Пермский Театр-Театр открыл зрителям «Вишнёвый сад» Люка Персеваля. Зал, хоть и с трудом, но все же вместил всех зрителей, лично я не увидел ни одного свободного сиденья, как впрочем, и стоящих зрителей. Мы заняли свободные места в ложе слева от сцены, свет начал гаснуть, представление начиналось. Отмеряя шагами и ровным размеренным счетом секунды и минуты с начала спектакля, на заднем плане маячит Фирс. Перед ним, расположившись на обычных офисных стульях, расположились герои «Вишневого сада», и чуть в отдалении, немного отрешенно – Раневская. Молчание и отрешенный взгляд актеров в тишине зрительного зала сперва вызывают нервное покашливание, переходящее в сдавленные смешки, и завершающееся аплодисментами. Между тем актеры не проронили ни слова. Через 10-15 минут после начала звучат первые диалоги, отрывистые и скомканные. Я лишний раз поймал себя на мысли, что понимаю диалоги актеров, хотя и не знаю немецкого. Мне понравились три созданных образа – Фирса, Раневской, Вари. Фирс то погружал зал в прямом смысле этого слова, то принимался безудержно вальсировать с Раневской, то услужливо склонялся и подавал одежду. Варя неумело, но старательно пытается привлечь внимание Лопахина – пообольстительнее закинуть ногу на ногу, поправить нелепые очки. Раневская… женщина без возраста. Вальсирующая наравне с молодым Фирсом, пересекающая сцену семенящими шажками женщины преклонного возраста – это все она. Вообще, по-моему, все актеры, кроме самой Раневской – ее мысли и воспоминания о чем-то ушедшем и потерянном. По ходу развития спектакля актеры то пускаются в безудержный пляс, то участвуют в словесных перепалках, изредка мелькающих знакомыми русскими словами с акцентом, и вновь качаются на стульях под светом то ли звезд, то ли вишневых деревьев… Звучит последний вальс, Раневскую, кружась, уносит Фирс. Свет становится все глуше, и, наконец, гаснет… текст: Леонид Гуляев
В былые времена газетчики очень любили проверять заголовки, подставляя их мысленно под картинку с актом. Если звучит, то годится. Вот, например, вверху заголовок сегодняшних пермских газет. И картинка в тему.
Для экономии бюджетов и в рамках программы патриотизма Senat-perm выступает с инициативой всенародного волонтерского движения "Завари себе люк". Суть программы проста: активист группы согласовывает с мэрией объекты по маршруту олимпийского огня и раздает координаты активистам. Каждый активист-волонтер заваривает свой люк подручными средствами. Всенародное движение и позитивная работа сплотят народ в едином порыве. Завари себе люк! Вперед!
И немного творчества: в Японии каждый люк - произведение искусства. Посмотрите немного заваренных, переваренных и недозаваренных японских люков.
В Перми с полным аншлагом открылся единственный в России театральный фест для профессионалов "Пространство режиссуры". Открылся он спектаклем московского ТЮЗа, постановкой Камы Гинкаса - Медея (2009). О спектакле скажем потом, сначала о силе искусства и судьбе детей злополучной Медеи. По мифам Медея, узнав о том, что Ясон собирается ее бросить, жениться на дочери коринфского царя Креонта, отравила царя и дочь, а затем сбежала из города. Разъяренные жители города растерзали ее малолетних детей. Вполне житейские дела, особенно на фоне событий в Бирюлёво. Но в пятом веке до рождения И.Х. произошла замечательная история. Жители Коринфа, на которых греческая мифология наложила черное пятно детоубийц, за взятку (или гонорар) в 5 талантов - огромная по тем временам сумма - предложили знаменитому Еврипиду изменить историю. Драматург поддался и в своей трагедии представил дело так: Медея сама убивает своих детей, чтобы отомстить неверному мужу. Так Еврипид прослыл гениальным психологом, а жители Коринфа были реабилитированы. Вот она - сила искусства, способного изменить мир! И мы бы никогда не узнали правду, если бы не тогдашние блогеры, расследования и обрывки постов которых об этих событиях мировая история сохранила. Зато Медея прослыла клинической злодейкой. О терзаниях матери-детоубийцы пишут трагедии, ставят спектакли и снимают фильмы 2,5 тысячи лет. Именно в этом духе решен спектакль Гинкаса. Особенность постановки: Медея сначала терзается, потом режет детей бесповоротно, без всяких переживаний. Благодаря игре актрисы, драйву много повидавшей женщины, на это можно смотреть с интересом. В духе авангарда недавних времен в пьесе соединены стихи Бродского, текст Ануя и эпическая трагедия Сенеки. От себя скажем - стихи Бродского звучат отлично, Сенека придает трагедии античность и эпичность, а вот без бытовых кухонных монологов Ануя вполне можно было обойтись. Но это так, на наш дилетантский взгляд, а вообще пермские зрители смотрели спектакль благоговейно и многие приветствовали конец Медеи вставанием.
Аншлаг. Начало спектакля. Выход Камы Гинкаса (за кадром).
Первое появление Креонта из духа Трагедии.
Ясон
Медея и Креонт
Бытовая линия. Ясон в резиновых сапогах с пакетами-кульками и сигаретами. Не очень перспективная линия в духе 60-х. Соседи, ученики театральных училищ, лет по 15-ти, глядя на такого Ясона, сказали: лузер!
Медея была колдуньей и призывает здесь на помощь чудовищ. Перспективная мистическая линия с эффектами.
Известно, что в Перми заварят канализационные люки на пути следования олимпийского огня с целью избежать диверсий. Некоторые считают, что заварка 2000 люков за 8 млн. рублей, это и есть самая крупная диверсия в городе. Но кто так думает, тот враг и иностранный агент, мечтающий плюнуть из люка на олимпийский огонь, чтобы загасить светлое пламя.
