Красота и волшебство окружающего мира — в глазах смотрящего. Каким видит Петербург во время своих прогулок на самокате, «(От)личному Петербургу» рассказал Вадим Назаров — известный петербургский книгоиздатель, в 1990-е открывший для нас Мураками, Макса Фрая, Илью Стогoffа и удивительный мир фэнтези. Титулованный «человек книги», возглавляющий сегодня издательство «Пальмира» — о тайной жизни города.
Мой Петербург — это город диких парков и домашних лесов. В нем водятся ежи, кроты и зайцы. Капустные и морковные поля в нем доходят до горизонта, извилистая речка прячется от глаз случайного велосипедиста в зарослях осины и ивняка. Мой Петербург — город чистых озер с лилиями и плотвой, небо над ним — дом для двухсот видов птиц, на обочинах его дорог — грибы и зверобой.
И это не метафора: от Шуваловского парка с его зябликами и ежевикой до Эрмитажа всего 12 километров. Но дело не даже не в расстоянии. Раскинувшийся в устье полноводной реки город наполнен всеми формами жизни. Когда-то давно у меня был кабинет с балконом на Неву, и оттуда были видны рыбацкие лодки, полные корюшки, — ее ловили буквально под ногами бредущих по мостам пешеходов. Каждую осень и весну прямо над Мариинским театром трубят лебеди и запевают серые гуси. Про черных белок Елагина острова нужно писать повести в духе Сетона-Томпсона.
Город полон брачных песен, шорохов и сумеречных теней, даже стриженные по голландской моде его парадные сады — обитаемы. Внимательный горожанин примечает там вороньи гнезда и осиное дупло, наполненное тревожным гудением. Архитекторы позапрошлого века знали о тайной жизни столицы больше нас, и оставили тысячи намеков на то. Иначе зачем все эти совы, ангелы и насекомые на ее фасадах?
Ангелы — отдельный разговор. Если смотреть на город с Невской куртины, то единственные существа, которые поднимаются над его выровненными по императорской линейке крышами, — ангелы. В центре они всегда присматривают за тобой: едва за поворотом улицы скрывается один, как появляется следующий.
Говорят, что городу не хватает вертикалей. Великие его создатели учитывали рощи корабельных мачт, рассекающих горизонтали набережных. Теперь эту роль, отчасти, выполняют живые деревья. В нашем веке им позволено расти до самых небес. Я очень люблю эти неожиданно огромные клены, дубы и липы, которые можно встретить тут в самых неожиданных местах. Но среди петербургских великанов совсем не осталось вязов. Этот вид нещадно губит голландская болезнь. И даже в этом трагическом явлении видны следы нашего трехсотлетнего романа с Амстердамом.
Я долго не мог найти удобный формат для передвижения по городу. Для пешеходных прогулок он излишне велик, поездки на автомобиле по нему — слишком мучительны, велосипед — обременителен. И вот уже два года как я — страстный поклонник электрических самокатов. Мой пробег по Петербургу на этом новом виде транспорта — почти пять тысяч километров. Благодаря своему железному приятелю мне удалось сложить в один маршрут Юнтоловский заказник и Невский проспект. И путь этот лежит по прекрасным пустым набережным, где только ветер и осторожные крачки.
Еще следует сказать о том, как Город дрейфует к Югу. Его дворцам с огромными окнами и стеклянными куполами показано итальянское солнце. И вот в наших северных парках вдруг запевают цикады, аисты гнездятся уже в Гатчине, а по всем обочинам цветет цикорий. Если это глобальное потепление, то пусть дело дойдет до орхидей и зеленых попугаев, пока балтийские волны не накроют этот восхитительный приют осторожных призраков.
