На первый взгляд, многое в ней
свидетельствует против подобного
оптимизма. Главные действующие лица -
элегантного возраста. Одинокие. Их
путешествие оказывается прогулками по
кладбищам в поисках могилы отца, на
похоронах которого они в свое время
присутствовали, но конкретное место
забыли. Склероз или просто не навещали?
Они хотят подзахоронить в могиле отца
прах их мамочки, его жены. Отсюда и
путешествие «в сторону севера»,
предполагаемой локации упокоения
папочки.
Не внушала особого восторга форма пьесы.
Слишком разговорная. Кроме дамочек,
других персонажей нет, авторских ремарок
- минимум. Как выстроить пространство
сцены, чтобы были видны обстоятельства
жизни и судьбы, пунктирно прописанные
автором? Чем объяснить беспрерывные
реплики двух дамочек - сестер, напоминающие
укалывание друг друга иголками? Тем не
менее, французские критики в 2008 году
признали «Двух дамочек в сторону севера»
современного журналиста и драматурга
Пьера Нотта пьесой года, ее поставили
во многих странах Европы и некоторых
российских городах.
Что же в такое открыл для многих Пьер
Нотт, что заставляет вот уже более
десяти лет обращаться к этому несовершенному
произведению самых разных театральных
деятелей?
Автор затронул актуальную тему
неожиданного столкновения жизни и
смерти, мгновенность ухода близкого
человека в мир иной. То, что сегодня
ощущается особенно остро, рождает
разноречивые эмоции и нуждается, если
хотите, в терапевтической поддержке.
Далеко не все умеют самостоятельно, с
помощью собственных духовных и душевных
сил выстоять в пограничной ситуации
между бытием и небытием. Ситуация, вечная
для всех народов и каждого человека в
отдельности.
В русской культуре она не раз осмыслялась,
примеров тому тьма. Один из типичных -
произведения Ф.М. Достоевского с
многословием его персонажей в минуты
высшего нервного напряжения. Но есть
опыт гениального А.С. Пушкина, который
кратко свидетельствовал, что «есть
упоение в бою и бездны мрачной на краю»;
который оставил себе и всем нам пожелание:
«и пусть у гробового входа младая будет
жизнь играть».
Алексей Тишура, постановщик пермского
спектакля, досочинил недостающие
драматические обстоятельства в пьесе
Пьера Нотта в духе Пушкина. В сценографическом
образе у него два смысловых центра,
символизирующие начало и конец
индивидуального существования. Первый
связан с детской каруселью, подвешенной
над сценической площадкой,с введением
«слуг просцениума» в виде ангелов света
(все дети дошкольного возраста, по
христианскому вероисповеданию, ангелы).
Именно они возвращают двух дамочек,
казалось бы, бездыханно возлежащих на
надгробии, к жизни в первые минуты
спектакля, помогают им на протяжении
всего действия ощущать радость бытия.
Второй смысловой центр - мраморное
надгробие, которое может по ходу действия
превращалось то в театральную ложу, то
в столик в кафе, то становилось своеобразным
чистилищем, где встречаются друг с
другом души недавно умерших для выяснения
своей дальнейшей судьбы. Здесь, например,
души дамочек встречаются со своей
умершей мамочкой, и эта встреча зрителей
не пугает, потому что душа бессмертна.
Режиссер закольцовывает в образном
рисунке спектакля вечный круговорот
жизни, когда на смену ушедшим в мир иной
приходят новые поколения, и только
память об ушедших остается в душах
потомков.
В спектакле сквозь литературный сюжет
постепенно прорастает театральный. В
нем путешествие осуществляется не
столько «в сторону севера», сколько к
памяти о самом ценном, что было в жизни
«дамочек» - путешествии в детство, к
папе и маме, которые всю жизнь любили
друг друга и любили свои двух дочек.
Путешествие к преодолению разорванных
связей между «отцами и детьми», осознанию
того, что только любовь, взаимопонимание
родителей и детей дают нам силы
радоваться каждому мгновению каждого
дня. Заметим, что по форме - музыка,
подобранная Алексеем Тишурой; пластика,
предложенная Ириной Ткаченко; костюмы
Надежды Осиповой; свет Евгения Козина
- все в спектакле создано в чисто
французском стиле. Здесь видны вместе
«умение приласкать человека одним
видом, одной вежливой улыбкой», «ветреность
и веселая безрассудность» (Н.М. Карамзин).
Поэтому вполне оправдан заявленный
жанр трагифарса.
В таком режиссерском замысле особое
значение приобретают минуты, в которые
дамочки на наших глазах превращаются
в сестер Аннету и Бернадетту, продирающихся
сквозь колкости к союзу родственных
душ, когда вдруг обе начинают вести
себя, как в детстве. На сцене ТЮЗа в этих
ролях заняты два состава, и в каждом
дуэте мы видим намеченные режиссером
и выделяемые актрисами «остановки» на
маршруте, во время которых возникает
общая - исполнительская и зрительская
эмоция: «Есть контакт!» Запоминаются
сцены, где героини спектакля обнаруживают,
что похожи на маму; когда вместе решительно
запевают «Марсельезу»; когда одна из
них заявляет, что хочет спеть для своей
сестры; когда вспоминают, что папа в
последние минуты жизни помнил о них...
По сути мы увидели достаточно разных
по внутреннему мироощущению сценических
Аннет и Бернадет, хотя внешне они далеки
от элегантного возраста, обаятельны,
дамочки в полном расцвете лет. В Аннете
- Ксении Жарковой отчетливо чувствуются
самостоятельность, лидерство по жизни,
прагматичность, комплексы человека,
недополучившего радости в жизни. В
Аннете Сюзанны Калашниковой удивляет
острое сочетание ее набожности и
рациональности, отчаянная готовность
порулить транспортным средством и
неожиданные приливы нежности к сестре.
Бернадетты Анны Демаковой и Татьяны
Пешковой необычайно женственны и
грациозны, чисто по-женски легкомысленны.
Рисунок роли Татьяны Пешковой схож с
графикой, у Анны Демаковой - это скорее
пастель. Тем неожиданнее у каждой, как
выстрел, звучит фраза: «Ненавижу так же
сильно, как третий рейх...». И молчаливое
согласие с этой фразой Аннет подтвержает
наши догадки о том, почему для этих
женщин в свое время не нашлось верного
друга и нет детей.
Из ансамбля, представляющего на сцене
светлые силы и названные в программке
«Другие», запомнились Мария Прозорова,
Илья Гордеев, Яков Шестаков.
Фото из архива театра