Церемония открытия Олимпийских игр в Париже спровоцировала широкий общественный резонанс из-за постановки, пародирующей картину Леонардо да Винчи «Тайная вечеря». Использование образов религиозных деятелей в сочетании с элементами драг-шоу вызвало волну возмущения и критики в адрес организаторов.
Многие известные личности и общественные деятели осудили эту постановку как проявление неуважения к религии и культурным ценностям, передает «Российская газета».
«Это было крайне неуважительно по отношению к христианам», – заявил Маск.
Футболист НФЛ Харрисон Баткер, ссылаясь на Священное Писание, назвал произошедшее кощунством.
Обозреватель Guardian назвал церемонию «токсичным зрелищем».
Ведущий американского подкаста Liberty Lockdown Клинт Рассел назвал безумием открытие мероприятия, заменяя Иисуса и учеников на Тайной вечере мужчинами в женских одеждах.
«Что, черт возьми, происходит на Олимпиаде? Неудивительно, что никто больше не смотрит ее?» – отметил известный американский блоггер Ник Сортор.
Президент юридической компании Judicial Watch Том Фиттон заметил, что транснациональные левые презирают западную цивилизацию.
Практикующая католичка Марион Марешаль, племянница Марин Ле Пен, заметила, что христиане всего мира чувствуют себя оскорбленными.
«Это говорит не Франция, а левое меньшинство, готовое к любой провокации», – заверила она.
Во время шоу группа из 18 человек позировала за длинным столом на фоне реки Сены и Эйфелевой башни. В центре была полная женщина в татуировках с большим серебряным головным убором, который напоминал нимб, показанный на картинах с изображением Иисуса.
Она улыбалась и делала руками форму сердца, пока другие смотрели в камеру, некоторые медленно танцевали.
Позднее на стол опустили огромный поднос, на котором лежал свернувшийся внутри полураздетый мужчина, с ног до головы выкрашенный в синий цвет.
Организаторы Олимпиады пока не прокомментировали сложившуюся ситуацию. Однако, учитывая масштаб общественного резонанса, можно предположить, что этот скандал окажет серьезное влияние на имидж игр и вызовет новые дискуссии о границах допустимого в искусстве и культуре.
