На холодной сцене Тверского театра драмы (с отоплением осенью всегда проблемы) кипят горячие страсти.
В интерьере солидного французского особняка восемь женщин – жена, сестра, теща, две дочери, свояченица, горничная и кухарка – выясняют отношения и разгадывают загадки, пока единственный мужчина в доме лежит в своем кабинете с ножом между лопатками. «Ироничный детектив» «Восемь любящих женщин» загадочного француза Робера Тома (в русском интернете все сведения о нем исчерпываются датами жизни и названиями трех пьес, многократно поставленных на сцене и экранизированных), погуляв по театрам от Владивостока до Калининграда, предстал перед тверской публикой.
Всяк любопытствующий, просмотрев афиши театров в российских областных центрах, может убедиться в том, что они удивительно похожи. Костяк составляют проверенные временем, многократно поставленные и сыгранные пьесы из репертуара советских театров 60-80-х годов. Возникает ощущение, что перечитываешь «Театральный роман» Булгакова, в котором на признание Максудова, что он написал пьесу, секретарь великого режиссера искренне удивилась: «Зачем? Вам что, не нравится Шекспир?»
Александр Павлишин, автор привлёкшего внимание прессы и публики спектакля «НеУДОбные» на малой сцене театра, поднявшись на большую сцену, рисковать второй раз с современной пьесой не решился. И вернулся к нынешнему правилу: реализовывать только ту драматургию, что уже побывала в десятках режиссерских рук и доказала свою кассовую надежность.
Во второй раз он отказался от риска, когда отверг идею как-то модернизировать старинную пьесу (написана в 1959, на русский переведена в начале 1980-х), и решил точно выдержать заданный автором жанр. По возможности гармонически совместив обе составляющие – детективную и ироническую.
Восемь женщин его спектакля – восемь тайн, восемь характеров. Задача состояла в том, чтобы не потерять за острыми поворотами сюжета характеры героинь. И в то же время, выявляя их внутреннюю сущность, не утратить того, что называется чуждым русскому уху словом «саспенс». Кажется, эту задачу постановщик спектакля выполнил. Но своеобразно. Он поделил ее между исполнительницами. В итоге, конечно, нарушился принцип ансамбля (Станиславский бы за это по головке не погладил), но зато зрители получили в подарок двух персонажей, вызывающих то оживление, то дружный смех зрителей.
Народная артистка России Наина Хонина в роли бабушки поначалу комически акцентирует «маленькую слабость» старушки – пристрастие к алкоголю. И постепенно, сцена за сценой, разоблачает куда более неприятные пороки старой ведьмы, отказавшей зятю в помощи: лживость, скаредность, имитацию родственных чувств. Все моменты роли актрисой тщательно рассчитаны – от гротескного «исцеления» до внезапного сна в самый напряженный момент действия – и вызывают восторженную реакцию зала.
Ирина Погодина в роли тети Огюстины с первых секунд появления на сцене и до финала – оживший шарж, вариация на тему «мнимый больной», хитрая и расчетливая приживалка-бездельница, бездушная эгоистка. Комедийный талант актрисы кое-где перехлестывает через край, но публика прощает эти излишества за удовольствие, доставляемое бесконечной изобретательностью, с которой Погодина на глазах «формует» законченный комический образ.
Остальным шести представительницам прекрасного пола досталось играть вторую часть смешанного жанра – детективную. Она получилась слабее, потому что жанровое дробление настигло и эту шестерку. Валентина Мартьянова небезуспешно стремится к психологической убедительности, но в итоге как актриса (не как персонаж) проигрывает в поединке с соперницей в борьбе за деньги и за мужчину. Её пластически остро, на грани гротеска воплощает Дарья Плавинская. Очаровательная Юлия Бедарева в роли горничной Луизы очаровательно-легкомысленна – и только. Наконец, роли двух дочерей несчастного Марселя, преданного «любящими» женщинами, режиссер, кажется, щедро выделил Виктории Козловой и Яне Голубевой, напутствовав: «Играйте, как хотите». Актрисы стараются, но чаще всего просто повторяют то, что уже не раз доводилось играть раньше.
Впрочем, «играть, как раньше» и «играть, что играли раньше» стало принципом современного российского театра. Я говорю не о столичных экспериментах или чудотворце Коляде из Екатеринбурга, а о тех театрах, где озабочены прежде всего выживанием, кассой, насущными и жизненно важными проблемами, за которыми далеко-далеко, в туманной дали белеет парус великого искусства Театра. Удивляющего новыми драматургическими и режиссерскими открытиями, ищущего в каждом актере непроявленные грани таланта, смелого в современном переосмыслении вечной классики.
Пока он вдали, российский театр, за малыми и редкими исключениями, идет навстречу той части публики, которая, подобно малому дитяти хочет каждый вечер слушать одну и ту же сказку, слово в слово. Или, как формулировал это состояние публики великий эстетик Ганс Георг Гадамер, «человек в состоянии слышать только то, что он когда-то уже слышал. Он не желает слушать ничего другого и переживает встречу с искусством не как потрясение, а как бесцветное повторение». В то время как, по мысли философа, подлинное «искусство возможно только тогда, когда существует потребность самостоятельного построения образа – через освоение словаря, форм и содержательных элементов, и только тогда оно обеспечивает общение».
