Сегодня
в общественном сознании поляризованы
и политизированы взгляды на историю
Великой Отечественной войны; на правду
писателей-шестидесятников (к ним
относится и Нодар Думбадзе), чью
художественную эстетику некоторые
называют социалистической архаикой, а
самих писателей - «обреченными
победителями». Сегодня признается право
человека не участвовать в войне и
приветствуется толерантность к точке
зрения меньшинства в отличие от
большинства. Для многих юных зрителей
борьба с фашизмом воспринимается как
«лохматые годы» (типичное выражение
молодых), в правде о которых им, молодым,
трудно удостовериться.
Все
эти обстоятельства необходимо иметь в
виду, потому что сознание и чувства
современного молодого зрителя по
«данному историческому периоду» весьма
противоречивы. Труппе, выходя на сцену
в этом спектакле, каждый раз придется
бороться за сердца тех, кто пришел к
ним. Посмотрим с этой точки зрения на
сценический вариант прозы Нодара
Думбадзе, предложенный Пермским ТЮЗом.
Как театр пробуждает эмоции зрителей
и какие ценности предлагаются подросткам
для багажа, духовно-нравственного,
прежде всего, который необходимо взять
с собою в дорогу взрослой жизни?
Дорога
жизни в спектакле ТЮЗА
поначалу видится широкой и
светлой, как в детстве. В сценографии
Ирэны Ярутис она обозначена белокрашенным
деревянным помостом в центре сцены,
уходящим от зрителей вверх, и там
виднеется еще одна вертящаяся сценическая
конструкция, которая позволяет вообразить
горы, колхозные поля, долину реки. Мы
знаем, что И. Ярутис любит работать с
деревом, любит широкие помосты, это мы
видели в других ее пермских спектаклях.
Дерево - материал природный, дерево
несет тепло людям. И крест ушедшим в мир
иной ставили в те времена на могиле тоже
деревянный. Не случайно поэтому у нее
и образ солнца дан в виде круга из
скрепленных друг с другом дощечек, и
единственное на сцене дерево - тоже из
них.
Этот
выстроенный из надежных естественных
опор условный по форме мир нужен театру,
чтобы крупным планом дать мир другой,
подчас невидимый, но безусловный - мир
человеческих отношений. В центре сюжета
история жизни двух подростков Сосойи
Мамеладзе и его одноклассницы слепой
девочки Хатии из грузинского села.
Четыре года войны, которые вместились
в рассказанную историю, это время не
только физического, но и гражданского
взросления героев, время совпадения
личных и общенародных ценностей.
Совпадения на основе большого общего
горя всех и каждого.
С
первых минут театр дает нам ощутить
войну именно как общечеловеческое горе.
Преобладание черного цвета в традиционном
грузинском национальном костюме,
элементы которого присутствуют в
сценических костюмах, выглядит на сцене
в условиях войны как печать постоянного
траура. Черная лента на доме, куда пришла
похоронка, усиливает это чувство.
Приглушен свет, словно война пригасила
солнце, и на большом темном небе видны
отсветы то ли рассвета, то ли заката,
подсвечивающие черные силуэты мужских
фигур уходящих из села к горизонту
(художник по свету Евгений Козин).
Маленькими беззащитными островками на
авансцене смотрятся скудные приметы
обстановки в сельских домах, которые
приютились по обе стороны дороги. С
помощью видеоарта Максима Шохина мерцают
в них неясными чертами портреты ушедших
на фронт сыновей. Смотреть на это мерцание
трудно и глаз отвести невозможно, потому
что исходит от них знак тревоги и беды.
Атмосфера
войны возникает
постепенно и неуклонно, благодаря
совместным
усилиям постановщика
Михаила
Скоморохова, заведующего
музыкальной
частью театра Марка
Гольдберга, который
предложил музыку
грузинских композиторов
Гии
Канчели, Сулхана
Цинцадзе,
грузинскую народную музыку; хореографа
Ирины Ткаченко, всей
труппы
театра.
Поистине всенародный масштаб человеческого
горя советских
людей воплощен
в идее Михаила Скоморохова привлечь к
участию в спектакле и студентов
театрального отделения Пермского
государственного института искусства.
Музыка
сопровождает действие
практически на протяжении всего
спектакля. Она задает тон,
настроение
и темпо-ритм существованию
актеров. В
ней неизбывная печаль, и поэтому все,
что относится в спектакле к войне, звучит
негромко,
но
проникновенно. Трогает
пластически
выразительная
сцена
прощания жителей села с уходящими на
войну мужчинами. На
деревенской площади отдельными группками
стоят мужья
с женами,
престарелые родители.
Мы
видим серые
свертки
в руках мужей,
словно
запеленутые
малые
дети, которых
они сейчас оставят - надолго? Навсегда?
Вдруг
свертки
словно
выпадают
из
вскинутых
вверх рук и
превращаются
в
шинели.
Роль
отца
сменилась
на
роль воина. Как
в замедленной съемке, они уходят из
мирной жизни - вверх к поднебесью... На
самой высокой точке сценической площадки,
которая для них край пропасти и край
вечности, они на
секунду
застывают
в
почти скульптурных позах. И
словно прорастают в этом образе
мужественного воинства будущие обелиски
вечной
памяти на братских могилах,
к которым в День Победы спустя
десятилетия придут
с цветами их
внуки и
правнуки.
Столь
же внешне
тих, но эмоционально
насыщен женский танец тех, кто остался
без мужей, братьев, женихов... Танец
спрятанных внутрь
криков отчаяния, слез, сердечной
боли, танец
жизни вопреки
смерти.
В
спектакле есть
еще
одна незабываемая
музыкально-пластическая
сцена. Она
следует
за известием
Бежана, деревенского дурачка, о том,
что на плантации он увидел «улыбающегося
покойника». Перед
зрителями возникает, словно
в ленте немого кино, переплетение
тел, бинтов и крови, санитаров
и раненых,
напряжение последних сил тех и других
в упорном движении вперед...
Театр
открывает юному зрителю войну
с фашистами как
темную
и
страшную
сторону
дороги жизни всех и
каждого. Стремление
постановщиков дать сильный эмоциональный
посыл в зал достойно поддерживается
опытными
актерами,
которых мы видим в первой
линии монументальной фрески проводов
на фронт. Среди них Павел
Ознобишин, Андрей Пудов, Евгений
Замахаев, Иван
Донец, Александр
Шаров, Татьяна
Жаркова...
А в хореографической миниатюре оплакивания
пластически
выразительно существуют Анна
Демакова,
Ксения
Жаркова,
Татьяна
Пешкова, Елена
Бычкова.
«Все
будет, как прежде» - сказал председатель
колхоза Кишварди - Александр Шаров
старикам и детям.
Он
произнес
фразу
после
проводов мужчин на фронт с
твердым намерением, но далеко не
оптимистично. Так
в
спектакле начинается отсчет иной
жизни, когда «радость на всех одна, на
всех и беда одна». Образ народа, данный
поначалу
в
эстетике
эмоционально-обобщенного
действия,
далее
растворяется
в эпизодах
с
традиционной
эстетикой психологического взаимодействия
актеров в
ролях.
В
россыпи сценических зарисовок открывается
запечатленный
Думбадзе грузинский
национальный характер с его жизнелюбием,
неповторимым юмором, добротой. Исполнители
проделали (
и я думаю, буду продолжать)
большую работу, чтобы на
сцене каждый раз оживали в их исполнении
те бессмертные народные
характеры, которые, как солнце, освещали
жизнь села во фронтовом тылу. Не случайно
слепая Хатия в
романе говорит,
что видит солнце. Ей тепло там,
где
живет готовность
подать
руку тому, кто в
беде; умение улыбнуться,
хранить
надежду
и
верить.
Евгении
Шишениной удается в роли Хатии
убедить
нас в самом
трудном:
этот образ жизненный. Ее
Хатия естественна в том, что она всегда
улыбается. Как и все, она выходит на
колхозное поле, но освобождает его от
сорняков не мотыгой, а на коленях. Как
ее школьные товарищи, может подшутить
над учителем и на ходу сочинить рассказ,
чтобы словом утешить стариков. Ей
достаточно солнечного тепла, исходящего
от любящих ее людей. Поэтому
она не расстраивается от того, что
отложена операция на глазах, но готова
к ней, потому что так хотят самые близкие
ей люди - отец и Сосо.
Сосо
в исполнении Степана Сопко - искренний,
импульсивный юноша. Актеру
удается в рисунке роли сделать
заметными акценты
взросления его персонажа. Запоминаются
сцена с дезертиром
Датико, который
напомнит
Сосо
о
судьбе
репрессированного
отца-троцкиста,
и
юноша,
как подломленный, упадет
на колени, в отчаянии несогласия
застучит
кулаками по полу;
его признание
в любви к Хатии вперемежку со слезами
после встречи в лесу с молодой
вдовой
Цуцей
- Викторией
Ельцовой.
Наконец, его решимость, с какой он
открывает сундук с дорогими сердцу
вещами отца, чтобы
обменять
эти
священные реликвии на
мешок кукурузной муки...
Сосо,
как
написано у автора, получает
мешок муки. Но и полушубок отца с сапогами
остаются с ним. Старик-грузин
- В. Тимошин настойчиво вручает ему
вещи, потому
что живет по законам
чести,
порядочности, доброты,
завещанных
предками. Вот
и получается, что председатель
колхоза выполнил свое обещание. Все
идет как прежде. Дети
продолжали
обучение в
учебных классах и... в
школе жизни.
Улыбка
и смех царят в
сценах с
военруком Леваном Гуриелидзе.
Роль
прихрамывающего
участника
хасанских боев актер
Михаил Шибанов проживает,
как всегда изобретательно, подчеркивая
в рисунке роли
одновременно
нелепость
и обаяние
персонажа в его в
бескомпромиссной
организации учебных боев со стуком
башмаков, имитирующих канонаду
артиллерийских орудий. Невольную
улыбку вызывает хитроумный
мужик
Герасим
в
исполнении Дмитрия
Юркова,
который вступает
в перепалку со школьниками, пытаясь
согнать
их
с
выгодного для лова места. Парадокс
суровой
прозы
жизни
запечатлен в образе бригадира Ксени -
Сюзанны
Калашниченко. Как
челнок движется по
полю эта
женщина
без
возраста, в
мужском пиджаке, то
ли ругаясь,
то
ли подбадривая
своих слабосильных работников.
Один
из центральных образов спектакля -
Бежан Эсадзе, молодой
человек, который
в детстве упал с дерева, и с тех пор «нет
в селе человека веселее и беззаботнее».
В
исполнении Дмитрия Гордеева мы встречаемся
с чистой
душой
ребенка, маленького ангела, добросердечного
и в чем-то мудрого.
Характер
Бежана
у
Думбадзе -
еще одно маленькое солнце в
черных военных
буднях, не
случайно Бежан
на
сцене -
единственный,
у
кого
светлые
одежды,
он
- светозарное
начало
жизни.
И
это светозарное начало вероломно
уничтожается. Бежан гибнет
от
пули дезертира,
заслонив
собою
другого. Смерть
Бежана,
совсем не фронтовая, явлена тактично,
без натуралистических подробностей, в
ней боль
преждевременного
несправедливого ухода
из
жизни Человека...
Как
могучие
деревья
с подрубленными корнями, предстают на
сцене пожилые
супружескими
пары,
отправившие на фронт сыновей - Лукайя
и Варвара Поцхищвили в исполнении
Александра Красикова и Ирины Шишениной,
Бабило и Верико
в исполнении Вячеслава
Тимошина и
Валентины
Лаптевой.
Артисты
умеют держать паузы, в которые их
персонажи оценивают то, что им предлагают
молодые, жестом и взглядом дать понять
нам,
зрителям, что
их
персонажи многое осознают
и чувствуют, но
далеко не все высказывают вслух. Созвучна
их немногословию душа русского раненого
солдата Анатолия. В выразительном
исполнении
Станислава
Щербинина
его герой мечется
в двоемирии: обнимая тетушку Кето, он
упрямо называет ее Марией. Сам числясь
в списках пропавших без вести, он горячо
убеждает Лукайю Поцхишвили не верить
похоронке.
Он медленно и тяжело уходит из дома Кето
и Сосойи, где ему залечили раны, по той
же дороге
в гору, туда, куда
ушли мужчины села...
Еще
один заметный рисунок на сценическом
полотне народных характеров - роль
Кетеван в исполнении Татьяны
Гладневой. Ей
удается
заставить нас поверить в гордый
и сильный
характер Кето,
настоящей
грузинки, достойной
учительницы
грузинского языка. Убедительна
речь ее героини, неспешная, продуманная,
с чувством уважения к другим. Ее Кетеван
умеет сохранять собственное достоинство,
мягко отстраняя от себя ласки раненого
русского солдата и с силой отталкиваясь
от грубого объятия Датико-дезертира.
Она
любит
Сосо настоящей
материнской любовью, и когда его жизнь
оказывается
в
опасности, она крепко сожмет в
руках топор, единственное оружие в доме
мирного человека.
Политический
противник власти или предатель? В
прозе Нодара
Домбадзе
сбежавший с фронта Датико
называет
себя политическим
противником
власти.
Звучит
современно, фрондерски, для некоторых
сегодня вполне достойная позиция. Яков
Рудаков в этой роли создает образ внешне
обычного человека, совсем не злодея,
искренне любящего Кетеван. В мирной
жизни, видимо, он неплохо справлялся с
обязанностями колхозного бригадира.
Мы
можем догадываться, почему он, придя
ночью в дом Кетеван, так себя позиционировал.
Возможно,
он
хотел
вызвать
сочувствие Кетеван, ведь ее брат, отец
Сосойи, был репрессирован. Поэтому
он крайне удивлен и даже возмущен, что
не встретил в этом доме понимания. А
еще он все время
нервно вскидывает винтовку то в одну,
то в другую сторону.
В
этом и обнаруживается его человеческий
недостаток: он слаб духом, им руководит
страх за собственную жизнь.
В
спектакле пластически интересно сделан
эпизод, когда Датико спасает Хатию,
упавшую в воду. Датико-Рудаков выносит
девушку на берег, надеясь на прощение.
Но нет для него слов у людей. Он остается
один, отделенный ото всех молчаливым
кругом. Милиционер Бадрия - Серей
Трясцын молча подбирает брошенное
Датико оружие, и уходит от него. Никто
и ничто не прощается дезертиру и
предателю.
Сохранен
в инсценировке с некоторыми изменениями
образ мудрой бабушки
Акваринэ в исполнении Татьяны Жарковой.
За последние сезоны актриса
удачно
сыграла несколько ролей мудрых женщин
элегантного возраста. Эта
роль
ей впору как по сценическому, так и
педагогическому, жизненному опыту. Ее
бабушка Акваринэ чуть сгорблена,
опирается на палочку, но хорошо
видит, что у людей внутри, и
в нужные минуты ее
речь обретает разнообразные интонации:
командирские,
философские, лирические.
В ее фразах
видна вековая мудрость. А
в финальных словах, обращенных к пути
-дороге, слышится мольба
о
покое и радости для односельчан.
Фактически мольба о мире. С ней она
обращается в зал.
Концовка
спектакля
переносит
нас в послевоенные годы, когда начинается
совсем другая история - история
любви
Сосо и Хатии, решение
Сосо стать врачом, чтобы вылечить Хатию.
Финальные
минуты действия оказались
эмоционально
очень
заразительны
(от
24 января 2021),
сопровождались
горячими аплодисментами зрителей,
которым так хотелось
верить,
что у такой хорошей пары все в конце
концов будет замечательно.
Спектакль
в
целом оставляет
сильное художественное впечатление и
дает пищу для размышлений о том, как
современная сцена ищет пути развития
художественных
традиций
советского
театра на
современном этапе. Он
показал
нам историю формирования цельных
характеров, мужественных, благородных
и
добрых сердец. «Я вижу солнце» Нодара
Думбадзе в
репертуарной
афише
пермского ТЮЗА занимает
достойное место рядом со
спектаклями «Гудбай Берлин» по
роману В. Херрндорфа,
«Гарольд и Мод»
Колина
Хиггинса, тоже
дающими
образы
подрастающего поколения. Есть
что сравнивать, о чем размышлять.
Спектакль
создан при поддержке администрации
города Перми в рамках XXII конкурса
социально значимых проектов «Город -
это мы», а
также при поддержке группы компаний
«ЭКС».
Фото
Романа
Горбатовского из
архива театра.