Орлеанская дева

«Орлеанская дева» всегда стояла в тени прочих опер Чайковского, и встреча с ней вызывала растерянность даже у поклонников композитора. Так, авторитетный советский музыковед Борис Асафьев считал произведение «мастерским, но неровным», порицая за «ложный стиль» и «странный напыщенный подъем». Недооценка «Орлеанской девы» во многом объясняется ее хронологическим соседством (и неизбежным сравнением) с самой популярной оперой Чайковского, «Евгением Онегиным». После лирических «камерных сцен» композитор неожиданно обращается к жанру гранд-опера с ее характерными атрибутами: сюжетом из рыцарских времен, масштабной четырехактной структурой, балетным дивертисментом, громом победы и вихрями огненными.

Чайковский рассчитывал на признание публики, кассовый успех и стабильное место своей «большой оперы» в репертуаре, однако в полной мере этого не случилось ни при жизни автора, ни в ХХ веке. Исключение составил спектакль Кировского театра 1945 года — его успех во многом был заслугой Софьи Преображенской, которая выступила в титульной партии.

После долгого перерыва, прошлым летом, Мариинский театр исполнил «Орлеанскую деву» в концерте и принял решение вернуть ее на сцену, ведь немногие общие места партитуры — не изъян, а дань условностям жанра «большой оперы». При таком понимании становятся очевидны достоинства «Орлеанской девы»: первоклассная музыка, крепкая драматургия, редкий по мощи патетический заряд. Среди классических русских опер она высится, как громада готического собора — такого, как Реймсский, изображенный в ее кульминационной сцене.

Опера возвращается в репертуар театра, в котором сто сорок лет назад была поставлена впервые. Тогда, в 1881-м, Чайковский гневался, что для премьеры не сделали нового оформления, взяв его из других спектаклей, и новинка не произвела должного эффекта. Сегодня композитор был бы удовлетворен: режиссер Алексей Степанюк в соавторстве с художником Вячеславом Окуневым создали настоящий grand spectacle. При этом постановщик не довольствуется одной лишь театральной готикой: «Мы ведь ставим не историческую оперу „про рыцарей“, а романтическую, даже метафизическую оперу. Огонь — лейтмотив всего спектакля, символ всеобъемлющего пламени, в котором сгорает весь мир с его безумием войн и ненависти. И над этим огнем с улыбкой святой возвышается Орлеанская дева».