Названием и центральным образом спектакль обязан комментарию Ольги Седаковой к фильму Федерико Феллини «И корабль плывет», в котором она обращает внимание на эту удивительную метафору. И напоминает о том, как трактовал ее сам итальянский режиссер – это «темная и подсознательная сторона себя самого». «Ее нужно найти, извлечь на свет (как носорога из трюма) – и помириться, даже подружиться с ней», – пишет Седакова. Это замечание и стало отправной точкой для нашей фантазии. Так что же за зверь этот символический носорог?
И вот оказалось, что его очень много – этого самого носорога!
Его вес, его сила – олицетворение массы. Массы как множества, общности, коллективного тела. Массы, которая сто лет назад так мощно восстала (если использовать формулу Хосе Ортеги-и-Гассета) и начала определять движение истории.
Его диковинность, фантасмагоричность – олицетворение всего чуждого, иного, встреча с которым – еще один важнейший конфликт современности.
Его одиночество и болезнь – олицетворение меланхолии, так хорошо нам знакомой.
Наконец, весь он в целом – совершеннейший гротеск, нечто невообразимое, но тем не менее существующее на самом деле. Не это ли точный знак сегодняшней нашей реальности?
Отсюда начинается наше путешествие – сюжетное, на корабле с прахом великой Эдмеи (оперной дивы в фильме, балетной этуали в спектакле) и метафорическое – в пространства социальные, в толщу истории и современности, в глубину катастрофы.
Театр обладает уникальным инструментом под названием условность, который позволяет осмыслить катастрофу, сохраняя дистанцию, чтобы не сойти с ума. Поэтому мы можем увидеть символического носорога во всех возможных проекциях, как человеческое тело в аппарате магнитно-резонансной томографии. Продолжая эту медицинскую метафору, можно сказать, что мы видим его не только снаружи, но и – что важнее всего – изнутри. То есть ту самую «темную и подсознательную сторону себя самого», о которой говорил Феллини. Встреча с этой темной стороной, ее осознание – и есть символическая цель путешествия.
Мы – часть носорога, но он не определяет нас целиком. Мы жаждем свободы, но питаемся его молоком. Этот парадокс кажется неразрешимым, ведь носорог так тяжел, а свобода так эфемерна. Но именно здесь нам на помощь приходит танец, выводящий физическое усилие в измерение символов и метафор. И наш носорог танцует.
Cкажете, такого не может быть?
А вы пытались вообразить?
