Околачиваюсь я во дворе жилого дома. Дети полезли в подвал, издалека разглядев разломанные электронные приборы.
Из офиса, что на первом этаже, выползла женщина средних лет. Увидев детей, начала на них кричать. Я ей:
– Ты что глотку дерешь?
– Зачем они туда полезли?
– Дети играют.
– Не положено. Пусть играют на детской площадке.
– Это твой подвал?
– Нет.
– Тогда какое тебе дело?
– Как это так, Вы родитель и позволяете детям...
– Вот именно, мои дети. Что хочу, то и позволяю.
Она стала на весь двор разоряться, что никогда не видела такого чудовищного родителя, который стыда не знает, что не дает чужой тёте воспитывать своих детей. Больше всего её возмутило, что я равнодушен – вместо того, чтобы стесняться, оправдываться и, присоединившись к ней, ругать собственных детей.
– Со мной ещё никто так нет разговаривал, как Вы сейчас, – распалялась она всё больше.
– Как так?
– Хамски.
– А с тобой по-другому нельзя. Что ты себе позволяешь?
– Что?
– Кричишь на моих детей.
Это её окончательно вывело из себя. Баба не могла представить: как это так, дети для того и существуют, что бы на них кричать и воспитывать.
– А ты сам кричишь на меня и оскорбляешь.
– Для тебя это привычно. Думаю, с тобой все так разговаривают.
– Нет, я впервые столкнулась с таким хамом. Никто ещё в жизни со мной так не разговаривал.
Она уже, было, собралась грозить мне милицией, как дверь офиса распахнулась, и вышел мужик в парадном костюме и с такой же круглой рожей, как у неё.
– Ты что, блядь, где стоишь?
– А что? – ответила она игриво-заискивающе.
– Я тебе где сказал ждать, нахуй?
– Где?
– Внутри. Я тебя ищу. А ты, блядь, здесь торчишь.
Баба собралась, вильнув бедрами, шмыгнуть в дверь офиса. Как вдруг её взгляд упал на меня. И она зарделась. Но не тем кирпичным цветом, который обычно был у неё на лице. Я понял, что она в первый раз в жизни от стыда покраснела.