Фото: Игорь Иванко/Коммерсантъ
Поделиться
Вместе с Георгием Остапковичем, директором центра конъюнктурных исследований ИСИЭЗ НИУ ВШЭ, «Фонтанка» подводит итоги года в сфере экономики. С Остапковичем мы не просто обсудили победы и поражения отечественной экономики в 2023 году, но и сравнили, как Россия переживала свои кризисы — пришедшие извне или рукотворные. Выяснила, можно ли было по бюджету, заложенному на 2022 год, предсказать новый курс политики. А также обсудила, что не в ВВП счастье измеряется.
Георгий ОстапковичФото: Геннадий Гуляев/Коммерсантъ
Поделиться
— Давайте начнем наш разговор с общего вопроса: с чем мы входим в 2024 год — какие проблемы экономики удалось решить, а что мы тащим дальше?
— После известных событий, которые были в 2022 году, все зарубежные информационные службы, да и наши внутренние регуляторы, предрекали падение экономики. В 2022 г. предсказывали падение ВВП России от 5 до 15% — и затем говорили, что 2023 год тоже будет неудачным для нашей экономики. Так вот, экономика в позапрошлом году показала отрицательный результат всего 2,1% по ВВП, а в 2023 году мы выйдем на рост по сравнению с 2022 годом примерно на 3,2 — 3,5%. То есть экономика сработала достаточно благоприятно и благополучно по сравнению с теми прогнозами, где говорилось о ее крушении, причем предрекали чуть ли не экономический коллапс в первую очередь с точки зрения технологического развития. Потому что беспрецедентные санкции, которые были введены на российскую экономику в первую очередь, били по технологиям — нас практически вывели с поставок технологических товаров из западных стран (а доля импорта оборудования из западных стран, в основном из Европейского Союза, составляла почти 50% во всем российском импорте). Конечно, это достаточно серьёзный удар, но бизнесу за счёт смены логистики поставок и включения механизма импортозамещения удалось относительно минимизировать данные проблемы.
— Благодаря кому?
— Главным двигателем того, что экономика России не упала, я считаю сам бизнес, предприятия и руководителей предприятий, которые перестроились в условиях этих беспрецедентных санкций: перестроили экономическую модель бизнеса, перестроили логистику с западных стран на восточное направление, сами применили новые управленческие инвестиционные и инновационные схемы.
— То есть Россия преодолела экономический кризис только благодаря «низам»?
— Нет. Правительство РФ, Центральный банк РФ и другие экономические регуляторы оказали огромную помощь бизнесу: были субсидированы предприятия, особенно отраслеобразующие стратегические предприятия, которые формируют основную структуру ВВП. Также Центральный банк и Министерство финансов не допустили хаоса финансовой и банковской системы. Это, пожалуй, ключевое, ведь когда страдает экономика? Когда начинается разрушение финансовой и банковской системы. Так вот, Правительству РФ, Центральному банку и Минфину за счёт различных регуляторных маневров удалось купировать основные проблемы — и в итоге мы вышли на показатель (– 2,1%) в прошлом году и войдем в район 3,5% роста в этом году. Если брать балансовый результат темпов роста ВВП за два последних года, он примерно составит +1,4%, что значит среднегодовой темп 0,7%. Это, конечно, невысокий темп роста, но главное, что не произошёл развал экономики, не случилось серьезных проблем — экономика работает и будет в ближайшее время развиваться. По прогнозам Центрального банка, мы пойдём где-то в 2024 году темпами 1,5%.
— Если мы сравним способы реагирования бизнеса и правительства на кризисные ситуацию в 2014 и в 2022 году — это была одна механика преодоления сложной ситуации?
— Регуляторы на проблемы этих годов реагировали совершенно по-разному. Каких-то сложных преобразований в 2014 году я не вижу. Причём 2014 год был еще достаточно позитивным для российской экономики — мы вышли в плюс по ВВП и по промышленности. А основное автономное падение началось в конце 2014 года — и в 2015 году оно у нас перешло в неглубокую рецессию (я бы не назвал это кризисом, потому что кризис — это разрушение большинства базовых отраслей, банковской системы, критическое падение потребления, в том числе реальных располагаемых доходов, рост уровня бедности). Спад по ВВП в 2015 был (– 2%). А 2016 год уже показал рост.
Поэтому я бы не сравнивал 2014 и 2022, потому что в 2014–2015 были свои проблемы: резкое ухудшение ценовой динамики по нефти, рост курса доллара. А те санкции, которые были введены в 2014 году со стороны Запада, были вегетарианскими: они введены на персоналии, на продукцию двойного назначения, то есть гражданско-военную продукцию. Конечно, эти санкции нельзя сравнить с теми технологическими санкциями, которые были введены в 2022 году. Поэтому это вообще два разных события.
Но если брать по минусу ВВП: и в 2015, и в 2022 у нас было падение ВВП главным образом из-за санкционного давления и перестройки экономики под минимизацию потерь от этого санкционного давления.
— Как можно было бы подготовить экономику России к последствиям событий 2022-го года, которые очевидно можно было предположить?
— Вы задаете политический вопрос — мне бы не хотелось на него отвечать, потому что я не политик, а все-таки экономист. Как подготовить экономику? — экономика у нас рыночная, причем не только сама Россия позиционирует себя страной с рыночной экономики, но и мировое экономическое сообщество в 2002 году признало это. Хотя мы и ругаем 1990-е годы, но именно те рыночные экономические преобразования, которые были проведены тогда, работают и сегодня.
Так, в 2022 году наши предприниматели фактически перестроили и логистику, и управленческие схемы под ту ситуацию, которая возникла с поставками, с оборудованием, с логистикой и, собственно говоря, минимизировали проблемы. А как подготовить экономику?.. Экономику нельзя подготовить в принципе, рынок — это рынок. Если бы у нас была плановая экономика — был Госплан, Госснаб, Госкомцен, как в Советском Союзе, тогда можно было бы в административном порядке перестроить какие-то характеристики и создать централизованную мобилизационную экономику. Но у нас все-таки не Советский Союз — доля военной экономики в Советском Союзе доходила до 60%, а то из 70% в объеме ВВП. Сейчас, конечно, это значительно меньше. И огромная часть бюджета идет на социальное вспомоществование.
При этом для крупных структур и стратегических предприятий правительство нашло выход из сложной ситуации — им давали субсидированный кредит, бюджетное государственное финансирование именно таким крупным предприятиям, которые формируют большую часть экономики, обеспечивают доходность экономике страны, влияют на рост доходов населения. Это абсолютно разумная тактика — так поступают все страны во время возникновения экономических диспропорций. Здесь ничего удивительного нет — это так называемая «кейнсианская политика», то есть усиливается «политика» государственных расходов, на первую роль выходят государственные бюджетные расходы — что, собственно, у нас произошло в 2022, 2023 и планируется в 2024. То есть основные позиции у нас занимает бюджетные расходы, которые будут наибольшими — и рост доходов в 2024 году планируется на 22% больше.
— Еще один вопрос, как можно реагировать на кризисную ситуацию: понятно, что кризис 2008 года был мировым и неожиданно пришел извне, а последствия 2022 года можно было предположить. Разные ли инструменты использовались, чтобы победить эти обстоятельства?
— В 2008 году был действительно финансово-экономический мировой кризис, этот кризис пришёл из Соединенных Штатов, когда там был крах системы ипотечного кредитования — и эта финансовая проблема Америки распространилась практически по всему миру. Понимаете, финансово экономические мировые кризисы могут производить только крупные страны, которые обладают большой долей мирового ВВП: США, Евросоюз, может быть, Китай. Этот кризис передался и на Россию — тогда у нас действительно происходили очень большие финансово-экономические беспорядки. Я напомню, что в июне 2008 года нефть стоила 138$ за баррель, а где-то, начиная с ноября-декабря, эта цена упала чуть ли не до 40$, то есть цена нефти рухнула практически в три с половиной раза, как и цены на все сырьевые товары. Экспорт нашей экономики в основном представляют сырьевые товары (сегодня — это около 80% экспорта). В 2009 г. мы упали на 7,8% ВВП — это самое резкое падение среди всех стран G20, то есть мы встретили этот кризис с мировым размахом. Потому что была очень большая ориентация на сырьевые товары. Поэтому сегодня и ставится основной проблемой частично поменять экономическую парадигму, то есть помимо спроса на сырьевые товары, перейти на предложение товаров и продукции с высокой добавленной стоимостью, с высокой степенью передела, а это — обрабатывающая промышленность и высокоинтеллектуальные услуги. Конечно, никто не хочет вместо вышки в Ханты-Мансийске поставить гардино-тюлевую фабрику — просто перераспределение доходов, перераспределение численности занятости нужно делать в пользу обрабатывающей промышленности, а не только оставлять огромные дивиденды и заработные платы работникам сырьевых предприятий. Средняя зарплата нефтяников у нас в 5–6 раз превышает заработную плату, например, производителей одежды. При всем уважении к нефтяной отрасли, что этот труд в шесть раз ценнее, чем труд производителя одежды или работника мукомольного комбината? Это надо стараться выравнивать.
— Все-таки как в 2008 году правительство вместе с бизнесом пыталось исправить ситуацию?
— В 2008 году был задействован так называемый «стабилизационный фонд», который был создан — где-то после дефолта 1998 года, когда министром финансов был господин Кудрин. В самые «тучные» годы (2003–2008 гг.) экономика России росла примерно со среднегодовым темпом роста 7,0% — и за это время удалось создать стабилизационный фонд на предмет всяких форс-мажоров. К форс-мажору можно отнести и финансово-экономический кризис 2008 — и как раз этот стабилизационный фонд пришлось потратить, причем потратить в первую очередь для стабилизации банковской системы, то есть деньги направлялись в банки, чтобы те продолжали работать и начали финансировать экономических агентов, то есть бизнес. Как ни парадоксально, хотя падение экономики было на 7%- 8%, реальные располагаемые денежные доходы стояли на нулях или даже выходили в + 1% роста, то есть фактически население удар не получило, ведь для него делались компенсационные выплаты.
Те неудобства, которые мы получили в 2008–2009 году, существенно повлияли на дальнейшее развитие экономики. После кризиса 2009 года темпы роста экономики резко замедлились, потом мы еще раз упали в 2015 году. Но то, что мы вышли из кризиса 2009 года — это тоже очевидный факт, потому что буквально в 2010–2011 году мы давали темпы роста примерно 4% и по экономике в целом, и по промышленности в частности.
— Какие шаги стоит предпринять и какое количество времени нам потребуется, чтобы темп роста ВВП снова стал ударным, как до 2008 года?
— Давайте подойдем к этому вопросу диалектически — к сожалению, (это правда моё оценочное мнение) у нас все время говорят о темпах роста экономики, то есть ВВП — это основной индикатор. И в СМИ все время идут споры: вот, минэкономики говорит, что ВВП вырастет на 2,2%, а Центральный банк говорит, что ВВП вырастет на 1,8–1,9%, а счетная палата говорит, что вырастет на 1,7%. Да какая разница, как он будет расти! Главная это сама тенденция роста. ВВП — это виртуальный показатель, который имеет массу недостатков. По ВВП невозможно узнать ни благосостояние людей, ни экологическую ситуацию. Нельзя понять, за счёт чего растёт ВВП — или за счёт эксплуатации труда, когда люди работают по 8–10 часов, создавая ВВП или такой же ВВП создают те, у кого 4 часа работы, а остальное — частная жизнь. То есть за счёт чего — из-за интенсивности труда или за счет инноваций. Поэтому ВВП — конечно, нужный и важный показатель, но ведь бенефициар роста экономики — это люди, а главный экономический смысл жизни людей — это их доходы и их занятость. Люди не думают о ВВП, показывающем, сколько в стране построили тракторов, танков и башенных кранов. Он не говорит о благосостоянии людей. Поэтому, оценивая экономическую ситуацию в стране, нужно следить за четырьмя показателями: первое — это реальные располагаемые денежные доходы населения, второе — уровень занятости, третий — уровень бедности и четвертое — концентрация доходов населения (коэффициент Джини). Вот главные индикаторы, а мы все время в СМИ как священный грааль обсуждаем ВВП. Вы знаете, что 15–18% ВВП Росстат вообще не видит — это то, что создаётся в неформальном секторе? Эта часть потом досчитывает различными методами. Но важно не это считать, а следить, чтобы росли перечисленные мной социальные индикаторы, которые представляют благосостояние людей, их уровень и качество жизни.
— Говоря об этих показателях, куда России стоит стремиться и как скоро удастся это осуществить?
— К сожалению, в сегодняшней ситуации это будет очень долгий процесс, потому что мы вступили в три очень серьезные экономические реформы, они не просто долговременные, но и очень дорогостоящие. Это, как мы с вами говорили, смена парадигмы экономики со спроса сырья на предложение товаров с высокой добавленной стоимостью; второе — это трансформация экономики, трансформация отраслей — перенос труда и капитала из неэффективных видов деятельности и неэффективных экономических агентов в эффективные. Третья огромная задача — это импортозамещение, у нас есть продукты, локализация которых в стране нулевая или не превышает 30%. Например, производство чипов: сегодня мы не можем производить чипы — я даже не говорю о тех, что делает Тайвань — 3–5 нанометров. Но мы не можем сравниться и с Китаем. Нам подвластно производить чипы 50–80 нанометров — те, которые можно поставить в проездной билет. Сейчас у нас нет не только людей, но и профессорско-преподавательского состава, который мог бы научить создавать данную продукцию.
Поэтому сейчас должна работать экономика знаний, сейчас главное вкладывать бюджетные средства в большом количестве в человеческий капитал, в образование, здравоохранение, в науку, в НИОКР. Если люди будут здоровыми и компетентными, они сами при помощи различных правительственных регуляторов поднимут экономику.
Такие реформы проводили многие страны Латинской Америки и Азии. Но не было примеров, чтобы эти меры дали быстрый положительный эффект. Единственная страна, которая провела это буквально за 4–5 лет и вошла в пятерку инновационных стран — это Южная Корея. Они стали инновационно продвинутой страной не только за счёт бюджетных вливаний, но и за счёт полностью открытой экономики, они пригласили к себе людей из тех стран, где умеют создавать соответствующую продукцию и послали свою молодёжь учиться в разные страны. То есть во многом за счёт образования и за счет интеллектуальных действий можно ускорить решение этой задачи. И не дай Бог нам уйти в автаркию — при всех прочих нам нужно быть открытой экономикой, хотя бы для тех стран, которые называются сейчас дружественными странами. И через компетентность создавать новую экономическую реальность.
Прогнозные данные экономических регуляторов позволяют утверждать о продолжении экономического роста в ближайшей перспективе, как в основных базовых отраслях в частности, так и в экономике в целом (ВВП). Вместе с тем, опираясь на текущую официальную макроэкономическую статистику Росстата и результаты конъюнктурных опросов, можно оценочно предположить, что фаза восстановительного и компенсационного роста (который имеет всегда бурный, но непродолжительный характер) заканчивается и экономика входит в период невысокого позитивного трендового роста с возможной интенсификацией экономической динамики по мере реализации указанных выше реформ и минимизации давления на бизнес экономических и геополитических факторов неопределённости.
Фото: Игорь Иванко/Коммерсантъ
Георгий ОстапковичФото: Геннадий Гуляев/Коммерсантъ
