Календарь

Март 2024

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

   |  →

11:20, 20.01.2015

Антология саратовской поэзии. Глава 13

МАШЕНЦЕВ АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ (МАР)
(27.03.1975 г. – 12.08.2003 г.)

Жил в конце прошлого века и чуть-чуть в нынешнем веселый парень Леша Машенцев. Жил – не тужил, закончил физико-математическую школу с большими традициями и одну из лучших в стране, но отличался Алексей легкостью порой на уровне безалаберности, лихостью на уровне мушкетёрства, красивой КВН-новской разговорчивостью и яркой декламацией своих разухабистых виршей. Говорят, что Мар читал свои (и не только) произведения ярко, броско и вгонял в такие моменты в транс весь окружающий люд. Был он парнем с искрометным юмором и тонкой самоиронией. Чего стоит название его первого самиздатовского сборника – «Хронология графомании» (1993г.).
А еще он успел жениться, остепениться, написать цикл отчасти других более грустных и глубоких вещей. Хотя грусть сквозила у него и раньше, а свою смерть он успел предсказать за двенадцать лет до печального события. Получается, что шестнадцатилетним юношей. Невероятно, но у настоящих поэтов бывает – слово становится материальным!

«Нелепой смертью в автокатастрофе
Погиб я и остался навсегда
Металлоломом вперемежку с кровью,
Где ты была тогда, моя звезда?...»

«Светлый человек» Мар был хорошим товарищем и теплым другом. Ведь не будь так, не собрали бы по крохам более семидесяти близких к нему душ друзей и знакомых, его семьи, очень хороший сборник. («Стихотворения» – Саратов, «Саратовский писатель», 2004 г., 1000 экз.) Не открыли бы Андрей Беляев и Кирилл Захаров после его смерти на все русскоязычное пространство его сайт, который до сих пор работает – mashencev.ru. Кстати, там стихий Алексея условно разбиты на три периода: ранние (1990-92г.г.), добрые (1993-1996г.г.) и грустные (1997-2003г.г.).
Почитайте его стихи – Мар много успел. Хотя в момент той ужасной автокатастрофы ему было всего двадцать восемь лет. Несколько лет назад я обнаружил наши с ним портреты рядом на одной из страничек сайта любимой школы – тринашки. Жалко, что я не был знаком с Маром, и не смогу уже поговорить с ним о неотрывном присутствии Луны в ранних стихах, о лириках и физиках внутри одного субъекта, о присутствии лириков в стане товарищества точных наук. И те, и другие причастны к модели Вселенной, но если от физиков остаются машины и теоремы, то от лириков – только стихи. Поэта Алексея Машенцева я уже открыл для себя, и при участии его друга – Кирилла Захарова, отобрал для вас. Читайте.

Как страшный сон: дорога, люди, кони -
Все ищут, ищут беглого раба.
И, верно, я ушел бы от погони,
Да, видно, то была моя судьба.
Я в Эдо был богатым самураем,
В Кордове был судьей – велик Аллах!
Я был индейцем. Глупо умирая,
Я шел ко дну, но скальп держал в зубах.
Я был при Калке до седла раскроен,
Я помню только, как рыдала мать.
А на Дону светловолосый воин
Мне в спину нож вонзил по рукоять.
Не знал я, что через секунду будет,
Я воевал и верил, что не зря,
А люди гибли. Умирали люди
За Дмитрия, законного царя.
Тогда на нас точили зубы шведы,
И бывшие потешные полки
Готовы были одержать победу,
Иль умереть от вражеской руки.
Всходили на огонь старообрядцы,
А среди них – мальчонка лет шести.
Никто не знал: рыдать или смеяться,
А дед молился: «Господи, прости!»...
Я засыпал над циркулем и картой,
И верь – не верь, но так, без дураков:
С рогатиною против Бонапарта
Я поднимал посадских мужиков.
Я был прострелен пулею навылет,
Теряя кровь, оставил стремена...
Спустилась ночь. И волки выли. Выли,
Как будто навсегда зашла Луна.
Я в двадцать первом умирал от тифа,
Я помню сад. Просторный, светлый сквер,
И вдруг, сквозь грохот – шепот, тихо-тихо.
Я был поэт. Повесился в Москве.
Я не успел собой прикрыть комвзвода,
Сам в сорок третьем ранен был году.
В подлодке не хватило кислорода -
Я матерился, кажется, в бреду.
Под Курском я горел в немецком танке,
Как будто русским не был никогда,
А во Вьетнаме звали просто – «янки»
Меня и тех, кто был со мной тогда.
Я был расстрелян в пятьдесят четвертом,
За что – не помню, видно, просто так.
И мой палач уверенно и твердо
Спустил курок. Я молча сжал кулак.
Нелепой смертью в автокатастрофе
Погиб я и остался навсегда
Металлоломом вперемежку с кровью.
Где ж ты была тогда, моя звезда?..
Я вышел. Вечер. Фонари светили
Назло Луне, сильнее, чем Луна.
И, если мы когда-то в ком-то были,
То кто-то и когда-то будет в нас.

Весна 1991г.

Да будет свет, седой, как этот снег,
И будет снег, как это небо, белый.
Да будет обогрет опавшим телом
Двадцатый век. Окончившийся век.
Здесь будет жить кирпичная страна,
Когда уж нас не будет и в помине,
Здесь, будто бы предупрежденье нам,
Смертельно-белобрысая Луна,
Как череп на рентгеновской пластине,
Собою подпирает времена.
Должно быть, ей ужасно одиноко,
Когда она одна, совсем одна,
Проходит мимо наших темных окон...

До весны 1991г.

Когда декабрый и усталый
На мир снисходит лунный свет,
Когда пивные и вокзалы
Молчат, забив на этикет,
Когда усталость думы гонит
И забываешься во сне,
Как медленно ступают кони,
Как медленно слетает снег...

25 октября 1991г.

На острове Вануа-Леву
Стоит, белизною маня,
Дворец молодой королевы,
Которая ждет не меня.
У трона и справа, и слева
Ее окружают цветы,
Но все же сама королева
Ничуть не красивей, чем ты.
Осанка ее горделива,
Во взгляде не меньше огня,
Но ты – ты чертовски красива,
И все же послушай меня:
На острове Инараджаме,
Где дикое манго цветет,
Есть принц с голубыми глазами,
Который тебя не найдет.

19 января 1992г.

Пророк

День приходит как бы между прочим.
Я иду, придерживаясь стен,
Словно был распят вчерашней ночью
На косом андреевском кресте.

В небе – три десятка колоколен,
На земле – бутылка и стакан.
Кто здесь болен, если я не болен?
Кто пропойца, если я не пьян?

Голоса, молчавшие до срока,
Прорекают море новых бед,
Но какая польза быть пророком,
Ничего не зная о себе?

И пока, оставленная Богом,
Рвется жизнь из сводок новостей,
Мне плевать. Я знаю слишком много.
Я иду, придерживаясь стен.

Февраль 1992г.

Барография

Лето. Ровно в шесть закапал дождик.
Ровно в восемь дождик перестал.
Ниже этажом больной художник
Рисовал распятого Христа.

Выше этажом какой-то парень,
Лет, наверно, двадцати семи,
Подбирал на плохонькой гитаре
Песенку про город Сен-Реми.

А над этим ненормальным домом
Самолетом фирмы «Ви-Джи-Эй»,
Может быть, какой-то мой знакомый
Улетал в какой-нибудь Бомбей.

Умирает тихий летний вечер,
Я сижу, качая головой:
Завтра похмелиться будет нечем.
Ну да ладно. Вроде не впервой

Апрель 1992г.

Все дело в том, что так бывает,
Что дождь, который шел вчера,
Умыл фасады и трамваи,
А нынче солнце и жара.

Все дело в том, что очень скоро
Наступит лето, черт возьми,
И даже летом этот город
Набит прекрасными людьми.

Все дело в том, что сверху где-то,
Наверное, существует рай,
Что у меня есть два билета
На вымытый дождем трамвай,

И я могу катить куда-то
К чертям на бороду, на СХИ,
И, познакомясь с некой Натой,
Сплести ей короб чепухи...

Июнь 1992г.

Расстались. Божья благодать!
Я словно сыр и будто в масле.
Нет, правда, я не мог писать,
Когда я был любим и счастлив.

Я зол – Отелло, Яго, Брут
В одном лице – и Бога ради!
Зато теперь стихи попрут
Штук эдак по пятнадцать на день.

Прощай! А горе – не беда,
Вода не чай, судак не сайра.
Прощай! И если навсегда...
Но, впрочем, это, вроде, Байрон.

По сути, из-за чепухи
Такая искренняя драма...
Зато теперь попрут стихи,
Как мухи из помойной ямы.

6 мая 1993г.

Захазное

Полночь. Допустим, не спится -
Ночью такое бывает.
Скажем, зловещие птицы
Крыльями тьму рассекают.

Ветер, представьте, доносит
Словно тревожные стоны,
Будто бы милости просит
Некто, на смерть обреченный:

«Ужли не свидеться боле?
Ужли не сбыться надежде?
Выйди со мною на волю,
Стань мне родною, как прежде!

Где ты? Вернешься ль обратно?
Сладко ль сестрице без брата?!»
М-да... самому не понятно.
Главное, что мрачновато.

Ну-с, и последняя строчка:
Птиц улетающих стая
В небе растаяла. Точка.
Если угодно, светает.

Видимо, что-то не так.
Что-то как будто случилось:
Сверху, как высшая милость,
Снегом на сжатый кулак
Падает небо.
Скажи,
Сколько мне вновь ошибаться?..
Снег на немеющих пальцах
Маленьким небом лежит.

1997г.

Все кончится плохо...

Все кончится плохо: герой, не найдя,
как видно, достаточно веской причины,
пошлет ее на и поедет к блядям
за два с половиной часа до кончины.
За десять минут он шагнет на балкон
и будет разглядывать, щурясь на солнце,
спадающий пепел; подумает: он
летит и о камни сии не преткнется.
Умрет же она полминуты спустя;
и он не заметит, как сжалась, поблекла
души его часть, как бы полушутя
увлекшись родством Иисуса и пепла.

1997г.

Обними меня покрепче,
Чтобы кругом голова.
Мне ты, или Богу шепчешь
Эти странные слова?
Или мне бормочут черти
Из-под сердца твоего:
«Кто боится только смерти,
Не боится ничего»?

1997г.

Только и остается, что, счет теряя дням,
время от времени цедить посетителям:
«Вы не находите, что вид на Нотр-Дам
отсюда на редкость отвратителен?»,
разумея: «отсюда его не видно». Впрочем,
чем дальше свобода, тем она ближе.
Только и остается, что между строчек
искать себя, меня и с нами иже
сущих, не находя, затаив надежду
быть не как все со всеми.
Только и остается жить, разрываясь между
«скорей бы получка» и «куда ты, время?».
Так оно и окажется, что казалось:
«все кроме боли утихнет, боль же»
Только и остается то, что оставалось
двадцать семь лет назад – и немного больше.

2002г.

Пролог

Кинжал, иль шпага, иль мушкет,
Иль на листе бумаги росчерк
Внезапно сделают короче
Прекрасно начатый куплет?

Те, что хвалы тебе поют,
Те, что клянут тебя за что-то,
Иль, может, сам фальшивой нотой
Испортишь песню ты свою?

И если б мог ты твердо знать,
Что ждет нас у черты финала,
Не попросил бы все сначала,
Но веселее все сыграть?

10-11 марта 2003г.

просмотров: 565

Аккредитация

Компания или частное лицо может получить аккредитацию для публикации новостей на нашем портале.