«Да, в 1990-е люди уходили из науки, уезжали за границу, но у нас рождались новые таланты. И будут рождаться. Российская земля никогда ими не оскудеет», — убеждён один из создателей шахматной программы «Каисса».
Нобелевскую премию по физике в этом году присудили за открытия, связанные с обучением нейросетей. То есть — за искусственный интеллект. Награду разделили американец и канадец.
Между тем, в Советском Союзе велись разработки в этой области, мало чем уступавшие иностранным, а подчас и превосходившие их. Так, 50 лет назад наша программа «Каисса» победила в первом в истории компьютерном чемпионате мира по шахматам.
19 октября отмечает 85-летие один из её создателей — советский и российский учёный в области искусственного интеллекта, доктор технических наук, профессор, член-корреспондент РАН и директор по науке компании Smart Engines Владимир Арлазаров.
Машина или человек?
Дмитрий Писаренко, Aif.ru: Владимир Львович, вы рады, что Нобелевскую премию по физике дали за искусственный интеллект?
Владимир Арлазаров: Я, конечно, рад, но нахожусь в недоумении. Как-то странно, что премию по физике стали давать за работы, которые собственно к физике отношения не имеют. Нобелевский комитет обалдел что ли? Неужели физиков на свете не осталось?
— Советская шахматная программа «Каисса» — это был искусственный интеллект или нет?
— Безусловно. В этом никаких сомнений нет. В «Каисссе» не было машинного обучения, там были малюсенькие элементы, я бы сказал, самообучения. Уже лет через 15 после «Каиссы», где-то ближе к 1990 году, началась эра шахматных программ с обучением.
Но та программа отвечала определению искусственного интеллекта, как я его вижу. Она решала задачу, с которой человек справляется хорошо, а компьютер — плохо. Цель была научить машину делать это лучше человека. И это удалось. Сегодняшние шахматные программы играют лучше человека, обыгрывают чемпионов мира. Но сказать, что в этом достигнут абсолютный результат, я не могу.
— Имеете в виду, что машине неподвластно что-то, что есть у нас? Озарение, интуиция?
— Никто не знает, играет ли машина идеально, вот что я имею в виду. Скажем, в шашках эта задача решена, а в шахматах — нет. И я вполне допускаю, что может родиться какой-то гений, который обыграет машину. Возможно, он уже живёт среди нас.
Но в целом шахматы из сферы искусственного интеллекта выпали. Кстати, это подтверждается и тем, что в этом году чемпионат мира среди компьютеров пройдёт в последний раз. Пора в этом деле ставить точку. Сегодняшние программы примерно одного уровня. Они играют по 30 партий в ничью, потом какая-нибудь из них выигрывает, но это уже никакого интереса не вызывает.
Своего рода хобби
— Когда «Каисса» победила в чемпионате мира 1974 года, обойдя хвалёную американскую программу Chess 4, это пошло на пользу советской кибернетике? Может, разработки того же ИИ получили толчок?
— Как ни странно, толчок получили такие разработки в США. Американцы из своего поражения извлекли куда большую пользу, чем мы из своей победы. Трубя о том, что русские опережают их в программировании, они смогли выбить для себя нужное финансирование.
А что у нас? Где-то после 1978 года мы перестали заниматься компьютерными шахматами. Нужно сказать, что эти работы никогда не поддерживались сверху, это была исключительно наша инициатива — учёных, в то время работавших в Институте проблем управления Академии наук СССР. Это не было нашим основным занятием, а было своего рода хобби.
Конечно, мы понимали важность этих работ, и руководство понимало, но у нас хватало задач, связанных с наукой, промышленностью, народным хозяйством. Их было выше крыши. В Институте теоретической и экспериментальной физики, где мы начинали, мы занимались реакторами и ускорителями. В Институте проблем управления АН СССР одновременно с «Каиссой» разрабатывали новые компьютеры, решали чисто комбинаторные научные задачи.
И у нас были достижения. Например, мы сделали систему управления для цеха слябинга завода «Запорожсталь», и, думаю, по тем временам она была не хуже, чем если бы её сделали где-нибудь в Америке.
— Слябинг? Это как-то связано с искусственным интеллектом?
— Слябы — это толстые стальные заготовки. Элементы искусственного интеллекта присутствовали в системе управления их производством. Заметьте, всё это происходило в 1970-1980-е годы. В СССР было несколько сильных научных школ в этой области — в Москве, Ленинграде, Новосибирске, Киеве. Занимались играми, распознаванием, просто исследованиями, как должен работать искусственный интеллект.
Между пониманием и решением — пропасть
— То есть у нас были хорошие результаты, но не было государственной программы, как с освоением атомной энергии или космоса?
— Да, и это вполне объяснимо. На создание ядерного оружия были брошены все силы и средства, потому что речь шла о немедленной защите страны — угроза висела над головой и была зримо продемонстрирована бомбардировками Хиросимы и Нагасаки. Освоение космоса было связано с холодной войной и также имело прикладные военные задачи.
В случае с искусственным интеллектом власть не видела практической пользы в ближайшей перспективе, поэтому и господдержки не было. Это нормально, тут и обижаться не на что. Чиновники озабочены тем, чтобы люди лучше жили завтра, чем сегодня. Зачем им финансировать что-то, что может дать результат только через 50 лет? А может ведь и не дать...
— Тогда не было понимания, что ИИ будет играть важнейшую роль в вооружениях?
— Было! Прекрасно это понимали, с первой секунды. Но от понимания до конкретных технологических решений — дистанция огро-о-омного размера. Повторюсь, результат нужен завтра, так была устроена система управления. Да и сейчас мало что изменилось. Неужели перед началом СВО мы не понимали, что дроны в современной войне играют важнейшую роль? Все это понимали, а дронов не было! Их разработку и производство стали налаживать уже по ходу боевых действий.
Есть шанс быть в лидерах
— Несмотря на успехи советских разработчиков, соревнование за ИИ мы, кажется, проиграли? В 1990-е всё это прекратилось?
— Я не думаю, что мы проиграли. Конечно, соревноваться с США в вычислительной технике трудно. Но это отставание не в 90-е годы произошло, а гораздо раньше, в 70-е. Тогда в СССР решили не заниматься созданием собственной вычислительной техники, а просто копировать американские компьютеры. Ну, может быть, военные только продолжали разрабатывать своё.
А что значит копировать чужое? Это значит, что вы заведомо обрекаете себя на отставание, что и произошло. Ведь вы копируете то, что было сделано несколько лет назад, плюс вам надо несколько лет, чтобы начать это выпускать у себя.
Преодолеть такое отставание непросто, да и нужно ли? Сейчас мир готовится к переходу на компьютеры, работающие на новых принципах — квантовых. Здесь у нас хорошие позиции, так что есть шанс быть в лидерах.
Но вы спросили про ИИ, а я сказал, что не считаю Россию проигравшей. Почему? Потому что у нас есть уникальные достижения в этой сфере. Мы делаем лучшие в мире системы для бизнеса, банков, аэропортов. Я говорю это как директор по науке компании Smart Engines, которая поставляет системы распознавания лидерам рынка, включая системообразующие банки, ведущих операторов связи и пр. В аэропортах многих стран стоят наши системы, и мы действительно ими гордимся.
Да, в 1990-е годы люди уходили из науки, уезжали за границу, тем не менее, у нас рождались новые таланты. И будут рождаться. Российская земля никогда ими не оскудеет. Важно, чтобы было кому их учить и чтобы сохранялась хорошая система образования, чтобы мы не метались от одной системы к другой.
