О «безобразной» внешности сестры царя-плотника удалось запустить ложь, пережившую столетия. Но одно качество были вынуждены зафиксировать даже злые языки: «Насколько её талия коротка, широка и груба, настолько же ум её тонок, проницателен и искусен».
320 лет назад, 14 июля 1704 года, в Новодевичьем монастыре начинали готовиться к отходу в мир иной некоей инокини Сусанны. Однако та изъявила желание принять перед смертью великую схиму — высшую и самую строгую степень монашества. Отказать ей в этом никто не имел права. Но обряд посвящения в великую схиму, как и постриг в монахи, предполагал наречение нового имени. А была та монахиня непростой и в качестве нового имени взяла хорошо забытое старое — Софья...
В чем был неправ Репин...
Оценить в полной мере этот ход можно только в том случае, если добавить, что в монахини её постригли насильно, запретив чуть ли не под страхом смерти упоминать старое имя «смиренной инокини Сусанны». Не говоря уж о титуле, который она имела сравнительно недавно. А звучало и писалось всё это дело так: «Государыня благоверная царевна и великая княжна Софья Алексеевна, Великия и Белыя и Малыя Руси самодержица».
Да, это та самая царевна Софья, единокровная старшая сестра Петра I. Та самая, которую мы привыкли считать страшной вульгарной бабищей, этакой мясничихой — жестокой ограниченной ретроградкой, которая обманным путём получила власть и правила семь лет, но толком ничего так и не добилась. Ну, разве что слегка затормозила развитие страны по европейскому пути — если бы не она, Пётр, возможно, запустил бы свои реформы раньше.
Отчасти за всё это следует сказать спасибо живописцу Илье Репину, автору знаменитого полотна, которое полностью называется так: «Царевна Софья Алексеевна через год после заключения её в Новодевичьем монастыре во время казни стрельцов и пытки всей её прислуги». Илья Ефимович творил в те времена, когда в Российской империи официально поддерживался культ человека, эту империю и создавшего, — Петра I. А из всех описаний внешности царевны Софьи в ходу было только и исключительно вот это: «Она очень безобразна, имеет уродливое тело непомерной толщины, с головой, огромной, как подушка или котёл. На лице у неё растут густые волосы, на ногах — наросты и шишки, и ей теперь, по крайней мере, сорок лет».
...и зачем солгал француз
Автор этого описания — француз Фуа де ла Невилль. Его иногда называют дипломатом, но это не совсем так — тут гораздо больше подходит определение «авантюрист, проходимец и агент ордена иезуитов». А учитывая его отзыв о Софье, придётся добавить, что ещё и феноменальный лжец. Во-первых, француз провёл в Москве лето, осень и зиму 1689 года, а Софье в том сентябре исполнилось 32 года. Во-вторых, лично он её не видел. В-третьих, именно тогда получили широкое распространение «печатные листы» с портретом царевны. Причём портретом, весьма точно изображающим оригинал. А вот эти листы Невилль должен был видеть. Но всё же, став на путь вранья, решил врать до конца.
Дело в том, что женщину, изображённую на этих листах, нельзя назвать писаной красавицей. Но и уродиной — тоже нельзя. А если сравнить портрет Софьи с портретом императрицы Анны Иоанновны, то поражаешься сходству — почти одно лицо. Что неудивительно — Анна приходилась Софье родной племянницей. Но в том-то и фокус, что Анну Иоанновну современники считали как минимум симпатичной: «Станом велика и взрачна (приятна на взор), имеет большие карие острые глаза, нос немного продолговатый, приятные уста и хорошие зубы. Когда она говорит, на ее устах появляется невыразимо милая улыбка... Будь она частным лицом, её бы называли очень приятной женщиной».
Вероятнее всего, такой же «взрачной» внешностью обладала и царевна Софья. Но, если о её внешности всё же удалось запустить ложь, пережившую столетия, то ещё одно качество был вынужден зафиксировать даже Фуа де ла Невилль: «Насколько её талия коротка, широка и груба, настолько же ум её тонок, проницателен и искусен». Здесь он уже не мог поделать ничего — интеллект как похоть. Трудно скрыть. Ещё труднее симулировать. А интеллект царевны был виден всей Европе.
Спасла Киев, снова сделав его русским
Именно Софья заключила с Речью Посполитой в 1686 году «Вечный мир», причём на роскошных условиях. Вообще-то после Воссоединения Украины с Россией и длительной Русско-польской войны 1654-1667 гг., окончившейся не миром, а перемирием, Киев переходил к России временно — на пару лет. Потом его надлежало отдать. Царь Алексей Михайлович и его сын Фёдор Алексеевич клялись, что отдадут город и волости совсем скоро, но по максимуму затягивали процесс. А вот Софье Алексеевне удалось небывалое. В 1686 году польский король Ян Собеский со слезами на глазах подписывает договор, согласно которому Киев отныне и навеки становится русским городом.
Всё очень просто. В 1684 году для отражения агрессии Османской империи в Европе создаётся Священная Лига, куда входят Австрия, Польша, Венеция и Рим. Но дела у Лиги идут не очень хорошо. Во всяком случае, в 1685 году король Ян Собеский терпит в Молдавии страшный разгром. Становится ясно, что без России эта самая Лига — мертворождённый проект. А Россия в лице Софьи и её правительства заявляет: «Киев. Быстро. Иначе ничего у вас не выгорит». Поляки ещё пару лет назад важно надували щёки: «Лучше всё потерять, чем отдать Киев». А сейчас, пусть рыдая, но всё же с ним расстаются.
Да, за это России пришлось воевать. Крымские походы фаворита Софьи, Василия Голицына, состоявшиеся в 1687 и 1689 гг., почему-то считаются неудачными. Дескать, Крым так и не был взят. Но такой задачи перед Софьей и не стояло. Согласно условиям союза со Священной Лигой, Россия должна была наносить сковывающие удары, чтобы крымские орды не вздумали соваться в Европу и устраивать Яну Собескому кровавую баню, как это было в 1685 году. С этой задачей Россия справилась на отлично. А ещё значительно расширила свою территорию, о чём говорят невероятно щедрые пожалования земель дворянам на юге и увеличение срока сыска беглых крестьян для 87 городов и сёл Белгородской засечной черты — отныне бывшая граница с «Диким полем» становилась полноценной Россией со всеми её плюсами и минусами.
Но самое острое проявление ума Софьи — это как раз итог Крымского похода 1689 года. Считается, что тогда Василий Голицын, выйдя с боями непосредственно к Перекопу, проявил трусость и решил убираться восвояси. На самом деле он стоял там довольно долго и даже успел получить от Крымского хана Селима Герая послание, где тот обещал «покориться под державу русских государей». Но всё же Голицын повернул обратно к Москве. Почему?
Да потому, что союзники России по Священной Лиге чуть ли не в открытую вели сепаратные переговоры с Османской империей и Крымом. Начинать в такой ситуации завоевание и покорение Крыма — смерти подобно. В военно-политических союзах каждый преследует свои интересы. В интересах России было не рваться вперёд, а погодить, поскольку Крым и так был блокирован системой степных крепостей и днепровских «городков», выстроенных Голицыным. Софья это понимала отлично. И, не желая таскать из огня каштаны для союзников, отозвала Голицына в Москву. Крым при такой блокаде должен был пасть не сегодня — завтра.
Но никакого «завтра» для Софьи уже не было. В том же самом 1689 году повзрослевший Пётр оттеснит сестру от престола как «зазорное лицо». А спустя пять лет возьмёт власть в свои руки уже целиком. И продолжит дело своей сестры — по конфигурации Азовские походы Петра до степени смешения напоминали походы Голицына. Но вслух об этом говорить не рекомендовалось. Софью на веки вечные объявили плохой, негодной правительницей и даже попытались заставить забыть её имя, сделав «смиренной инокиней Сусанной». Но она, приняв при смерти великую схиму и снова став Софьей, всё-таки умудрилась отвесить «братцу Петруше» поклон, полный неприкрытого сарказма.
