за работой.
