Фото: Валерий Зуфаров/ТАСС
Поделиться
В Курской области, где уже неделю идут бои с ВСУ, расположена Курская АЭС. 8 августа на ее территории обнаружили осколки сбитых ракет, а 9 августа, была выведена из строя трансформаторная подстанция — город Курчатов временно остался без электроэнергии. В «Росатоме» заверили, что АЭС работает в штатном режиме, но заявили, что сохраняется опасность ударов и провокаций со стороны ВСУ на АЭС. Накануне появилась новая угроза - пожар в градирне Запорожской АЭС. «Фонтанка» пообщалась с физиком-ядерщиком Андреем Ожаровским и узнала, возможен ли катастрофический сценарий на станциях в зоне боевых действий и грозит ли южным регионам блэкаут.
— Пожар на атомной станции всегда звучит пугающе, но на деле несет ли возгорание на Запорожской АЭС какие-то риски? Может ли быть выброс радиоактивных веществ?
— Все энергоблоки Запорожской атомной станции находятся в холодном состоянии. Это означает, что они не вырабатывают электроэнергию, отключены от сети, и ядерные реакции там не происходят. Почему это хорошо? Потому что когда реактор находится под температурой примерно 300 градусов, давление 16 мегапаскаль при повреждении корпусов реактора просто выплевывается в атмосферу примерно четверть его содержимого. На Запорожской станции — не чернобыльские реакторы, а реакторы с корпусами, водяные реакторы. Так что по обычному школьному закону: проковырял дырочку в баллоне высокого давления — из него что-то вытечет.
Если бы станция работала, тогда это было бы, возможно, начальное событие катастрофы. Но это если бы реакторы были на мощности. Плюс, это довольно далеко. Эта площадка самой атомной станции далеко от самих реакторов. Так что пожар красивый, очень привлекает внимание. Но, слава богу, не ставит под угрозу, не несет угрозу распространения радиоактивных веществ.
— В зоне боевых действий находится не только Запорожская, но и Курская электростанция. Есть ли между ними существенная разница?
— Это абсолютно разные типы реакторов, хотя они оба старые, советского типа. На Запорожской ВВЭР-1000, на Курской — РБМК-1000. Реакторы Запорожской атомной станции наконец-то заглушены. Она не производит электроэнергию. Там нет возможности выдачи, поскольку разрушены линии электропередач. Это линейные сооружения, они очень легко разрушаются артиллерийским обстрелом — и без какого-то точечного попадания. Запорожская станция технически-то может работать, но ни Украина не может забрать [это электричество], ни Россия.
Главное отличие, что там [на Запорожской станции] реактор другого типа. Там нет графита, там невозможен графитовый пожар. При разрушении реакторов, работающих на мощности, возможно примерно то же самое — загрязнение примерно на сотни километров. Но на ЗАЭС оно другого характера. Там, скорее, залповый выброс и сигарообразный свет. С Курской станцией, как и с Чернобыльской, может быть несколько следов. Почему? Потому что выброс не кратковременный, а продолжительный, ветер может меняться. А на Запорожской — нет: вышла какая-то пароводяная смесь вместе с радиоактивными веществами в окружающую среду, поднялась на несколько километров и упала по направлению вверх.
— Какие в таком случае существуют риски для Курской атомной станции?
— Особенность Курской атомной станции в том, что на ней все еще работают два реактора РБМК-1000. Чернобыль взорвался без всякого внешнего воздействия, по внутренним причинам. А здесь уже при внешнем воздействии может произойти частичный сценарий Чернобыля. То есть, разрушение самого реактора, графитовый пожар.
Какие бы модернизации вспомогательных систем не проводились, реактор [на Курской АЭС] — это графитовый цилиндр. Такой же, как выгорел полностью на четвертом энергоблоке Чернобыльской станции. В том случае, если ректоры остаются на мощности — это важная оговорка. Разрушается или сам реактор, или контур охлаждения. И создаются условия для развития аварии, по чернобыльскому сценарию. Еще одна особенность — ни на Чернобыльской, ни на Курской электростанции реакторы не прикрыты защитными колпаками. Это в новых проектах существуют бетонные защитные оболочки.
— Какого масштаба удара будет достаточно, чтобы они пострадали?
— Энергоблок никак не защищен. Он находится в здании, в котором мог бы располагаться цех предприятия. То есть да, там есть стальные балки, есть крыша, но это не фортификационное сооружение, и это не защитная оболочка, которая сооружается на других атомных электростанциях. Сколько и каких снарядов достаточно, чтобы разрушить, пробить вот эти вот конструкции? Я видел оценки, что достаточно попаданий одного-двух снарядов калибра 150 миллиметров и выше. Любая страна, на территории которой расположены атомные станции, в случае вооруженного конфликта уязвима. И особенно, еще раз повторю, эти старые советские конструкции с РБМК-1000, поскольку они не прикрыты, в принципе, ничем.
— Как в таком случае можно обезопасить станцию или хотя бы минимизировать риски?
— Отключение реакторов из предосторожности может быть неплохим сценарием.
— А если удар придется не на энергоблок?
— Кроме реакторов, там есть рядышком контейнерное хранилище отработавшего ядерного топлива. Это бетонный контейнер. В них содержатся особо опасные ядерные отходы, отработавшие ядерное топливо. И они тоже защищены от, условно, стрелкового оружия и малокалиберных систем. Но при разрушении этого объекта возможно локальное загрязнение. При разрушении самого реактора загрязнение может быть глобальное, как после Чернобыля, потому что реактор в горячем состоянии, и могут радиоактивные вещества выбрасываться в атмосферу ввысь, а ядерное топливо находится там в твердом состоянии. Если при попадании снарядов контейнер разрушится, расколется — ну, рассыпется все вокруг на несколько десятков или сотен метров. То есть это, безусловно, очень плохо, надо будет потом все это как-то подчищать, но это хотя бы понятная авария, а не катастрофа.
— Существует ли риск, что близлежащие регионы могут остаться без электроэнергии?
— Вот сейчас не экологические вопросы, а экономические. Вы же помните, что из-за отключения одного блока на Ростовской станции произошел масштабный блэкаут. Миллионы человек остались без электроэнергии. Почему это случилось? Потому что реактор был отключен автоматикой, а не операторной. Никто не знал, что реактор захочет отключиться. Такое бывает у атомных станций. Вот сейчас дополнительная угроза для Курской атомной станции — повреждение не самой атомной станции, а сетевого хозяйства, повреждение распределительных станций. И тогда есть риск повторения ситуации с Ростовской АЭС.
— О каких мощностях идет речь? К каким последствия приведут неожиданные для энергоситемы отключения?
— Речь идёт о двух гигаваттах мощности. Если к этому не готовиться, то вполне возможно, что достаточно потрёпанная из-за боевых действий энергосистема Курской, Белгородской областей просто не справится, не получится быстро компенсировать вот это выпадение.
— Если отключить реакторы, это дает гарантию безопасности, даже если в станцию все-таки прилетит снаряд?
— Это не обезопасит на 100%. Смотрите, даже в отключенных энергоблоках содержится внутри графит и отработавшее ядерное топливо. Единственное, что их сложнее разрушить. Когда они в холодном состоянии, они действительно похожи просто на обычный склад каких-то радиоактивных отходов, чем они и являются. Но технически, в принципе, может получиться графитовый пожар и без вклада ядерных реакций. Вот в Чернобыле почему загорелось? Потому что продолжались ядерные реакции, которые шли для выработки электроэнергии. Но графит — это горючее вещество, а в снарядах содержатся взрывчатые вещества, зажигательные вещества.
— А какой потенциальный радиус поражения может быть при реализации худшего сценария, которого мы все так боимся?
— Такой же, как в Чернобыле, 200–300 километров. В Чернобыле максимально самые далекие, эвакуированные пункты — Краснопольский район, Республика Белоруссия. Это 230–240 километров. И это мы не говорим о угрозе для сельского хозяйства. Там можно напомнить, что чернобыльский след прошел, слава богу, чуть южнее Ленинграда, примерно задел Гатчину, задел Сосновый Бор, и туда ушел, в Скандинавию.
Там [в случае Курской АЭС] буквально русская рулетка. Ветер в одну сторону, значит, загрязнение доходит до европейских стран. Ветер в другую сторону — значит, примерно до Москвы. В третью сторону — до Петербурга и так далее. То есть я ориентируюсь на практический, совершенно понятный пример, на Чернобыльскую катастрофу. Я считаю, что 200–250 километров — это только для эвакуации населения.
Для сельского хозяйства это может быть и до 500 километров точно.
Беседовала Милена Солдатенко, «Фонтанка.ру»
Фото: Валерий Зуфаров/ТАСС
