... Жилистый, мятая гимнастерка внатяг, длинная шея, круглолицый и хмурый. Тонкие губы в горькой улыбке с застенчиво опущенными уголками. Лохматые сведенные брови образуют морщинку на переносице. И полузакрытые небольшие глаза, застывшие взглядом на чем-то вдалеке.
Ох, если бы я знала, какого цвета эти глаза с кротким задумчивым взглядом! На фотографии ему немного больше тридцати. Впереди война - тяжелая судьба партизана и смерть. А еще - несгибаемая вера и любовь к жене и дочери, в жизнь и искусство.
Глядя на фотографию, я в который раз со стыдом осознаю, как же мало я знаю о своем прадеде Александре Васильевиче Шундрине. Так получилось. То не было времени, то желания, а потом не стало и бабушки, его «дорогой Валечки»...
Обстоятельства сложились так, что именно в год празднования 75-й годовщины Великой Победы я с родителями начала изучать истории жизни и военной службы своих родственников-героев. Тогда и выяснилось, что Александр Шундрин погиб в Белоруссии, оказавшись в первой линии штрафбата. Но обо всем по порядку.
В ноябре 1943 года завершилась Гомельско-Речицкая наступательная операция. Защитникам Белорусского фронта казалось, что дело осталось за малым. С декабря начались бои за освобождение территорий Беларуси. В одном из этих сражений в Жлобинском районе солдаты погибали сотнями. Среди них был и он - стоявший в первой линии войск штрафного батальона Александр Васильевич Шундрин. И теперь я, его правнучка из города, ранее называемого Сталинградом, держу в руках его письма. Да-да, те самые фронтовые треугольники!
Я всегда с ужасом смотрю кадры документальных фильмов о войне. Мне страшно от одной только мысли, что вот на этом месте прерывались жизни сотен людей - таких же, как я, почти моих сверстников. И все же война оставалась для меня чем-то далеким и невозможным. А сейчас я глотаю слово за словом строки, написанные моим прадедом! И война все меньше кажется мне чем-то нереальным. Теперь я вижу ее такой, какой она, наверное, была в действительности: с болью, своими радостями, горестями, несправедливостью и пронзительными моментами, испытав которые только и можно сказать, что я живу!
Аккуратный, острый почерк заполонил четыре листа тонкой бумаги. Это первое послание от 4 июня 1941 года в Саратовскую область к жене и дочке: «Здравствуйте, Шура и Валечка! Я пока жив и здоров, соскучился по вам до невозможности». Прадед писал из Первомайска - городка недалеко от Одессы. До начала войны - две недели. На территорию Украины он перебрался недавно. Работал журналистом и издателем газеты «Выстрел».
В том письме Александр Васильевич подробно расписывает жене, как ей с дочерью перебраться к нему, что взять с собой. В конце подписывает: «Ехать будешь трое суток. Целую мамку и дочку. Ваш отец».
Это письмо дышало умиротворением и любовью уверенного в своем будущем человека. Карьера шла в гору. Семья, которую он хотел перевезти в тихие места юга Украины, вот-вот приедет. Шундрин, как и доктор Живаго, мечтал жить и работать в спокойствии, рядом с родными. Конечно, Александр Васильевич и предположить не мог, что письмо не успеет дойти - начнется Великая Отечественная война. При этом Украину и Белоруссию оккупируют первыми...
Следующая весточка в Сталинград прилетела 27 сентября 1943-го: «Здравствуй, Шура! Ты, наверное, сразу очень удивилась. Два года как похоронила, а тут вдруг письмо. Ничего страшного, на войне все бывает. Бился я в тылу врага и продолжал вести борьбу с фашистами».
В звании политрука, оставив газету и светлые надежды, Александр Шундрин пошел в партизаны на два, возможно, самых долгих года в его жизни. Письмо было написано в тот период, когда, судя по словам в письме, «Начинаем соединение…»: в 43-м году началось соединение партизанских отрядов с регулярной армией.
«За это время я был несколько раз ранен, но пока еще здоровье говорит за строевую службу. Здесь побуду до 1 октября, вышлю тебе письмо, а дальше начнется соединение. Я потом сообщу точный адрес, тогда напишу все подробности, где, как, что и почему».
Поразительно: два с половиной года он не видел ни жены, ни дочки, ни бабушек, но он даже не думает о том, что они погибли во время битвы за Сталинград! Он пишет: «Ты, наверное, работаешь в селе?.. А может быть, ты мне еще успеешь прислать хоть пару строк, какие изменения произошли в вашей жизни? А главное – чем живешь и где работаешь?».
О такой вере в жизнь я читала только у Шолохова в «Судьбе человека». И мой Александр Васильевич такой же: он уверен, что жена точно в порядке и точно работает. И действительно, моя прабабушка Шура, как всегда ее зовут в нашей семье, не погибла его молитвами. Это она бережно собрала письма. Вот только не знала, куда присылать ответные. Шундрин думал, после того, как примут в армии и восстановят в звании, он отправит своим любимым деньги в Сталинград. А там, глядишь, и война закончится. Но и этим планам не суждено было сбыться.
1 октября 1943 года письма Шура и Валечка не получили. Треугольник невесть откуда прилетел в Саратовскую область только в середине декабря 43-го: «Затянулось у меня. Но я пока жив, здоров, чего и вам желаю. Пока нахожусь не на передовой, но к этому готовлюсь! Пока должности у меня никакой нет, а когда такая будет, я не знаю».
Два года с лишним под завалами лежит редакция, в которой работал Александр Шундрин, потеряны погоны, и в армии, с которой пересекся их отряд, он простой партизан Шундрин. От жены, семьи нет ни весточки, а он спокойно и рассудительно ведет с ними диалог. Будто не с фронта пишет, а задержавшись на пару дне где-то в редакционной командировке: «Мне очень интересно получить от вас хоть письмецо и узнать, как вы там живете и боретесь с нуждой. Как будет возможность послать денег, то вышлю. Пока, ваш муж и отец».
Дальше будет похоронка, опередившая (на войне бывает действительно все!) его последнее письмо. 21 декабря 1943 года – последние слова от Шундрина. «Здравствуйте, Шура и Валечка! Шлю я вам свой сердечный привет, также всем друзьям и знакомым. Я пока жив и здоров, чего и вам желаю». И вдруг - неожиданное признание, за которым явно кроется что-то горькое, несправедливое и важное: «Вспомнил я тут изречение Грибоедова:
"Судьба проказница-шалунья
Распорядилась так сама,
Всем глупым счастье от безумья,
Всем умным: горе от ума".
Так и у меня получилась одна ошибка…».
Помню, когда читала эти строчки мое сердце забилось неровно, перехватило дыхание, и глаза стали болеть от подступающих слез. Вы представьте: сидит он, вокруг – сосны, над головой – самолеты, солдаты без погон, впереди - бой насмерть, и пишет жене стихами Грибоедова! Он не объясняет, что случилось, а иронично цитирует классика. Вот уж точно честь и просвещение выше страха!
А дальше: «Я сейчас пришел на передовую с погонами в сумке. Ясно?».
Одному Богу известно, какая жестокая произошла ошибка, но Александр Васильевич Шундрин не прошел проверку в войска. Что произошло в роковом для него декабре 43-го? Почему не поверили, что он - русский партизан? Может, он остро пошутил, проходя проверку? Похоже на то, ведь, судя по воспоминаниям, дошедшим до наших дней, в штрафбат могли отправить за любое «неправильное», подозрительное слово. Но даже попав в батальон "пушечного мяса", мой прадед остается бодр, ироничен и силен духом. И за шаг до смерти для него важны только два обстоятельства - семья и Родина.
«Завтра вступаем в бой бить фашистских грабителей. Я шёл через Гомель, так сволочи весь разрушили! Ну пока! Спешу в строй! Ваш А. Шундрин».
Опять читаю исторические свидетельства о том периоде боев за Белоруссию: «Задача, поставленная командующим 63-й армией генерал-лейтенантом Колпакчи была такова: форсировав Днепр, взять Жлобин во что бы то ни стало. Но перед Жлобиным немцы подготовили три узла сопротивления - деревни Майское, Антоновка и Малые Козловичи. Это было серьезным препятствием на нашем пути».
Я несколько раз пыталась представить, как это - стоять в первой линии штрафного батальона? Получалось плохо: ощущение, что стреляют сразу отовсюду и целятся только в тебя, вызывало дрожь и жар. Как можно в этой ситуации сосредоточиться, чтобы стрелять четко в цель, или идти в атаку, несмотря на десятки пуль, летящих в твою сторону, выше моего избалованного мирной жизнью понимания.
24 декабря 1943 года моя прабабушка Александра Шура получит похоронку, где смерть Александра Шундрина будет описана в трех скупых строчках: «Ваш муж старший политрук Александр Васильевич Шундрин в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяги, проявив геройство и мужество был убит в боях за с. Малые Козловичи Жлобинского района».
Теперь Великая Отечественная война не кажется мне такой нереальной. Я будто если не поучаствовала в бою, то хотя бы посидела рядом с бойцами на привале. Почувствовала горький и душистый запах дыма от костра, аромат от котелка с походной кашей, услышала разговоры и шутки солдат. Вроде ничего особенного, но мне показалось, что именно в такие моменты и происходит переосмысление ценностей. И самыми главными становятся семья, род и Родина...
Дедушка, обещаю: я не сдам и не сдамся! И мои душевные силы будут направлены на самые важные вещи в мире: жизнь, созидание, просвещение. Думаю, что твой характер хоть чуть-чуть передался и мне. Поэтому твердости, целеустремленности, иронии и творческого подхода к жизни мне не занимать.
Да и журналистику из всех других профессий я выбрала явно не просто так. Даже в самой безнадежной и страшной ситуации нужно думать о близких и согреваться мыслями о будущей встрече с ними. Этот урок я тоже запомнила, дедушка...
Школа журналистики "Первая полоса".
