Глава общественного совета Рослесхоза рассказал aif.ru, почему приходится тушить так много лесных пожаров и к чему готовиться предстоящим летом.
После двух относительно благополучных лет лесных пожарных ждет трудный сезон, а нам предстоит отстаивать свои дома от пожаров, предупреждает глава общественного совета при Рослесхозе Владимир Морозов.
Эффект присутствия
Алексей Дуэль, aif.ru: Владимир Евгеньевич, где полыхнет в этом году?
Владимир Морозов: Полыхнуть может везде. Точно прогнозировать такие явления на среднесрочную перспективу мы пока не научились. Два года прошли относительно благополучно (в 2023 году сгорело 4,3 млн га леса), а история не знает такого, чтобы три года подряд природа нас так баловала. Так что готовиться надо везде. Уже сейчас полыхнуло Приморье, от которого никто такого подвоха не ждал. Начались лесные пожары в наших южных регионах. Их там мало и площади небольшие, но ведь горят.
— За эти два благополучных года финансирование защиты лесов от пожаров выросло втрое, одной техники закупили 15 тыс. штук. Это не поможет?
— Деньгами лесной пожар не зальешь, надо заново построить работающую систему, чтобы не зависеть полностью ни от погоды, ни от всего остального. Техника ведь только вспомогательный фактор, одной ей ничего не сделаешь, да и деньгами пожар не потушить.
— Но деньги появились. На что их надо направить, чтобы все заработало?
— В СССР в 1972 году, когда Москву затянуло дымом от торфяных пожаров и, казалось, горела вся страна, площадь всех лесных пожаров по всему Союзу составила 1 млн га — и это было чрезвычайно много, в обычные годы укладывались в 300-500 тыс. га площади, пройденной огнем. А в России сейчас меньше 10 млн га сгоревших лесов в год считается неплохим исходом. Нам по силам сократить площади горения до 1 млн га, но для этого надо вернуть то хорошее, что было в прежней системе лесного хозяйства, и что мы утратили с принятием нынешней версии Лесного кодекса в 2006 году. Тогда его авторам надо было создать мутную воду, чтобы была возможность нарубить денег. На это потратили немалые средства. Теперь надо потратить еще денег и вернуть в лес хозяина, а хозяйство перестроить с экстенсивного на интенсивное. И будет результат.
— Сейчас в лесу нет хозяина?
— Еще в конце 1990-х в лесхозах работали 130 тыс. человек. Это была базовая единица управления лесами, она входила в большую государственную вертикаль. Сейчас у нас 22-23 тыс. сотрудников региональных лесничеств, которым оставили только контрольные функции и еще 5-6 тыс. лесных пожарных. Профессиональных людей в лесах стало в четыре раза меньше, плюс у них изменились функции и сократились возможности. Почему тогда удавалось сдержать площади пожара? Лесничие занимались профилактикой, предотвращали многие возгорания еще до того, как кто-то чиркнул спичной, — а у нас до 95% пожаров происходят из-за человека. Если замечали дым, быстро добирались до места и тушили пожар еще в зачатке, когда его площадь была незначительна. На вторые-третьи сутки, а если есть ветер, то и через несколько часов, огонь будет полыхать так, что его ни с самолета не залить, ни пожарным-парашютистам не справиться, будет гореть до ближайшего серьезного дождя. Контроль, профилактика и быстрое тушение на земле, плюс контрольные облёты и помощь в тушении от Авиалесоохраны — такая боевая пара способна уменьшить площади лесных пожаров на порядок.
— Чтобы восстановить численность лесничих, надо и людей нанять, и фонд заработной платы кратно увеличить. Хватит денег?
— На экстренные тушения уходят такие миллиарды, что если их перевести в зарплаты людей, которые займутся профилактикой, можно еще и солидную экономию получить. Хотя это не так просто сделать — разные статьи бюджета, как говорят чиновники. Но нам действительно надо нарастить число работников леса до 100 тыс. человек в ближайшее время и 200 тыс. — в обозримой перспективе. Правда, пока мы не можем заполнить и те ставки, которые есть — недокомплект на местах — 20-30%. Значит, надо поднимать зарплаты, о чем недавно говорил глава государства, надо направлять деньги в отраслевые вуз — готовить специалистов, восстанавливать и развивать науку, еще есть корифеи, способные воссоздать научные школы. Одновременно с этим перестроить систему использования лесов. Обязанности по охране, защите и восстановлению лесов сегодня лежат на арендаторах лесного фонда, они относятся к этому как к издержкам, которые они, что вполне естественно, стремятся максимально сокращать. И винить бизнес в этом сложно. Задача компаний — зарабатывать деньги, прибыль. В конце концов это прописано в каждом уставе. Есть, конечно, отдельные ответственные руководители, но инвесторы и акционеры ждут от них прибыли, а не добрых дел. Охрана, защита и восстановление лесов должны вернуться государству, так как именно для государства — владельца лесного фонда — такие задачи, рассчитанные на долгосрочную перспективу, естественны и понятны. А аренду можно было бы и убрать. Лесопромышленный комплекс вполне может делать ежегодные заказы на древесину тем же лесхозам. И каждый будет заниматься своим делом.
Незаконные леса
— Все-таки, в каких регионах ситуация будет наиболее сложной этой весной?
— Весной пожары в лесу не начинаются, почва еще влажная. Причина — или человеческий фактор, или когда ландшафтный пожар переходит на лесной фонд.
— Ландшафтный и лесной пожар — разные вещи?
— Для человека, у которого сгорает дом, разницы никакой. Но строго говоря, лесной пожар — это возгорание на землях лесного фонда. Все остальное, когда горит природа — ландшафтный, их тушат разные люди и за разные деньги. Площадь ландшафтных пожаров намного больше, чем собственно лесных.
— Это пресловутые палы прошлогодней травы на полях и пастбищах?
— Профилактические палы, кстати, всем настоятельно рекомендовали перенести с весны на осень, а к тем, кто не стал этого делать, приходила прокуратура. Да и штрафы за такие поджоги стерни подняли в десять раз. Так что их число может сократиться. Но тут ведь как бывает — стоит заброшенное поле, на котором уже вырос настоящий лес. По правилам Россельхознадзора, это нарушение, штраф 700 тыс. руб. Убирать дорого, а сжечь, казалось бы, — бесплатно. Но потом дунет ветер, раздует огонь, куда он переметнется — никто не знает.
— Ничего не понимаю. Почему если на поле выросли деревья, то это все равно поле, а не лес?
— У нас 70-80 млн га заброшенных земель сельскохозяйственного назначения, за которые отвечает Минсельхоз, заросли лесом. Вернуть обратно в аграрный оборот планируют из них не больше 20 млн га. Что делать с остальными — непонятно, аграриям эта «целина» уже не нужна, они выращивают свои урожаи на более плодородных землях и в лучших климатических условиях. Было постановление правительства о лесных плантациях. Планировалось, что такие территории будут освобождены от многих ограничений, которые есть на землях лесного фонда. И предприниматели могли бы там ускоренным образом выращивать древесину. Хоть березу для производства фанеры или осину для целлюлозно-бумажных комбинатов (ЦБК) — эти породы быстро растут, хоть дубы и другие дорогие породы — их выращивать намного дольше, но и стоят они кратно дороже. Но через несколько месяцев это постановление отменили, по сути, запретив выращивать леса не на землях гослесфонда.
— Рослесхоз не хочет забрать эти земли в лесной фонд?
— Там довольно сложный процесс, особенно если решать его в рамках административной вертикали. Нам, общественникам, в этом смысле проще. Пытаемся, но пока что у этих «незаконных лесов» в полях такой вот неопределенный никем статус. Горят-то они как обычные леса, но в сводки не попадают.
Карусель по кругу
— В самом лесном фонде плантации деревьев растить не получится?
— Некоторые крупные лесопромышленные компании, например ЦБК, этим подходом уже пользуются. Взял комбинат вокруг себя, скажем, 1 млн га леса в аренду, разбил на сектора, и начал их по кругу выкашивать, проводя мероприятия по лесовосстановлению. Пока с первого до последнего полный круг пройдет, там уже вырастает лес, который можно заготовить. Очень разумный подход, позволяющий не уничтожать бесконечно леса дикой природы.
— Другие лесорубы им не пользуются?
— Заготовители, у которых нет такой опорной точки, как ЦБК, вгрызаются в тайгу, тащат стволы оттуда. Это менее разумный подход. У нас зона активного лесопользования составляет примерно 50% от эксплуатационных лесов — порядка 300 млн га — то есть те леса, где можно рентабельно заготавливать древесину. Если все лесопромышленники будут использовать такой же рачительный циклический подход, занимаясь качественным лесовосстановлением, будет всем хорошо. В зоне активного лесопользования эксплуатационных лесов спокойно можно проложить дороги — там все равно все деревья в итоге предназначены для рубки. При возникновении пожара по ним проще и быстрее добираться к месту тушения. А дикие нетронутые и минимально нарушенные леса трогать не надо, они как естественная экосистема сами защищают себя от огня. У них есть важная функция регулирования климата — перенос атмосферной влаги от океана вглубь материка. В таких лесах даже в засушливую погоду почва влажная — как раз из-за этого. Поэтому низовые пожары там практически не распространяются, а верховые — они случаются из-за сухих гроз — бывают, но губят далеко не весь лес, несколько процентов от пощади, пройденной огнём. И это уже приемлемые потери. Вторичные, восстановленные леса так забиться о себе не умеют. Поэтому там нужны дороги и лесничие.
