26 0 0
Это уголовное дело с момента его возбуждения грозило попасть в категорию «глухарей». Вы только представьте: где-то на берегу лесной речки сгорела избушка, в которой обнаружили три обугленных трупа. Свидетелей никаких, улик – тоже. Как тут раскрывать преступление? Операция по поимке преступника получила кодовое название «Леший».
Сотрудники Управления уголовного розыска МВД Коми АССР. 1988 г., фото из архива автора
О том, как она проходила, для читателей «Красного знамени» рассказал в то время старший оперуполномоченный по особо важным делам Управления уголовного розыска МВД Коми АССР, подполковник милиции Виктор Зленко (на фото в верхнем ряду – четвёртый справа).
В конце октября 1988 года в ОВД Инты поступило сообщение о пожаре на лесной речке: сгорела охотничья избушка. На пепелище обнаружили сильно обгоревшие останки трёх человек. Ничего криминального в этом трагическом происшествии никто не усмотрел: решили, что охотники пренебрегли техникой безопасности. И то ли угорели, то ли просто уснули, а потому не услышали, как заполыхал пожар. Прибывшая на место оперативно-следственная группа при осмотре места происшествия также ничего подозрительного не обнаружила. Возбуждать уголовное дело не стали «ввиду отсутствия состава преступления». Но в Управлении уголовного розыска МВД Коми АССР решили иначе, и его сыщики приступили к расследованию этого происшествия. Под личный контроль дело взял заместитель начальника уголовного розыска МВД Коми АССР полковник милиции Николай Коюшев (на фото в верхнем ряду – второй справа).
Первыми свидетелями в этом деле стали вертолётчики, доставившие троих охотников на таёжную речку (о том, что они отправились в тайгу на вертолёте, сообщили родственники погибших). Лётчики припомнили, что когда охотники выгружали свою амуницию и припасы (прилетели они не на один день), к ним из леса вышел какой-то угрюмый человек. Пилоты вспомнили, что был он небрит, одет в непромокаемую плащ-палатку непонятного цвета и производил впечатление человека недовольного (один из пилотов сравнил его с лешим). Мужчина заявил прибывшим охотникам, что те своим вторжением в тайгу на вертолёте распугали всю дичь, да и рыбу заодно… Так у сыщиков появилась зацепка, и теперь предстояло найти этого самого «лешего». Кстати, с лёгкой руки вертолётчика, операция получила кодовое название «Леший». Начались поиски тех, кто мог охотиться в тех местах. Дело это оказалось нелёгким, однако вскоре старший уполномоченный отделения уголовного розыска ОВД Инты Юрий Попов вышел на некоего Владимира Ивашина – заядлого охотника, жителя Ухты, который, как указывали другие охотники, был замечен в тех же местах, где погибли интинцы. Каково же было удивление оперативников, когда они узнали, что Ивашин (фамилия изменена – авт.) имеет кличку Леший!
Была проведена эксгумация тел погибших охотников, которая определила, что всех троих сначала убили из «мелкашки» и лишь потом сожгли. Следствие установило, что у Ивашина была малокалиберная винтовка, с которой он и охотился. Однако сам он от этого категорически отказывался, уверяя, что винтовки никогда в руках не держал. Требовалось доказать факт владения винтовкой, но как? И тут оперативникам помог случай. Действовавший в то время Уголовный кодекс РФ предусматривал серьёзную ответственность (до трёх лет лишения свободы) за браконьерство в соответствии со статьёй 163 УК РСФСР. Так получилось, что Ивашина задержала рыбинспекция на той самой речке с десятью килограммами выловленной сёмги. Естественно, разрешения на вылов у него не было, а потому приняли решение о его задержании и аресте. Ивашин понимал, что сёмга – это всего лишь повод для его помещения в следственный изолятор. Однако он был убеждён, что улик против него у следствия нет, а потому ушёл, как это принято говорить, в «глухую несознанку». И хоть в камере он рассказал, что ему «шьют» тройное убийство, но «достать его у ментов нет сил», «тайга тайны хранить умеет». Один из сокамерников рассказал об этом оперативникам, добавив: «Зря менты стараются, не взять им Лешего». Однако дело обрастало фактами, и через месяц стало известно, что Леший не был совсем уж нелюдимым: к нему в избушку приезжали высокопоставленные чиновники. И не только. Проверив телефонные разговоры за большой период, опера обомлели: два номера, по которым связывался Ивашин, принадлежали сотрудникам КГБ из Москвы, из самого центрального аппарата. След тянулся аж на Лубянку!
Виктор Зленко, фото из архива автора
И тогда Коюшев принял рискованное решение. Он ввёл в разработку двоих человек под видом сотрудников КГБ, одного якобы из Москвы, а другого – местного. Это были его подчинённый подполковник Зленко, которого «понизили» в звании до майора местного управления КГБ, и начальник оперативного отдела УИН (теперь УФСИН) подполковник Владимир Урявин в роли чекиста центрального аппарата КГБ. Комитет госбезопасности всегда обладал большими полномочиями, и появление сотрудников этого ведомства в следственном изоляторе не было редкостью. Поэтому приезд представителя всемогущего ведомства тому же Ивашину не должен был показаться чем-то неестественным… Операция проходила строго секретно. «Чекисты» переодевались в кабинете Александра Ашаева, начальника оперативной части СИЗО, здесь же получали «удостоверения». И уже потом направлялись в камеру к Ивашину. Они очень убедительно объясняли Лешему, что тот не должен упоминать на следствии о том, что принимал их на таёжной речке и что они там ловили сёмгу, поскольку это самое настоящее браконьерство. Целью-то у них было совсем другое: заставить Ивашина каким-то образом признаться в убийстве охотников, однако тот не шёл ни на какие разговоры на эту тему. Тут опера по-настоящему загрустили: сроки поджимали, а, кроме статьи о браконьерстве, Лешему предъявить было нечего.
Спокойствие соблюдал только Коюшев. Старый сыщик был прекрасным психологом и понимал, что Ивашин пойдёт на откровенность только с человеком, близким ему по духу. А сферой общения могла стать страсть к охоте и рыбалке, поскольку сам Коюшев был заядлым охотником. И вот тогда начались у них с Ивашиным «диспуты» о методах и способах охоты и рыбалки. Настоящие беседы, а не допросы. Ивашин решил, что менты бросили затею с доказательствами убийства, и ему грозит только статья за браконьерство. При хорошей характеристике и расположении полковника он мог рассчитывать на снисхождение, а то и вообще на штраф. Так что он всячески старался расположить к себе Коюшева. Однажды Зленко даже спросил у своего начальника: о чём тот так долго разговаривает с преступником? Ответ его обескуражил: полковник сказал, что сегодня они обсуждали охоту на боровую дичь. Леший рассказывал, как незаметно подойти к глухарю, когда тот токует. Зленко даже в сердцах сказал: «Пустое это, товарищ полковник. Не сознается Леший, не взять его этими россказнями». Но через несколько дней во время очередного совещания в кабинет Зленко неожиданно вошёл Николай Коюшев и весело произнёс: «Виктор, собирайся! Едем в Инту изымать винтовку!» Оружие нашли быстро – Ивашин спрятал её на дереве, невдалеке от сгоревшей избушки. Экспертиза подтвердила, что все охотники были убиты из неё. Дальнейшее было «делом техники». Ивашин признался и рассказал все подробности произошедшего.
По словам Ивашина, прилетевшие гости повели себя вызывающе и даже нагло. Они грубо с ним разговаривали, оскорбляли, даже угрожали. Обозвав его браконьером, отобрали винтовку и закрыли её в избушке на замок. Ивашин понял, что все его труды по строительству избушки пошли насмарку. Он решил, что прилетевших наглецов от этого места уже не отвадить, и решился на убийство. В самом ли деле охотники вели себя так, как рассказал Леший, неизвестно. Одно установлено точно: убивал обидчиков он поодиночке. Когда те ушли на охоту, он взломал замок и засел с винтовкой в углу. На свою беду, возвращались охотники по одному и в разное время. Он стрелял практически в упор, не опасаясь быть услышанным: звук выстрела у «мелкашки» тихий, не громче хлопка в ладоши… Когда избушка сгорела, он отправился в Ухту, абсолютно уверенный в том, что никто ничего не сможет доказать: следов он не оставил. И ведь так бы и было, не окажись перед ним старый опер Николай Коюшев, который сумел вывести преступника на откровенный разговор…
В то время ещё действовала статья о высшей мере наказания. Суд приговорил Ивашина к смерти. Когда за ним прибыл специальный караул для этапирования в Москву, он с ненавистью заявил начальнику СИЗО Владимиру Садовничеву: «Знай, майор, ты будешь первой моей жертвой, когда освобожусь!». Он ещё не понял тогда, что дни его сочтены. Вскоре пришло сообщение о том, что приговор приведён в исполнение… Все участвовавшие в раскрытии этого тяжкого преступления, которое могло превратиться в «глухаря», были поощрены, а Николай Коюшев представлен к государственной награде.
