Что почитать и что посмотреть: рекомендации «bc» на выходные

Продукт: «Левиафан»
Режиссер: Андрей Звягинцев

Первый же вопрос, который задаешь себе после просмотра «Левиафана»: мог ли такое написать и снять счастливый человек? Человек, который устроен и которого все устраивает. Человек, который совсем недавно снял «Елену». Ответа на этот вопрос не допроситься, но очевидно, что Звягинцев впал в творческую депрессию, обратился к эстетике безнадежного и в поиске луча света забрел в самые дальние закоулки темного царства. Это царство, разумеется, – Россия. А Левиафан – это российское государство. Между этими двумя понятиями Звягинцев, как и любой уважающий себя либерал, проводит четкую границу. На импровизированном обвинительном процессе Звягинцев выступает именно против государства-Левиафана.

В новой картине речь идет о семье потомственного северянина Николая, который борется за свою землю с местной властью в лице быковатого мэра и его приспешников. Николай раз за разом уступает в этом неравном бою, но все не хочет сдаваться. Ему на подмогу приходит бывший однополчанин Дмитрий, ныне успешный московский адвокат, однако крепость их тандема под угрозой – у Дмитрия роман с женой Николая, и теперь судьба многолетней тяжбы повисает на волоске…

Звягинцев, безусловно, имеет право на такое прямолинейное высказывание и даже несколько наивное сочинение на тему «маленький человек против больших людей». Дело в том, что Звягинцев и сам успел пострадать от российского Левиафана – почти сразу после выхода картины был принят закон о запрете бранной лексики в кино, и фильм Звягинцева завис в неопределенности – там через каждые два слова мат.

Впрочем, постановщик по большей части высказывается не о цензуре и даже не о злоупотреблении полномочиями, а пытается отыскать причину, по которой победить Левиафана невозможно. И причина эта в тех, кто с ним борется, в их разобщенности и разноязыкости. Дмитрий предлагает жене Николая поехать с ним в Москву, бросить протухший рыбзавод, унылые пейзажи, упертого мужа. «Я тебя не понимаю», – отвечает женщина, и это вердикт.

Однажды Левиафан не выдержит собственного веса, его вынесет на пустынный берег, где он сгниет заживо и покроется мхом, но пока не стоит ждать уступок с его стороны. Проворовавшийся мэр, коррумпированные полицейские, которые больше похожи на тех, кого им надлежит разыскивать, сытые попы – Звягинцев намеренно рисует типажи узнаваемыми, выпуклыми, почти карикатурными: все это сойдет как вода, только не на нашем веку.

Потрясающим финалом ленты выступает проповедь святого отца в местном приходе, которая в нормальных условиях стала бы понятной и честной моралью, но после увиденного оборачивается насмешкой и издевательством. Слова о правде как движущей силе развития общества повисают в воздухе, как ядовитая взвесь…

Вердикт «bc»: гениально

Продукт: «Голиаф»
Автор: Том Голд

Согласно библейской легенде, Голиаф – потомок великанов, филистимлянин-силач, грозный соперник, который был уготован будущему царю Давиду. Их драматичный поединок закончился волевой победой иудейского правителя, который поразил Голиафа из пращи и дал возможность начаться наступлению израильских и иудейских войск.

Согласно рисовальщику Тому Голду, Голиаф – не то чтобы великан, а скорее переросток, штабная крыса, ничтожество по своей сути, которого втягивают в неприятную историю и заставляют противостоять собственной судьбе. Голиаф мучается от своего призвания, он не хочет войны и ничьей смерти, тем более своей собственной. Филистимляне выставляют Голиафа как щит, надеясь испугать своих соперников: дескать, посмотрите, какие мы все высоченные и сильные, не вам с нами тягаться. Но уже не за горами слышится поступь Давида, того, кто предначертан этому далеко не самому отважному и умелому бойцу.

Строго говоря, легенды выдумываемые человечеством, очень редко отражают истинное положение вещей, скорее уж это попытка выдать желаемое за действительное. Но Том Голд в данном случае не просто срывает покровы или выступает ироничным интерпретатором религиозных баек. Он, кажется, лишь пытается внести в знакомое повествование элемент человеческого, толику бытовой достоверности. Ведь если допустить, что Голиафу незачем быть кровожадным недоброхотом, «потомком великанов-Рефаинов», то получится именно такая история, что изложена в книге Голда. Если возможно, что даже великаны умеют испытывать страх, то их, пожалуй, стоит пожалеть. Ну а если предположить, что Голиаф лишь выполнял свой долг и вынужден был стоять до конца по воле амбициозных и трусливых военачальников, то кто здесь, спрашивается, герой, а кто злодей?

Центральный образ первоисточника – широкоплечий и бесстрашный Давид появляется в книге лишь на последних страницах, чтобы нанести неотвратимый и смертельный удар, и предстает перед нами этаким винтиком, который должен совершить финальный поворот общего механизма. Без него никуда, но сам по себе он – совершенно проходной персонаж, почти необязательный и не очень-то привлекательный.

Ультраминималистичный стиль, в котором исполнен графический роман, – часть плана. Он, видимо, призван помочь читателю сосредоточиться на центральной истории. Минимализм этот довольно располагающий, ненавязчиво-мультяшный. Кажется, что вот сейчас картинка оживет и запляшет за пределами страниц. Правда, история Голиафа, рассказанная Голдом, очень короткая, но какими еще могут быть истории о нежелательной смерти и несостоявшемся геройстве?

Рекомендации «bc»: предварительно ознакомиться с первоисточником