Вт, 08.05.2018
Участница Великой Отечественной Ксения Прокопьевна Редькова в этом году отметила свой 101-й день рождения. Корреспондента «ЧН» она встретила за рукоделием — довязывала ажурное платьице для самой младшей правнучки, а провожая, пригласила на пироги, которые обещала сама испечь к Дню Победы.
«Я ведь ровесница революции, — начала рассказ о своей судьбе Ксения Прокопьевна. — Родилась в 1917 году в деревне Хорнзоры Цивильского района. У родителей было не то что семеро по лавкам, а десять детей. Я — предпоследняя. Приходилось и в поле работать, и за скотиной приглядывать, но как младшенькой повезло — смогла получить образование, окончила семилетку. Освоив профессию вышивальщицы, устроилась в артель в Синьялах, а когда узнала, что в Чебоксарах открывается медицинская школа, поехала в город. В 1938 году получила диплом фельдшера и начала работать в Чувашпромстрахкассе. На лето 41-го меня направили в заволжский дом отдыха (ныне «Кувшинка»). Лес, природа, Волга, счастливые отдыхающие. Но тут я получила телеграмму от знакомого молодого человека, который служил в Брестской крепости. Направляясь на переподготовку, он ехал на поезде через Канаш. Встретились мы с ним ненадолго, он и говорит: «Как бы, Ксюша, войны не было: немцы чуть не каждый день нарушают границу». А 22 июня страшное известие перечеркнуло планы и мечты жителей всей нашей огромной страны.
Большинство моих сокурсников по медучилищу отбыли на фронт уже в первые дни войны. Меня оставили в Чебоксарах, сказав, что здесь откроется госпиталь и потребуются медсестры. Но в декабре снова вызвали в военкомат и приписали к формирующемуся в городе стрелковому полку. Эшелоном мы прибыли в Москву, когда советские войска только что перешли в контрнаступление. Помню, как шли через Можайск. Немцы оставили после себя страшное зрелище: на улицах — виселицы. В пустых сожженных деревнях вместо домов торчат лишь печки, изредка из подвалов вылезают чудом уцелевшие жители.
С боями мы дошли до Гжатска Смоленской области. Госпиталь расположился в нескольких километрах от города. Выданные мне кирзовые сапоги 43-го размера (а у меня 37-й) сносились, за другими меня послали в Гжатск. А заодно батальонный военврач велел принести перевязочный материал. До города я добралась благополучно, получила сапоги с теплыми портянками, две сумки с медикаментами и возвращалась назад. Было раннее утро, я шла по бескрайнему полю, впереди показался лес, где находился наш госпиталь, но вдруг появился звук самолета. Когда он подлетел ближе, поняла, что немецкий. Испугалась, побежала. Пролетев прямо надо мной, самолет удалился. Потом гляжу — возвращается. Упала на землю, а на спину положила сумки красными крестами кверху. Думаю, увидит, что я медик, и, может быть, не будет стрелять. Но больше всего тогда я боялась, что летчик приземлится и возьмет меня в плен. Самолет покружил надо мной три раза и улетел. Вернувшись в госпиталь, я рассказала обо всем командиру, а тот говорит: мог быть разведчиком и понаблюдать, куда ты шла, чтобы понять, где стоит часть. Уже на третий день после того случая нас направили на Сталинградский фронт. В районе Камышина переправили через Волгу. Едем на грузовиках и видим вдали страшное красное небо. Это горел Сталинград.
Как-то, когда только встала Волга, вызвали меня в штаб-землянку, где собрались разведчики. «Вот, — говорит командир, — решили мы и тебя отправить с ними на задание, вдруг понадобится медпомощь. Ты как, не боишься?» — «Нет, — отвечаю, — я согласна». Санитарами мне в помощники подобрали двух крепких парней, им вручили мягкие носилки, а мне командир дал маленький трофейный пистолет и разрешил оставить его у себя до конца войны. Мужчин в дорогу снабдили спиртом, а меня наделили шоколадкой.
Ночью наша группа в составе 9 человек спустилась к Волге. Дальше для безопасности продвигаемся ползком и вдруг замечаем впереди три шевелящиеся фигуры. Разведчикам удалось подобраться к ним, захватить и обезоружить. Это были немцы в маскировочных халатах. Двоих мы взяли в плен и поволокли в штаб, а третьего пришлось пристрелить (он стал драться и ни в какую не хотел идти). На войне как на войне. Добытые нами «языки» оказались офицерами: их десантом выбросили с самолета с особым заданием.
Когда в Сталинграде начались уличные бои, медиков из прифронтовых госпиталей тоже стали перебрасывать в город. Как сейчас вижу ту жуткую картину: на развалинах вперемешку лежат русские и немецкие солдаты. А сколько раненых! Пробираешься сквозь руины, ищешь подающих признаки жизни своих. И то там, то тут слышишь: «Сестричка, помоги». Перевязываешь одного, потом другого, третьего, тяжелых нужно бы в санбат, но как оставить остальных. Страшно, а бояться некогда: перебинтованный тобой солдат уже берется за автомат и снова в бой, а сестричку опять зовут на помощь.
После освобожденного Сталинграда мы пешим ходом направились на переформирование в Саратов. В одном из поселков остановились на ночлег. Командир попросил медсестер пройти по домам и спросить, не нужна ли кому-нибудь помощь. Захожу я в первую хату-мазанку, а там старик со старушкой и... так пахнет свежим хлебом. Я заплакала, а они бросились ко мне и спрашивают: «Что с тобой, доченька?» — «Да у меня, — отвечаю, — дома такие же старенькие мама с папой остались, как они сейчас там?» Пригласили они меня за стол, накормили горячей картошкой и хлебом прямо из печки. Посидели, поговорили, я оставила им консервы и кусок сахара из своего сухого пайка, а они дали мне полкаравая хлеба. Этот ароматный подарок я потом разрезала на кусочки и угостила однополчан.
В Саратове мы пробыли около месяца, я получила назначение в Липецк, в батальон аэродромного обслуживания. Рассказала об этом своей подруге Анне Григорьевне (она тоже была из Чебоксар, работала врачом, и вместе мы прошли от Москвы до Сталинграда), а она и говорит: «Пойду и я проситься в ту же часть. То ли ты под счастливой звездой родилась, то ли я, но вместе мы столько перенесли и уцелели. Наверное, и дальше нам лучше не испытывать судьбу и не расставаться». И утром на одном самолете мы уже летели в Липецк. Анну Григорьевну назначили врачом в госпиталь, а меня прикрепили к санитарной машине, которая всегда должна быть в готовности номер один на аэродроме, откуда отправлялись на задания тяжелые бомбардировщики. В тыл врага они вылетали только по ночам и бомбили крупные объекты противника. Бывало всякое. Было несколько случаев, что летчики возвращались в часть, когда их уже считали убитыми. Прыгая на парашютах из горящих самолетов, они оказывались на территории врага и оттуда мыслимыми и немыслимыми путями пробирались к своим. А иногда раненые летчики, истекая кровью, умудрялись дотянуть искореженный самолет до своего аэродрома. У нас с водителем санитарной машины было четкое указание: быстро домчаться до самолета, оказать летчику первую помощь, при необходимости доставить его в батальонный госпиталь. Как-то по рации пилот сообщил, что подбит, горит, но старается посадить самолет. И ведь сел, но не на аэродром. Мы нашли его по последним координатам, подъехали, вытащили раненых из самолета, оттащили и… взрыв. Пилот и штурман были сильно обожжены. Мы отвезли их в госпиталь, подлечившись, они вернулись в свою часть.
Потом вместе с тяжелыми бомбардировщиками мне довелось воевать на ленинградской и киевской земле. Победу мы с боевой подругой встретили в Польше. Сколько было радости! А сколько слез! Мечтали, что скоро поменяем эти надоевшие гимнастерки на красивые платья. И рыдали, вспоминая подруг, которые этого уже не сделают никогда.
В родные Чебоксары я вернулась в 1948 году в звании гвардии старшего лейтенанта медслужбы. А до этого еще почти три года вместе с летчиками служила в освобожденной Полтаве. И однажды там, уже после Победы получила ранение в голову, когда из-за солдатской неосторожности взорвался склад оставшихся от войны боеприпасов. Кого-то покалечило. Но мне снова повезло, поправилась достаточно быстро. Мне предложили продолжить медслужбу в Хабаровском военном округе или Москве, но я решила перебраться поближе к своим уже старым родителям. Приехала в Чебоксары, вышла замуж, родила трех сыновей, они подарили мне шестерых внуков, а сейчас уже и пятеро правнуков подрастают. Молодым хочется сказать одно — живите дружно и счастливо. И не забывайте о своих бабушках и дедушках, которые сражались за то, чтобы вы никогда не знали, что такое война».
