ПОНЯТИЕ СПРАВЕДЛИВОСТИ у русского народа коренным образом отлично от западноевропейского тем, что мерилом правды у них является закон, а у нас — совесть. Отсюда удручающий наши демократические власти правовой нигилизм граждан, потому что тьмы принятых за последние двадцать лет законов в подавляющем большинстве случаев не стыкуются с представлениями о справедливости у державообразующего русского народа, из чего следует, что «русский вопрос» — это вопрос Правды и Совести. И решать его надо всем миром, на всероссийском референдуме, на который должен быть вынесен главный вопрос современной действительности: «Как должна жить Россия — по правде и совести или по кривде и лжи?»
Сказанного вполне достаточно, чтобы понять: «русский вопрос» как противостояние по национальному признаку не существует. Он надуман недоброжелателями России и по незнанию поддерживается теми, кто не разобрался в существе проблемы. Россия состоялась как многонациональное государство только потому, что у всех населяющих её народов существовало и до сих пор ещё пока существует близкое друг другу понимание справедливости как основы человеческого бытия, которая сейчас целенаправленно разрушается государственной властью во имя насильственного введения социального неравенства и искусственного создания правящей элиты.
Такова, говоря кратко, главная суть «русского вопроса», но я вряд ли ошибусь, если скажу, что у меня найдётся много противников, причём все они будут из враждебного искони русскому народу стана либералов-западников, чьи суждения о русском народе были всегда поверхностны и поспешны. К слову, русским народом у нас недовольна вся образованщина, потому что высшее образование у нас — от Ломоносова до сего дня — построено таким образом, что выпускник вуза ровным счётом ничего не знает о своём народе, но имеет стойкое мнение о Западе как о колыбели научных, гуманистических, технических знаний и хранителе истинных ценностей всего человечества.
Немногие авторы, признавая в народе наличие справедливости, всё-таки сетуют, что «русские как раз не очень охотно вступаются за правду и справедливость». Не прошло и двух месяцев после этого заявления, как начались события, связанные с выборами в Госдуму и Президента РФ. Процесс пошёл и, кажется, в не очень приятную для «вертикали власти» сторону стихийных беспорядков.
Руководящая «элита», к нашему общему несчастью, не понимает основополагающую роль русского народа как «земного бога России». Для него он, в лучшем случае, «цемент» для скрепления всех народов в некую российскую общность. А ведь все мы — ныне живущие на своей земле, умершие и ещё не родившиеся русские люди — составляем единое живое тело русского народа, о высшем предназначении которого мы, его атомы, не знаем ровным счётом ничего или столь ничтожно мало, как и о возникновении Вселенной. Мы только догадываемся, что «у Бога всего много»: один народ имеет «острый галльский смысл», другой — «сумрачный германский гений», а нашему народу от Бога дана справедливость. И русскому, чтобы стать русским, нужно стремиться жить всегда и во
всём по справедливости, дабы не потерять из-под ног натоптанную прежде жившими людьми тропинку к Богу.
Сложность «русского вопроса» усугубляется тем, что он был поднят с опозданием, по меньшей мере, лет на сто, и в наши дни не только должен быть разрешён, но и понят во всей своей полноте как вопрос о русском человеке. О нём во все времена много чего уже было сказано и чужеземцами, и отечественного помёта людьми — плохого и даже ужасного. Но важно отметить, что эту ругань народ всегда пропускал и пропускает мимо ушей, а если слышал, то недоуменно оглядывался, мол, кого это так бесчестят?.. А вот люди образованные воспринимали западное негодование по поводу русского нестроения в законах, общественной и личной жизни весьма болезненно. И некоторых западная спесь уязвляла до такой степени, что они ощущали жгучее желание поскорее стать немцем или на худой конец, каким-нибудь шведом.
Первым в ряду русских людей, запавшим, как тогда говорили, на «немецкую сладость», был князь Иван Хворостинин, которого после пребывания в свите первого Лжедмитрия и знакомства с польскими нравами неудержимо «стошнило» от московских порядков, и он разрусел до сомнения в истинности православной веры. Историк В.О. Ключевский называет его «прадедом русского западничества».
Прямых подражателей у Хворостинина скоро не нашлось, но явившийся за ним через несколько десятков лет Григорий Карпович Котошихин был столь замечательной личностью, что его можно сравнить с диссидентом антисоветского толка. Будучи подьячим Посольского приказа, он сбежал в Швецию, и там по заказу правительства написал военно-экономический обзор, который известен в исторической литературе под названием «Россия в царствование царя Алексея Михайловича». Ну, чем не Солженицын XVII века?.. Недаром один из самых решительных «перестройщиков» писатель Приставкин попытался в своей повести сделать из Котошихина предтечу современных западников, которая успешно потрудилась над разрушением Советского государства.
Но такими всесильными западники стали не сразу. Историк Ключевский в «Конспекте лекций курса историографии» сделал несколько проницательных замечаний о русских западниках, которые «…в конце XVII века выступали в виде приверженцев латинства, во второй половине XVIII века — в виде вольтерьянца, при Александре I — либералиста, а в 30-40-х годах XIX века — под собственным именем западника, восторженного и учёного почитателя западноевропейской мысли и науки.., наконец, в виде современного (речь идёт о конце XIX века — Н.П.) интеллигента, осторожного и даже боязливого, а потому неясного в речах приверженца всевозможных течений западноевропейской мысли и жизни».
Ключевскому были неведомы дальнейшие мутации русского западника, которому Россия обязана марксизмом, революциями, гибельным расколом общества на своих и чужих, но и этих потрясений оказалось мало неистребимым устроителям русского мира по заёмному образцу. В начале так называемой перестройки множество граждан СССР попустительствовали крушению тысячелетней державы. Это стало апогеем русского западничества, но на поверку многие русские западники оказались заурядными изменниками, большинство по глупости, а какая-то часть — по расчёту. Чему или кому
изменили западники, будем надеяться, в конце своего исторического пути? Историк Ключевский даёт ясный ответ и на этот злободневный и в наши дни вопрос.
«Одна общая черта особенно резко всегда выступала в этом типе (западника) при всех его исторических модификациях: случайные ли обстоятельства или личные усилия помогли западнику сознать недостатки, отсталость своего Отечества и превосходство Запада; первое употребление, какое он делал из этого сознания, состояло в том, что проникался пренебрежением к первому (Отечеству) и физическим влечением к последнему (Западу). Он смотрел на быт и склад своего отечества как на личное неудобство, как на случайную неопрятную обстановку, среди которой ему пришлось остановиться по пути в какой-то лучший мир, где у него нет ни родных, ни знакомых, но где давно каким-то образом поселилось его сердце. Такой сибаритский взгляд на отечество и его отношение к Западу приводил к двоякому выходу из неудобного положения, в котором чувствовал себя западник: он или сам стремился перенестись в любимый чуждый ему мир, или мечтал этот мир с его политическими и другими удобствами перенести на родину. Отсюда два пути, которые избрал западник или предлагал для решения вопроса об отношении к отечеству: личная эмиграция и народная имитация».
«Первый путь, — указывает историк, — противоречит простому нравственному долгу: каждый нравственно обязан служить своему отечеству, чем может, если чем-нибудь может. Но это вопрос политической морали, а не историографии. Второй путь имеет близкое отношение к историографии. Второй вопрос ставится так: оставаться нам русскими или стать европейцами? Но такая постановка вопроса есть добродушное историческое недоразумение, вытекшее из невнимания к законам исторического процесса. Ставить такой вопрос в XVII или XIX в. так же несвоевременно, как молодому человеку в 20 лет несвоевременно решать задачу, какой ему лучше иметь голос, бас или тенор. Тенор будет петь тенором, даже если будет доказано, что для него культурнее петь басом…».
Эти суждения В.О. Ключевского о западничестве практически неизвестны, потому что замалчиваются, ибо они многое проясняют в «проклятом» вопросе о происхождении западничества в России, которое сейчас приобрело характер явной агрессии. Сейчас всё, что хоть чем-нибудь напоминает своё, русское, заглушают многотысячные хоры людей, поющих не своими голосами и на западный лад, празднующих победу над справедливостью.
Достаточно беспристрастно посмотреть на Россию под ярмом западников, чтобы сделать печальное открытие: очевидным содержанием жизни русского народа стало уныние. Сегодня у России уныло всё: идеи, люди, искусство во многих его видах, все политические партии и общественные организации, уныло бегство из страны специалистов и капиталов, уныла суета вокруг Олимпиады, уныло жалкое сопротивление росту тарифов ЖКХ, в конце концов, унылы фейсы политиков, набивших народу своим враньём неизлечимую оскомину. Не будет преувеличением сказать, что Россию подмяли под себя и заразили унынием плюгавые западники самого пошлого и амбициозного толка.
Однако важны сами по себе не только сами эти факты, но и последствия всеобщего упадка. Четвертьвековая эпоха правления западников состарила русский народ лет на двести. Исчезло ощущение его исторической молодости, а ведь ещё совсем недавно Россия превосходила Европу по всем статьям: в экономике, в науке, в военной мощи, в искусстве и спорте.
Чтобы русскому стать русским, ему надо понять, что в наши дни Россия расколота на две части: российскую-прозападную и собственно русскую. Этот раскол гораздо глубже и непримиримее, чем может показаться с первого взгляда. Коренному русскому мировоззрению на основополагающие духовные ценности противостоит усвоенная многими россиянами либерально-колонизаторская идеология Запада. По понятиям наших западников справедливость есть не более чем суеверие, от которого русским надо избавиться, чтобы быть допущенным в круг цивилизованных народов «золотого миллиарда».
Однако совершить «ампутацию» справедливости у приговорённого Западом к исчезновению русского народа невозможно, пока у него есть Пушкин, Толстой, Достоевский… и весь ряд писателей пушкинской школы. Пушкин действительно, как бы ни хотелось кое-кому уничтожить русского гения, наше ВСЁ, потому что его духовное влияние простирается до последних пределов существования русского народа. Бог — там, где совесть. В наши окаянные дни русской совестью был и остаётся Пушкин. И пока наш гений с нами, с нами и Бог — Правда.
Неприятели всего русского хорошо понимают значение Пушкина для России. Не в силах его уничтожить они с начала прошлого века пытаются вытеснить Пушкина и других классиков русской литературы из сознания русского народа. Пожалуй, первым об этом сказал А. Куприн). Если перевести его яростную, но справедливую филиппику на язык толерантности, то она есть пророческое предупреждение о том, что русской литературе и русскому самосознанию угрожает, стократ опаснее Батыева, нашествие писателей, чуждых русскому народу и по мироощущению, и по языку. И по самому строгому счёту Куприн оказался в своём пророчестве прав.
Сегодня еще не поздно каждому русскому, чтобы стать русским, понять, грубо говоря, разжевать своими мозгами очевидную истину, что в России существуют две литературы: одна — русская, другая — русскоязычная, которая непримиримо враждебна в первую очередь, к русской классической литературе. Писания либеральных литераторов стали важнейшей частью идеологического обоснования законности и исторической неизбежности либерализма в России.
С другой стороны, писатели пушкинской школы только одним своим существованием лишают русскоязычную словесность легитимности, поскольку опираются они на взаимоисключающие смыслы: русская литература на справедливость, а русскоязычная на кривду и отступничество от справедливости. Русская классическая литература отстаивает совершенно иные принципы, чем те, на которых базируется изначально нежизнеспособная новая российская государственность, и это воспринимается властью как главная помеха её креативной задумке — сместить в русском народе нравственные полюса. Но этому непреодолимо мешает Пушкин, и если он куда-нибудь исчезнет, то она вздохнёт с облегчением людоеда, проглотившего наконец застрявшую у него в глотке кость.
Русский народ даже и не догадывается, что последнюю четверть века он живёт в донельзя загаженном духовном пространстве. Его великая литература погружена в потёмки невостребованности усилиями не каких-то призраков, а вполне реальных людей, чьей целью является подмена национального самосознания русского народа
систематизированным бредом глобализма, либерализма и мультикультурности. Русское и нерусское смешивается и объявляется российским. «Русским место у параши!» — заявила вхожая до сих пор в кремлёвские покои либеральная дама. По мнению хозяев нового мирового порядка, русские навсегда провинились перед мировым сообществом в том, что в 1917 году отменили святая святых рынка — частную собственность и продемонстрировали всему человечеству, что она вовсе не так уж необходима для эффективного экономического и общественного развития.
Конечно, на русском народе нет никакой вины в том, что он презрел частную собственность и построил общенародное государство, которое в 1991 году рухнуло как карточный домик, заставив всякого, кто не равнодушен к судьбе Отечества, уже на протяжении двух десятков лет мучиться над вопросом: почему это случилось, и кто в этом виноват?
Ответ, насколько мне известно, до сих пор так и не найден, хотя он спрятан в каждом из нас, кто находился в 1991 году в совершеннолетнем возрасте. Никто иной, как мы сами, в тот окаянный год совершили предательское отступничество от справедливости, которая лежит в основании духовного облика каждого русского человека и всего народа. Испокон веков справедливость для русских была святыней, ради неё была совершена невиданная в мировой истории революция, принесены многомиллионные жертвы, построено могучее государство, в котором граждане, чьи предки всего два-три поколения назад были крепостными рабами, стали равноправными гражданами. И всё это произошло благодаря тому, что в основании советского государства был заложен всем понятный, порой суровый, принцип справедливости.
И сегодня русскому, чтобы стать русским, следует понять трагедию 1991 года, чтобы видеть всё происходящее в стране незашоренными глазами. И тогда к каждому придёт понимание, что все мы — от Горбачева до последнего бомжа на магаданской помойке — оказались ничем не лучше украинских крестьян, попавшихся из православия в униатство, таких же отступников от веры отцов, какими теперь являемся мы — отступники от справедливости.
Однако даже в таком мире, как наш, человек не одинок, и справедливость находится всегда с ним рядом. Это — русская классическая литература, хранящая в произведениях писателей пушкинской школы основополагающие смыслы русского бытия и духа. Ведь мы, отрекшись от справедливости, незамедлительно впали в разрушение, в отказ от всего своего родного, вплоть до языка. Но спроси любого русского, нужна ли ему справедливость, и он ответит, что нужна, что без неё мы сожрём друг друга, как пауки в банке. Мечта о справедливости никуда не ушла из русского человека, она затаилась в нём, как раскалённый уголь под пеплом, готовая полыхнуть огнём бунта против кривды, против лжи и лицемерия.
Русскую мечту о справедливости, видимо, имел в виду Достоевский, сказав, что о народе нужно судить не по тому, какой он есть, а по тому, каким он мечтает быть. Свои мечты о справедливости наш народ выразил в созданной им литературе — от сказок и песен до вершинных произведений классики. «Возвышающий обман» литературы питал душу русского человека живительными идеалами справедливости, любви к ближнему и
своему Отечеству, то есть очеловечивал каждого, кто припадал к боговдохновенному роднику пушкинского слова. И русскому, чтобы стать русским, нужно не забывать к нему дорогу во все дни своей земной жизни.
