Театр обско-угорских народов «Солнце» из Ханты-Мансийска — желанный гость фестивальных празднеств и единственный коллектив страны, в уставе которого прописано ограничение по национальному признаку: актерами труппы могут быть только представители народов ханты и манси. Корреспондент «Известий» Евгений Авраменко встретился с худруком «Солнца» Анной-Ксенией Вишневской.
— Ваш режиссерский путь начинался в Петербурге и Москве. Как получилось, что вы обосновались в столице Югры?
— Впервые я оказалась здесь в 2005 году, когда Олег Лоевский проводил тут режиссерскую лабораторию. Сначала работала как приглашенный режиссер, не была готова переехать из Москвы. Но сотрудничество с труппой увлекло, да и личная жизнь так сложилась, что я осталась в Ханты-Мансийске.
— Как внешне различить ханты и манси? Первые — азиатского типа, а вторые — ближе к славянскому?
— По-разному. У нас в труппе белокурый блондин с ярко-серыми глазами — чистокровный хантыец. Есть такой фестиваль театров финно-угорских народов «Майатул». Туда приезжают и венгры, и эстонцы, и ненцы, и марийцы, и сету. Если численность ханты и манси больше 30 тысяч, то сету на территории России — около 200 человек. Крупинка в общей финно-угорской палитре, которую видишь, приезжая на «Майатул».
Интересно, насколько разнятся люди, принадлежащие одной и той же группе народов: от голубоглазых блондинов с белоснежной кожей до брюнетов с азиатскими чертами лица. Ханты и манси невысокого роста, и женщины у них хрупкие, изящные (в сравнении с ними я кажусь себе чуть не гигантом). А в труппе карелов, с которыми мы общались на «Майатуле», все под 2 м.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Солнце"
— Что помогло вам найти общий язык с артистами «Солнца»?
— Я не отношусь к своей профессии слишком серьезно. Но стараюсь подходить ко всему очень личностно. Вместе с артистами обожаю ездить на разные ритуалы, на Медвежьи игрища. И делаю это не потому, что ставлю «фольклорные» спектакли, увлекает сам процесс.
Медвежьи игрища — это ритуально-театральное действо. Участники разыгрывают всевозможные сценки. И скабрезные, и политические, на вечные темы и на злободневные — о вопросах нефти и газа. Лица скрыты берестяными масками, голоса изменены. Стороннему человеку попасть на это действо трудно: больше 1–2 не возьмут. Как женщина, я могу присутствовать только на первой части игрищ, а что происходит дальше, не знаю.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Солнце"
— «Солнцу» подходит только фольклорный репертуар? Может ли в него войти, скажем, современная европейская драма?
— Всё возможно, но я уверена, что артистам «Солнца» обязательно нужно исходить из своей культуры. Их задевают такие темы, как у Айтматова, — особенно легенда о манкурте из романа «И дольше века длится день», или у Татьяны Молдановой. В нашем репертуаре есть спектакль «Черная песня» по ее повести о Казымском восстании 1930-х. У людей уводили оленей, забирали оружие, детей увозили в интернаты. Кого-то из участников бунта репрессировали, кого-то расстреляли. В нашем спектакле восстание показано через историю одной женщины, вернее, через пространство ее снов.
Сейчас мы работаем над рассказом «Последнее пришествие» Александра Латкина. Действие происходит в конце 1980-х. Автор исследует, как вековые устои вступили вразрез с эпохой развитого социализма, что привело к самоубийствам среди представителей малочисленных народов. Это эвенкийская литература, но в ней много сходства с ханты и манси. И параллельно мы репетируем МакДонаха.
— Расскажите об укладе театра.
— В труппе 20 человек, все друг другу как братья и сестры. Большинство артистов связаны родством. Закулисной жизни в негативном смысле — с интригами и сплетнями — быть не может.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Солнце"
«Солнце» — театр семейного типа, мы всё стараемся решать коллегиально. Прислушиваемся к старейшинам, которые знают традиции. Они могут, придя на репетицию, сказать: «Ребята, нельзя играть божеств». Или: «В этом эпизоде наденьте платки». Также нельзя говорить со сцены определенные слова.
— Сейчас много споров о цензуре в театре. «Солнце», получается, следует жестким представлениям о том, что можно и что нельзя?
— В любом традиционном театре эти представления жесткие. Даже по поведению артистов за кулисами видно, что они действуют в рамках своей культуры. Если мужчина уронил на пол вещь, женщина не переступит. Если лежит инструмент мужчины, женщины не прикоснутся. С виду это обычные ребята, но у них иное мировоззрение.
— В чем иное?
— Традиционная культура ханты и манси — как девственная природа. Представьте себе, до 1930-х у этих народов почти не было письменности, то есть песни, сказки, мифы передавались из уст в уста. Чтобы лучше узнать этих артистов, нужно увидеть их в родном пространстве. В городе они живут в квартирах, но на время отпуска (около 50 дней) срываются с места и уезжают на стойбища. Летят на вертолетах, иначе не добраться.
Работая в «Солнце», я открыла для себя, насколько скромно можно жить. Ханты и манси — очень экономные народы. Электричества зря не тратят, лишнего никогда не возьмут. Рыбы ловят ровно столько, сколько ее нужно сегодня. А если завтра опять нужна будет рыба — значит, завтра и наловят. А еще все они доброжелательные. Доброта у них детская. И наивность тоже детская.
Фото предоставлено пресс-службой театра "Солнце"
— Я слышал, что кто-то из артистов может уехать на игрища или на охоту, не предупредив никого в театре. Это правда?
— Нет. Ребята адаптированы к жизни и здесь, и там. Но бывают моменты, когда у человека несчастье случилось и ему надо лететь в родные места. Или, например, нужно соблюсти ритуал, съездить к святыням. Тогда они подходят, тихонечко предупреждают. Незадолго до фестиваля один из артистов попросил отпустить его на священный остров —такая возможность выпадает раз в семь лет. Мы пошли ему навстречу.
— Работа с этими людьми изменила вас?
— Казалось бы, мы разные. Я человек совсем другой культуры, вегетарианка. А на том же Медвежьем празднике все едят мясо, сырую рыбу. Мне ближе буддийское мировоззрение, а в них жива языческая вера. Но могу точно сказать: они меня перестроили. С ними я, из столицы приехавшая с апломбом, становлюсь лучше, спокойнее, неприхотливее. Теперь у меня иной внутренний ритм — могу совершенно спокойно, без нытья, проехать 26 часов на автобусе до Перми.
Здесь у меня ничего лишнего нет, даже шкафа. Всё осталось в Москве и Питере. Семь лет назад я покупала дорогущую итальянскую кровать из белого ясеня с подсветкой и мне казалось, что это так важно… А когда здесь получила служебное жилье, муж сколотил полати 5x2 м, низкие и очень удобные. Могла ли я раньше представить, что буду с удовольствием спать на полатях и считать, что так намного лучше?
Регион:
Народы:
