73 0 0
Новая книга писателя и краеведа повествует о тяжёлом колхозном детстве в Коми АССР
Фото Татьяны Гончаровой
В Национальной библиотеке Коми 3 февраля состоялась презентация книги Михаила Игнатова «Заразительный пример». Эту повесть-былину он посвятил памяти своих родителей, «пострадавших от большевистской бесовщины, но устоявших против этой повальной заразы». Книжка издана на личные средства автора, поэтому тираж, к сожалению, небольшой - всего 200 экземпляров. Но прочесть ее стоит, хотя бы для того, чтобы знать. По содержанию она словно глава из солженицынского «Архипелага ГУЛАГ», а по стилю – шукшинская байка. В кажущейся простоте бытописания и смех, и слезы.
Предлагаем вам рецензию на книгу, написанную главным научным сотрудником Института геологии Коми НЦ, доктором геолого-минералогических наук, заслуженным деятелем науки РФ и заслуженным работником Республики Коми Яковом Юдовичем.
Скажу сразу: название этой потрясающей книги («Заразительный пример») мне не нравится. Ибо и сама рассказанная в ней история сельского школьного спектакля 1930-х годов про Павлика Морозова, и те, для кого его пример оказался заразительным (ревностные доносчики на своих родных и деревенских соседей) – отнюдь не главное в этой книге.
Я в потрясении от прочитанного. Долго не мог заставить себя сесть за компьютер и записать свои впечатления. Мои эмоции были так сильны, что я всерьез опасался, что не сумею передать их будущему читателю. Потом я всё же взял себя в руки и решил, что никаких «рецензий» этой повести от меня вообще не требуется. Будет вполне достаточно, если просто привести два больших отрывка - и любому станет понятно, какую книгу ему предстоит прочитать.
Прежде чем привести здесь эти извлечения из текста Игнатова, замечу, что первый вариант повести о днях своего детства в деревушке Сордйыв (в трёх километрах от Помоздино, названного в повести Чудино) Игнатов написал в 44 года – и хранил текст в бутылке от молока под камнем на берегу Ладожского озера. Тогда не то что печатать, но даже и показывать текст кому-либо было далеко не безопасно. Второй вариант повести он напечатал на машинке в 1980 году и уже кое-кому показывал. Ну а финальный вариант (после посещения родной деревушки, где он не был 30 лет) Игнатов завершил в 1982-м. Издать же свою повесть ему удалось… в прошлом, 2015 году, в возрасте почти 85 лет.
Хотя нынче много чего уже напечатано, должен признаться, что ни у кого из писателей (ни коми, ни русских) столь потрясающе-правдивого описания того, как большевики обратили в рабство российское крестьянство (предварительно уничтожив лучшую его часть – «кулаков»), я не припомню. Такого чудовищного рабства не было даже во времена крепостного права (кстати, в Коми-то крепостного права никогда и не было)!
Итак, вначале – отрывок про то, как мать с четырьмя детьми (мужа посадили и угнали в рабство на Беломорканал) думала только об одном: как выжить, не померев от голода?
«До сих пор я хорошо помню, как в предвоенном сороковом году мы с мамой вместе выработали свыше пятисот трудодней, и при балансовом годовом расчете колхоз отвалил нам за это всего двадцать два килограмма недозрелой ржи пополам с плевелами. В те годы весь урожай из колхозов вывозился государству под видом различных налогов и натуроплаты за используемую технику. Люди спасались от голодной смерти только тем, что давал им приусадебный участок, коровушка, мелкий домашний скот да матушка-природа в виде грибов и ягод, коры, камбия и трав. Но главным образом колхозники питались тем, что могли урвать-уворовать из колхоза, стараясь при этом не попадаться в лапы зловредных местных начальничков-насильничков. Я долго не понимал и все удивлялся, почему здравомыслящие и расчетливые в хозяйственных делах крестьяне продолжают изо дня в день, из года в год покорно работать, как лошади, не получая за свой труд ну ровным счетом ничего! Однажды я задал этот вопрос маме, и, не задумываясь, она ответила мне вопросом же:
– Если никто не будет работать в колхозе, что же тогда мы будем воровать, чтобы выжить?
«Выжить! Выжить во что бы то ни стало!» – вот он единственный могучий стимул, который оставался еще у колхозников в те годы и руководил их поведением. Насильственная всеобщая коллективизация воспринималась большинством чудского (= коми - Я.Ю.) населения как что-то вроде морового поветрия в прежние годы, с их карантинами и строгими запретами. Но эпидемии заразных болезней никогда не продолжались более полугода, а потом можно было бежать из опустошенного района хотя бы в Сибирь или на Украину. Теперь же для всего крестьянского населения страны большевики установили вечный чумной карантин, и бежать стало совершенно некуда, да и невозможно, потому как советская власть запретила выдавать паспорта колхозникам. А без паспорта любой и каждый свободный гражданин Совдепии за пределами своей деревни превращается в беглого уголовника и «подлежит быть немедленно подвергнутым строгим мерам социальной защиты». По самым разным причинам больше половины жителей нашего села в те годы изведали на собственной шкуре все эти «строгие меры социальной защиты»… Не минула эта участь тотальной «социальной защиты» и меня».
И теперь приведем второй отрывок – как 15-летний мальчишка Игнатов, попробовав побираться, не выдержал стыда и, в попытке прокормиться и накормить пухнущих от голода братишек, добыл еды (и в итоге получил за это три года лагерей).
«Домой я возвращался совершенно подавленный потерей последнего шанса на спасение. Дорога моя проходила мимо огромного амбара, стоявшего уединенно на окраине села. В этом амбаре зимой хранили зерно, сдаваемое колхозами государству, а уже отсюда его вывозили потом баржами по весеннему половодью в Ссылкадоркар (= Сыктывкар - Я.Ю.); а оттуда дальше на юг и на запад в сторону Москвы и Питера, чтобы прокормить там «пролетарских гегемонов и слуг народа». В летние же месяцы этот амбар обычно пустовал и поэтому даже не охранялся. Случайно я заметил, как через небольшую дырку в тесовой обшивке фундамента из-под амбара выпорхнула курица и, непрерывно кудахча, помчалась искать своих товарок.
– Наверняка она снесла там яйцо, – подумал я. Надо будет как-то проникнуть под амбар и поискать там.
Я обошел вокруг амбара, шаг за шагом внимательно исследуя всю тесовую обшивку фундамента, и в одном месте обнаружил, что довольно широкая доска легко отходила вместе с гвоздями от крепежной стойки. Через образовавшуюся стойку я проник в подпол амбара. Ползая на животе, как жук-короед, в тесном пространстве между землей и бревнами, лежащими сплошным накатом под основным, зашпунтованным полом амбара, среди пыли, птичьего помета и строительного мусора, я нашел-таки несколько штук яичек, снесенных курочками «налево». Но попутно и сделал другие находки, которые обрадовали меня еще больше. В некоторых местах я наткнулся на небольшие кучки зерна, очевидно, осыпавшиеся из сусеков амбара сквозь узенькие щели рассохшегося двойного пола; а может быть, их натаскали мышки про запас на голодное лето. Скорее всего, это именно так и было, потому что все зерно оказалось перемешано перчинками мышиного помета и шелухой разгрызенных зернышек. Я поспешно сгрёб все эти замусоренные кучки зерна в свою пустую нищенскую суму. Как только она у меня наполнилась, я вылез из-под амбара, вставил доску на свое место и, не чувствуя земли под ногами, словно ангел-спаситель, помчался домой.
Дома я быстро просеял и провеял свою добычу, очистив зерно от всякого мусора, песка и пыли. Затем мы все оравой уселись вокруг стола, и. насыпав на лоток эту «манну подамбарную», быстро выбрали из нее все мышиные и крысиные какашки. Тем временем вернулась с работы мама. Она страшно обрадовалась моей находке и сразу же начала молоть этот «божий дар» на нашей ручной мельнице в крупу. Тем временем, пока мама гремела в сарае с этой портативной чудо-мельницей моего изготовления, словно Илья-пророк на грозовой туче, мы натаскали дров и натопили печь. А затем, выбрав самый большой котелок, сварили в нем кашу из настоящей крупы, да такую густую, что ложка с трудом входила в нее. А потом был у нас настоящий пир! Обжигая рты, отдуваясь и пыхтя, мы поглощали, казалось, самую вкусную на свете еду…».
Думаю, что приведенного выше – вполне довольно для того, чтобы составить ясное представление о книге Михаила Игнатова «Заразительный пример».
У нас в республике каждый год присуждают Госпремию за выдающееся произведение печати – будь то художественное или научное. Мне кажется, что лучшего кандидата на такую премию, чем замечательная автобиографическая книга Игнатова, трудно даже придумать.
P.S. В Национальную библиотеку РК автор передал 18 экземпляров своей книги. А помимо этого, «Заразительный пример» уже хранится в Нью-Йоркской публичной библиотеке, библиотеках Конгресса США и Южно-Калифорнийского университета. Друзья Михаила Дмитриевича из Казахстана решили выдвинуть эту его книгу в купе с еще одной, выпущенной им чуть ранее, - «Малыш Чуд Миш да Батя Власов» - на литературную премию имени А.Солженицына.
