В октябре в столичном ВЭБ Центре состоялась презентация исследований ЦСП «Платформа» и ВЭБ.РФ. В ее рамках прошла экспертная панельная сессия на тему «Бизнес и территории: эффективные модели социальных инвестиций в городах разных типов. Специфика мегаполисов». Обсуждали в основном взаимоотношения крупных бизнес-компаний в регионах с самими этими регионами.Представляем читателям выступление на этом мероприятии генерального директора центра социального проектирования «Платформа» Алексея ФИРСОВА, не раз ранее выступавшего и в нашем городе (из этого выступления, в частности, можно понять, из какой логики исходит Газпром нефть, выстраивая свои социальные программы в Омске):
— Специфика России в том, что бизнес всегда играл и продолжает играть очень активную роль в развитии городов. Это отличает российский ландшафт от ряда стран, где позиция бизнеса скорее носит характер добрососедского сосуществования. Для некоторых отечественных городов этот ресурс носит ключевой характер, компенсируя слабости бюджета или муниципального управления. И если до сих пор дискуссия велась вокруг моногородов, городов небольшого размера, где вес индустриального актива носит доминирующий характер, группируя вокруг себя пространство и выступая решающим фактором, даже если номинально центром силы определен муниципалитет, то сейчас появилась линейка городов ускоренной трансформации, городов, которые за счет взаимодействия с бизнесом переживают этап очень активного развития – таких, как Тобольск, Норильск, Выкса, Череповец.
Высшим пределом по численности этой группы был Магнитогорск с населением 400 тысяч человек. Дальше мы не шли, поскольку там начинался другой класс территорий, где роль компаний в жизни крупного города уже не так заметна. Поэтому мегаполисы оставались в серой зоне наших исследований, хотя все понимали, что компании продолжают делать проекты. И сейчас мы понимаем, что, так как население продолжает скапливаться именно в мегаполисах, они выступают бенчмарками, драйверами развития, стоит смотреть на то, как бизнес влияет на общественную среду.
Итак, результаты нашего исследования городов ускоренной трансформации, мегаполисов, их взаимодействия с бизнесом. Промышленность в мегаполисах растворена или вытеснена в некую промзону, которая часто воспринимается как агрессивная среда – вроде бы город, но уже не город. Одна из больших задач – буферизация промзоны. Заметность социальных проектов снижается за счет масштаба территории просто потому, что в городе-миллионнике население может не видеть точечные локальные проекты или не понимать, кто их автор.
Чтобы прояснить ситуацию, мы провели количественный опрос 2000 респондентов, в каждом из городов выделили двух-трех ключевых экспертов, погруженных в местную среду и специфику бизнеса, отправили запросы в муниципалитеты и, конечно, использовали большие наработки, которые уже были у «Платформы».
Для анализа мы взяли 12 городов. В пяти из них социальная роль бизнеса, с точки зрения жителей, заметнее, чем в других, они более активно идентифицируют свой город с участием частного капитала, крупных компаний. Это Красноярск, Омск, Екатеринбург, Пермь, Казань. Остальные города со «средней» заметностью участия бизнеса: Волгоград, Нижний Новгород, Самара, Уфа, Челябинск, Тюмень, Новосибирск.
В сознании населения три ветви уровня власти – федеральная, региональная, местная – как правило, не дифференцированы, хотя наибольшая ответственность за состояние города признается за губернатором, а не за муниципальными властями. Последние снижают свою субъектность: сегодня мэр обычно воспринимается в связке с губернатором. А бизнес, в свою очередь, не считается основным центром ответственности за город: даже мегапредприятие не может изменить мегаполис. Тем не менее 22% респондентов считают, что крупный бизнес играет в преображении ключевую роль, что само по себе интересно. Суммарно выходит, что он играет заметную роль во влиянии на среду, конкурируя по степени воздействия, как считают жители, со структурами власти, что, еще раз повторю, является скорее российской спецификой, чем мировой.
Интересно, что власть попадает и в рейтинг, и в антирейтинг драйверов трансформации мегаполисов, то есть, условно говоря, власть выступает как источник позитивных изменений и негативных. Крупный бизнес гораздо в меньшей степени становится источником негативных изменений, полагают респонденты, так как он встраивается в проекты ситуативно, выбирает фокусировку и потому воспринимается гораздо более позитивно в целом. В негативной зоне он находится лишь в некоторых городах, в которых у населения есть к нему претензии в части экологии или трудоустройства.
По результатам опроса выделено четыре города с наиболее выраженным вкладом конкретных компаний в социальную поддержку: в Казани это «Татнефть» и «Казаньоргсинтез», в Перми «ЛУКОЙЛ» и «Протон-ПМ», в Екатеринбурге это УГМК, РМК, «Синара», «Брусника», «Уралмаш», в Омске – «Газпром нефть».
Запрос на участие бизнеса в общественной жизни достаточно типичный: спорт, культура, экология, поддержка малого и среднего бизнеса, развитие рынка труда. Есть патерналистский подход как в Норильске, Тобольске, Когалыме, где значительная часть территории попадает под внутренние программы «Сибура», но мы вывели из существующих практик восемь базовых моделей участия бизнеса, которые задают некую методологическую рамку для компаний, чтобы они выработали и обосновали собственную стратегию.
Первая – предметная фокусировка, когда компания выбирает некий тематический фокус: образование, спорт и так далее. Допустим, предприятие может отвечать за ссузы – среднее специальное образование в городе.
Второй подход территориальный, то есть предприятие работает с районом, прилегающим к производству, обеспечивает его джентрификацию.
Третья модель: создание отдельных зон роста, креативных классов, которые начинают драйвить территорию, запускают процессы, дальше расходящиеся волнами по другим городам.
Четвертая: развитие территорий через офисные локации, насыщение деловой инфраструктурой, которая за счет современных подходов к архитектуре начинает трансформировать вокруг себя среду. Это наиболее увязанная с бизнесом практика, одновременно меняющая городское пространство и развивающая малый бизнес. Условно, таким драйвером может стать Лахта-Центр.
Еще есть модель, когда бизнес работает как сервис администрации, то есть когда администрация просит бизнес решить локальные задачи либо в режиме пожарной команды, либо за счет выполнения градостроительной идеи. Также это могут быть ликвидация какого-то раздражителя, продвижение бренда территории.
Предметная фокусировка, к примеру, применяется в Омске – «Газпром нефть» вкладывается в образование и спорт – в ХК «Авангард», детские хоккейные школы, школу единоборств «Шторм». В Екатеринбурге предприятия объединились, чтобы продвигать религию, создав Фонд святой Екатерины. «Росатом» развивает креативное пространство «Маяк» в Нижнем Новгороде. Модель создания зон роста выбрали предприятия в Омске (реновация Любинского проспекта, сквера Дзержинского), в Уфе (арт-квадрат «Уфайол-Оптала»), в Красноярске (реконструкция Центрального парка «Русалом»), в Нижнем Новгороде (Нижегородская ярмарка, финансируемая ОМК), в Екатеринбурге, в Казани.
У каждой модели свои преимущества и недостатки, но у нас есть гипотеза, что чем больше их в городе, тем лучше, тем более плодотворно город развивается под воздействием социальных инвестиций. В нашем обзоре лидеров по количеству два – Омск и Екатеринбург. Но у них отличаются схемы: во втором главенствует кооперация компаний, в первом есть компания-флагман, берущая на себя значительный объем социальных проектов. Низкая кооперабельность российского бизнеса, к сожалению, одна из болей работы с мегаполисами.
В Перми, Волгограде, Самаре очень мало реализуется выявленными нами моделей, хотя в них присутствует промышленный бизнес, в том числе нефтеперерабатывающие заводы. У них другая логика работы с местным обществом. Интересен пример Тюмени: это город с уникальной моделью, который сам не являясь промышленным, стал зоной концентрации региональных офисов промышленных компаний, хабом для севера, распределительным центром.
Есть два главных барьера для социальных инвестиций бизнеса в крупных городах: кризис кооперации, о котором я уже говорил (а также институтов, создающих эту кооперацию), и недостаток целеполагания как такового. Условно говоря, если нет понимания, что же мы в большом городе хотим видеть, в какую сторону ему следует меняться, то и бизнесу не ясно во что можно и нужно вкладываться.
Мне кажется, в ближайшее время произойдет смещение бизнес-инвестиций с «тяжелых» инфраструктурных проектов (хотя, конечно, заказ остается, но он будет отходить в область региона, муниципалитетов) в сторону работы с человеческим капиталом, например, образовательными программами.
Ранее репортаж был доступен только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 23 октября 2024 года.
