И ещё о чудотворном камне в подземелье Спасо-Преображенского монастыря.
У Веры Пановой есть замечательная повесть «Серёжа». В ней маленький мальчик, после невыносимых злоключений, получает награду: вместе с родителями едет в Холмогоры. И всю дорогу в кабине грузовика, ошалевший от счастья, он повторяет на все лады только одно: «Ура! Мы едем в Холмогоры».
Нечто подобное происходило и со мной. Я, будто превратился в маленького мальчика, обалдевшего от счастливого предвкушения поездки. Только не в Холмогоры. Я утопал в уютном кресле автобуса, а у меня в голове кто-то кричал громко и весело: «Ура! Мы едем в Усть-Медведицкую!»
Что в отчестве тебе?
Заметьте – в Усть-Медведицкую, а не в Серафимович, как сейчас называется легендарная станица, которая, среди прочих именитых, славных личностей, дала России и Александра Серафимовича Попова, ставшего известным пролетарским писателем Серафимовичем. Рассказывают, что к 70-летию инженера человеческих душ его вызвал сам товарищ Сталин и, попыхивая трубкой, предложил на выбор несколько населённых пунктов, которым могло бы выпасть счастье, назваться именем писателя. В том числе, была предложена и столица донского казачества – Новочеркасск. Тот, однако, выбрал родимую станицу.
Ах, почему так суетен человек?! Ну, что стоило писателю отказаться от увековечения своего отчества? И осталась бы на высоком берегу Дона станица с прелестным именем. А и была ж станица! Основанная в один год с Царицыном, к началу 20 века она стала центром притяжения окружных казачьих земель и душ. Центром и географическим (в её состав входило несколько нынешних районов области с населением более 100 тысяч человек), и экономическим, и культурным (здесь был даже синематограф!). Сбегали к Дону по круче аккуратные крепкие домики, окружённые изобильными базами, катились по дорогам различные казачьи транспорты, и далеко за Дон простиралось умытое синее-пресинее усть-медведицкое небо.
Весомо, грубо, зримо
Всё, будто так и осталось, как прежде: и Дон, и небо, и круча… Разве что домики пообветшали. Да прибавились кое-где понтярские коттеджи новых казаков и таких же новых иногородних. Даже пролетарский писатель Серафимович, словно тоже присутствует здесь. В виде большого памятника в самом центре города неодобрительно обозревает прохожих. Наверное, ворчит и бранится про себя, как все старики.
Сохранился его дом, куда он наезжал из белокаменной, погреть старые кости и утолить ностальгию, если она была. Теперь это музей – семь комнат без дверей. Портреты, книги, рукописи. И самые выдающиеся по размерам экспонаты – громоздкие скульптуры, запечатлевшие героев самого значительного произведения Серафимовича: эпопеи «Железный поток». Крестьян, матросов, быков и прочих персонажей. И все они исполнены по канонам советской классики: весомо, грубо, зримо.
Читатели, наверное, уже уловили недостаток почтительности к выдающемуся советскому писателю. Каюсь, есть грех. Во-первых, не могу простить ему переименования. Во-вторых, уж больно он скучен, на мой взгляд, как писатель. Читаешь и ощущаешь себя в очереди к стоматологу. И сидеть безрадостно, и осознаёшь, что впереди тоже не ждёт ничего хорошего.
И что Филиппа Кузьмича потянуло к красным?
Здесь же в садике обретается ещё один музей – культуры и быта донского казачества. Ну, тут уже можно дать полную волю воображению. Благо, есть на чём фантазировать. Окрестное население нанесло сюда подлинные предметы славной старины, собранные по чердакам, погребам, бабушкиным кладовкам. Посуда, утюги, прялки, чесалки, сапогоснималки, щётки – чего тут только нет! Само собой, представлены и неизменные спутники настоящего казака: шашки, плети, пики, сёдла. Особое впечатление производят штаны с лампасами, живописно разбросанные на застланной кровати. Во-первых, потому, что им минуло сто лет с гаком. Возраст, достойный всяческого уважения. А, во-вторых, – какие же они маленькие! Экскурсовод, милая терпеливая женщина, пояснила, что казаки были невелики ростом, чтобы не слишком угнетать лошадей, с которыми родились, жили, воевали и умирали. Зато невысокий рост с лихвой возмещался стойкостью и отвагой.
Основная часть экспозиции посвящена Филиппу Миронову, герою трёх войн: русско-японской, Первой мировой, гражданской. Отважный и талантливый был человек.
И что Филиппа Кузьмича потянуло к красным? Заслуги его были высоко отмечены рабоче-крестьянской властью. Но только он осмелился возвысить голос против палаческой политики расказачивания, как она же – власть – походя, и погубила его. По суду оправдала, а убила подленько, в спину. Вроде бы, часовой во дворе Бутырской тюрьмы случайно выстрелил, а пуля-дура, возьми, да и срази наповал народного героя во время прогулки по распроклятому этому двору. И как бы никто и не виноват – судьба такая. Эх-ма…
Под раскидистыми деревьями скромно притулился бюст ещё одного усть-медведицкого героя – легендарного Козьмы Фирсовича Крючкова. Того самого, который, если верить листовкам, пачками насаживал германцев на свою пику, как на вертел. Вот он, в отличие от Филиппа Кузьмича, сразу пошёл рубиться с красными. И погиб в 29 лет. Вьётся из-под заломленной фуражки лихой чуб, а глаза грустные и, кажется, всё про нас понимающие. И оттого жалеющие.
Не надо, казак, не трави ты душу, мы и сами всё понимаем про себя.
Только сердце бухает и замирает…
Дорогие мои читатели, если есть на земле рай, то расположен он на территории Спасо-Преображенского монастыря. Монастырь широко раскинулся на высоком берегу Дона, и чудится, будто летишь над необъятным простором, над зелёным привольем трав и деревьев, над разноцветными прямоугольниками полей… Только сердце бухает и замирает сладко-сладко.
Кругом – благодать! Чистота – невероятная. Яркие цветы, разбежавшиеся по всей округе, веселят глаз и пахнут, пахнут, пахнут… Ветви яблонь, абрикосов, слив гнутся под плодами, не удерживают. Земля устлана благословенными дарами природы.
Многоглавая церковь Преображения Господня устремилась тридцатью тремя золотыми куполами к облакам. Внутри она всё ещё обновляется. На лесах устроился огромный бородатый художник, дописывая бестелесного ангела. Тот уставил на своего создателя огромные глазища, словно поторапливая. Но – нет, здесь никто никуда не торопится – двигаются чинно, разговаривают вполголоса. На улице даже монахиня, оседлавшая мотороллер, передвигается с наивозможной степенностью.
А как здесь звонят! Матушка Арсения на колокольне выдаёт такой концерт, что куда там органам в Домском соборе. Вот он – самый всамделишный малиновый звон, который испокон веков лечил души на Руси.
Монастырь, тогда – мужской, возник здесь ещё при патриархе Тихоне, в 17 веке. Чего только он не видел на своём веку! И пожары, и наводнения, и вражеские нашествия. Через всё прошёл достойно, всё вынес и теперь привечает многочисленных паломников со всей Руси-матушки.
Пионэры против матушки Арсении
Наибольшей славой своей монастырь обязан матушке Арсении, которая много лет возглавляла здесь женскую общину. Благодаря её многотрудным хлопотам в 1885 году встал и освящён был главный храм Казанской иконы Божией Матери. Наш экскурсовод Антон, почти мальчик с пушком на подбородке, облачённый в подрясник, увлечённо рассказывает о подвигах матушки Арсении, о храме и его переломанной судьбе.
Особенно достаётся от Антона пионерам, которых он презрительно именует пионэрами. То, что большевики разрушили храм, это уж как бы судьба. Но эти вот пионэры – какое-то наказанье. Они жгли здесь, на руинах, костры. Они пекли свою злосчастную картошку. Они испоганили все стены и – что совсем уж непростительно – уникальные колонны из голубого мрамора, привезённые сюда из Египта. Наконец, именно вездесущие пионэры обнаружили склеп матушки Арсении. Когда раскурочили гроб, на них глянула сама матушка. Нетленная помолодевшая, с открытыми глазами. И ведь не убоялись паршивцы! Начали плескать прямо в осуждающие эти очи невесть откуда взявшейся у них азотной кислотой. Вмешались монахини, унесшие истерзанное тело и захоронившие его неведомо где.
В демонических «пионэров» верится слабо. Но от фактов не уйти. Действительно, сохранившиеся красавицы-колонны всё ещё хранят следы варварских росписей. Да и место погребения матушки Арсении не найдено до сих пор. И – немудрено. Ей здесь есть, где успокоиться. Под монастырём ветвятся сотни метров подземных ходов, большую часть которых выкопала сама матушка. В одиночку трудилась 16 лет! Позволяя монахиням лишь относить выкопанную землю.
Главное чудо Спасо-Преображенского монастыря
Антон рассказывает, будто сама Богородица явилась ей в видениях и подсказала идею подземных переходов. Она же явила ей главное чудо Спасо-Преображенского монастыря – камень с отпечатками рук и коленей. Как будто кто-то, коленопреклоненный молился на этом камне и оставил следы своего радения. Каким образом – не удалось выяснить до сих пор. Научные исследования лишь подтвердили, что никакими, известными сегодня, способами невозможно так филигранно воздействовать на очень твёрдую поверхность. То есть, отпечатки никак не могли быть оставлены на камне. Но они существуют, заставляя поверить в чудо. Тем более что зафиксированы многочисленные свидетельства о даровании беременности бесплодным, об излечении болящих при прикосновении к камню, содержащему, кстати говоря практически все известные вещества и 16 – на земле не известных.
В нашей группе нарастает неудержимое рвение, поскорей попасть к камню, воочию убедиться в реальности существования чуда. Под землю нас провожает матушка Афанасия. Когда-то она была учительницей. Известно, педагоги, как и чекисты, бывшими не бывают – учительский талант матушки прорывается долгой и многословной проповедью на темы любви и дружбы, доводя нас чуть ли не до белого каления. Но всё когда-нибудь кончается, закончились и увещевания матушки-учительницы.
Подземный ход узок, продираюсь по нему, пригибая иногда голову. Прохладно, сумрачно, тревожно. Пламя свечи выхватывает на стенах потёки самой фантастической формы. Поворот вправо, и вот – он, камень. Действительно, на нём – отпечатки маленьких ступней и небольшие выемки как бы от коленей. Благоговейно касаюсь их. Холодная шершавая поверхность камня, будто колышется в дрожащем свете свечей. Куда-то исчезают мысли, чувства, ощущения. Не осталось ничего во мне и вокруг. Только кажется, что камень вырастает до неимоверных размеров, заполняя всю Вселенную.
В себя прихожу уже наверху. Всё окружающее обрушивается на меня вдруг. С изумлением обнаруживаю, что плечо, нывшее и досаждавшее мне целый день, находится в полном порядке. А вот сам я не сказать, чтобы очень в порядке. Хочется снова туда, под землю, к загадочному молчаливому камню. И ещё много чего хочется. Но об этом умолчу.
Почувствуйте всё сами. Неважно, верите вы или не верите чудесам. Сюда в любом случае стоит приехать. Хотя бы затем, чтобы подняться на кручу. Просто постоять. Просто полюбоваться. Просто подумать…
Владимир Апаликов
