В рамках выставочного проекта «Бугровский» в студии Сергея Авилова историк искусства, критик, литератор и художник Антон Успенский (Русский музей, Санкт-Петербург) прочел авторскую лекцию «Сергей Бугровский. Художник и контекст» о творчестве и живописи липецкого художника.
— Что отличает художника как единицу социальную?
— Художник тот, кто преодолевает свои границы. Тот, кто залезает в ту зону, где он не знает, не умеет и не может — вот тогда он останется художником. Если он останется в пределах, которые ему обозначает социум, друзья, образование — он растет как ремесленник. А как творческая единица — это всегда преодоление границ, это всегда утверждение себя на той территории, которая тебе не положена. Если говорить про Бугровского, то это абсолютно к нему относится.
— Можно сравнивать Бугровского и Сорокина?
— Да. Сравнивать вообще можно кого угодно и с чем угодно, но у Бугровского и Сорокина есть общие моменты. Есть особенно ярко выраженная авторская позиция, то есть, прежде всего, художник предъявляет не школу, не образование, не институцию, не общность. Определяет самого себя, свой авторский стиль и свое, есть такое пушкинское слово «самостояние». И тот, и другой очень ярко предъявляют сове самостояние, свою индивидуальную позицию, точку зрения и выражают это не просто энергично, последовательно, но и с элементами даже определенного щегольства, которые и заостряют эту индивидуальность. Они не стремятся подмигнуть зрителю, как говорил Петров-Водкин о таком холодном реализме — «подмигивание предметности». Ни у Бугровского, ни у Сорокина этого нет. Но есть утверждение, практически в каждом мазке, вот этого своего права на индивидуальность. И утверждение не агрессивное, но вызывающее, цепляющее, требующее диалога, а не холодного глаза зрителя.
— Тема вашей лекции: «Сергей Бугровский. Художник и контекст». Может ли художник сформироваться, не пытаясь преодолеть рамки контекста? Нужно его преодолевать или художник все же может существовать и в заданных границах?
— Нет рецептов. «Нужно» и «не нужно» — это два рецепта, это нужно принимать до еды, а это вместо еды. В искусстве, там, где начинаются рецепты, приемы — это школа. Школа дает очень мощную систему, чем выше школа, тем сильнее, убедительнее, объемнее рецепты, которые тяжелее всего преодолеваются. Но рост происходит именно тогда, когда от рецептов отказываешься. Тогда идет утверждение тебя как творческой единицы, не как ремесленника, а как творца. И в этом конфликт. Академия художеств очень яркий пример — на просмотрах висят совершенно одинаковые работы с разными фамилиями, потому что их научили как надо, но индивидуальность или ушла глубоко, или стерта, или в каком-то латентном состоянии находится. Потом она вырывается наружу. Поэтому как надо, как не надо — школа определенным образом учит всех делать правильно, традиционно и ставит руку. Но потом просто невозможно жить в пределах школы. Тогда ты становишься идеальным преподавателем, как Чистяков, который был чудесный художник, но лишен индивидуальности. Зато воспитал таких прекрасных художников.
— Бугровский писал, что в искусстве ценно высказывание, а не технический прием. Что можно назвать главным высказыванием Сергея?
— Я не склонен приводить живого человека, живого художника, а он все равно живой художник, несмотря на обстоятельства биографии, к какой-то одной формуле. Все равно это обуживание или это обложка для плаката, а плакат долго не живет, я не готов делать такие формульные заявки. Я знаю, что в нем присутствует витальность, согласен. Экзистенция присутствует? Присутствует. Желание вот именно утверждения художнической позиции, взгляда художника. Ему нужна обстановка. Это же ателье, натурщицы, бутылки, стаканы. И при этом, в то же время это какая-то ретроспекция, потому что это французское ателье конца XIX — начала ХХ века. Это желание жить этой жизнью, но это же абсолютное лукавство, этот формат невозможен. Художники уже давно непьющие, они давно ходят в бассейн и фитнес, они стараются вести здоровый образ жизни, если они фотографируют себя, то не за стаканом, а в каком-нибудь спортзале. Все изменилось, жизнь стала другой. А здесь какое-то последовательное утверждение. Я думаю, что это утверждение именно идеалов, что ориентир на формат ателье, формат этих отношений, этой обстановки, этого общения. Я сейчас говорю исходя абсолютно из работ, потому что Сергея я не знал совсем. Я смотрю на работы и на те именно признаки, которые видны в холстах как признаки художнической индивидуальности и поведенческие вещи, которые я вывожу только из работ. Я всегда иду только от работ, мне никогда не интересно какая это была жена у художника или был у него в это время артрит или нет и поэтому, он писал сидя. Нет. Это потом можно узнавать. Всегда ведет работа, всегда живопись, язык живописи всегда идет впереди. А за ним уже следует настоящий художник, живописец, носитель языка. В этом я абсолютно убежден.
— Сегодняшняя выставка «Бугровский» камерная, небольшая и она кажется мне лучшей из всех сольных проектов Сергея. При этом, все равно хочется посмотреть больше, чем показывается.
— Мне прислали восемнадцать писем, к которым были приложены картины Бугровского. Бешеный объем. Я даже пожалел, что все записал на флешку. Я боюсь, что я технически заплутаю сегодня, потому что Бугровский из тех художников, которым вредит количество, его нельзя в большом количестве смотреть, потому что то, что проявляется видно в одной, трех, десяти работах. Но когда это работа сороковая — это нельзя, потому что все предыдущие умирают. Он из тех художников, которым это вредит. У Эрнста Неизвестного было такое определение: «художник — шедевр» и «художник — поток». Совершенно очевидно, что Бугровский художник потока. Это не значит, что здесь нет шедевров, но это совершенно другая направленность, это другое отношение с временным потоком, иное отношение к самому произведению, одно произведение никогда не заканчивается в своих пределах, оно всегда переходит на два, три, десять, пятнадцать еще других. Поэтому вот такая сериальность его работ, работа проектами. У него проектное мышление, такая индивидуальность.
Куратор выставочного проекта «Бугровский» художник Ольга Буева: Сегодня мы представляем выставку с именем «Бугровский». Миры, интересовавшие Сергея, довольно разнообразны: космос, океан, математика — это темы бесконечных и горячих разговоров. Уверена, они были сродни основной теме его понимания жизни — живописи. И состояние живописного погружения воспринималось им как ощущение подлинности, остроты и точности жизни. Художник Сергей Бугровский был убежден, что часто страшные, некрасивые, пугающие зрителей работы — это верный показатель правильности вектора выбранного пути. Ведь художник продвигается вперед часто наощупь, прислушиваясь к собственной духовной интуиции и не с большим фонарем, а с маленькой свечой своей души, таланта и невозможности молчать. Для меня, современность и своевременность его работ очевидны. Точность, яркость, чувственность живописного высказывания у Бугровского также реальны и постоянны как математическая константа, океан, дождь и звезды. Он был удивительно свободен в своем творчестве, ибо шел туда не за деньгами, но для того чтобы СКАЗАТЬ и быть услышанным, и не только сейчас, потому как «Рукописи не горят».
Выставка «Бугровский» открыта до 30 июня в Студии Сергея Авилова. Вход свободный.
Светлана Никова специально для most.tv
