В конце апреля в Санкт-Петербурге прошел второй медиафорум региональных и местных СМИ, организованный фондом «Правда и справедливость» Общероссийского народного фронта. Его участникам (а в их числе была и редактор «Орловской среды» Татьяна Филева) выпала уникальная возможность пообщаться с ведущими российскими и зарубежными журналистами. Одной из самых интересных творческих встреч на форуме стала встреча со специальным […]
В конце апреля в Санкт-Петербурге прошел второй медиафорум региональных и местных СМИ, организованный фондом «Правда и справедливость» Общероссийского народного фронта. Его участникам (а в их числе была и редактор «Орловской среды» Татьяна Филева) выпала уникальная возможность пообщаться с ведущими российскими и зарубежными журналистами. Одной из самых интересных творческих встреч на форуме стала встреча со специальным корреспондентом ВГТРК Андреем Кондрашовым, чей фильм «Крым. Путь на Родину» стал поистине знаковым событием и вызвал широкий общественный отклик. По сути, фильм рассказывает не только о событиях Крымской весны, не только о возвращении Крыма в состав России, но по большому счету – о возвращении самих россиян к нашим историческим корням, к национальному самосознанию себя как великого народа, о нашем возвращении на Родину.
Сегодня мы предлагаем читателям наиболее интересные фрагменты из выступления Андрея Кондрашова, где он рассказывает о подробностях съемок фильма, о его героях, а также делится своими мыслями о том, какой должна быть современная российская журналистика.
О Крымской весне
«Что произошло тогда? Мне кажется, это не Крым вернулся на Родину, это сама Россия вернулась на Родину. Потому что мы обрели вновь свои исторические корни, свои традиции, свой дух, которыми славились до тех пор, пока не стали слабой страной. С Крымом мы перестали быть слабой страной. Мы вместе с Крымом вернулись на Родину».
О героях и героизме
«Наши герои – жители Крыма и севастопольцы… Нам хотелось показать тот народ, который впервые за долгие годы оказал колоссальное сопротивление деструктивным силам».
«Роль Севастополя, на мой взгляд, была неадекватна в фильме. Роль Севастополя была больше, чем мы сумели показать. Роль Чалого была больше и роль тех людей, которые параллельно с киевским Майданом уже устроили сопротивление. А к декабрю месяцу, уже за два месяца до того, как начались снайперская бойня на Майдане и все эти жуткие кровавые столкновения, севастопольцы уже были самоорганизованы до такой степени, что имели 17 больших серьезных отрядов, которые контролировали все дороги, ведущие в Севастополь. А Севастополь –– город огромный, не просто огромный, по территории – не ошибусь, если скажу, что больше, чем Москва. И все эти отряды сумели локально удерживать оборону вокруг своего города. Все говорят: что было бы, если бы не российская армия? Война была бы. Абсолютно точно, потому что севастопольцы и крымчане за ними следом, они бы точно продолжали сопротивление. Даже без нас. Вот в этом их героизм. В этом чудо: что русский народ (говоря «русский народ», вы понимаете, я имею в виду гораздо шире понятие, чем этнический русский народ) не растерял способность мобилизоваться…
О самом сложном и самом важном
Хроники было много – разной, разного качества… Но когда мы поехали разговаривать с людьми, огромный ряд историй, которые мы услышали, абсолютно не был зафиксирован ни на одну камеру. Например, взятие аэропорта или история с похищением генерала Коваля, которого Киев отправил в одну из погранчастей с приказом стрелять на поражение по всем митингующим. Его тогда украли «Ночные волки» и вывезли за пределы Крыма. Это вообще не снималось. Нет ни единого кадра. Есть 475 свидетелей того, как это происходило, но никто ничего не снял. Поэтому мы решили подойти к этой истории таким образом: все, что рассказывали ополченцы, их мысли мы моделировали в виде постановочных кадров. Причем мы эти кадры с ними согласовывали доскональнейшим образом. Пообщавшись с этими людьми, мы все законспектировали. Встречи были разные: с кем-то приходилось долго-долго пить пиво, чтобы пооткровенничали, с кем-то гулять по парку, у кого-то сидеть в кабинете, кого-то приглашать к себе в отель… И когда мы записали все эти истории, вернулись в Москву, наняли восемь художников, и эти художники обрисовывали кадр за кадром: все это было раскадровано досконально… Поэтому мы в какой-то момент даже стали воспринимать это как хронику. А все истории, где у нас нет конкретных героев, где мы повествуем о событиях, иллюстрированы хроникой, там нет никаких постановок.
…Самое сложное было знаете что? Как раз постановочные кадры. Когда в массовке принимают участие порядка 160 человек и из них 17 человек должны быть одеты в форму украинских силовиков, самое сложное было найти людей, которые согласятся на себя надеть украинскую форму. Потому что в это время уже гремел Донбасс. И даже настоящие честные украинские милиционеры, крымчане, которые раньше носили украинскую милицейскую форму, они наотрез отказывались надевать свою же форму, которая у них чудом сохранилась. А люди, переходя из украинской милиции в российскую полицию, во дворах сжигали эту форму. Но те, у кого она сохранилась, говорили: «Я ни за что ее не надену. Вы что, хотите, чтоб мои внуки вашу картину увидели и показывали на меня пальцем, говорили, что дед был фашист?». Да и форму было очень трудно найти – не поверите, мы заказывали ее на «Мосфильме», на Ялтинской киностудии, просили беркутовцев кинуть клич по своим коллегам: нам отдавали и говорили: забирайте безвозвратно, но ищите кого угодно – мы не наденем. Знаете, кто надевал? Актеры с «Мосфильма». Которых из Москвы приглашали на съемки в Крым…
Самое важное для нашей съемочной группы было – это удивление режиссера. Режиссер – весьма аполитичный человек, он не верит власти, не верит государству. Он очень талантливый, очень своеобразный человек. И он говорит: «Из меня Крым сделал другого человека. Потому что все это время я почему был таким? Потому что я тех людей не видел никогда. Я был всегда уверен, что люди, снятые в героических фильмах о Великой Отечественной войне, – это люди, выдуманные такими же режиссерами, как я, что на самом деле их не существует, но для тех фильмов людей заставляли таким образом играть, а в жизни их не бывает. Зато в Крыму я понял, что бывают. Их, наверное, в Москве почти нет». С этими людьми было невероятно легко работать. Они помогали нам во всем –– как военные, которые вместо четырех вертолетов нам предлагали шестнадцать, как моряки, которые вместо четырех КАМазов предлагали тридцать шесть, так шли навстречу все: люди вспоминали историю за историей, звонили, приезжали в Москву. Если все это охватить, то мы бы, наверное, до сих пор смотрели бы этот фильм нон-стоп.
Об украинцах
Украинцы – абсолютно наш народ. Я не повторяю это ни за кем, если вы вдруг заподозрите меня в модных трендах говорить, что мы один народ с украинцами. Я говорю это на примере своей семьи. Это так и есть. У меня жена родилась в городе Львове. И две трети людей, проживающих в Галиции, – это люди, которые пострадали от рук бандеровцев. И когда подо Львовом пытались вдоль дорог вывешивать огромные биллборды с портретами Шухевича, Коновальца и Степана Бандеры, их тут же заливали краской, забрасывали помидорами и всем, чем угодно. Потому что народ возмущается. А жертвой колоссальной психологической обработки стала как раз центральная Украина. На Западной Украине все по-другому. Там две трети народа не приемлет Бандеру. Я это знаю, видел, разговаривал с людьми – причем от простого народа до людей во власти. Никогда украинцы нам врагами не были и не будут – как они там себя сами не убеждают. Но пока, видимо, к этому надо относиться снисходительно. Надо подождать. Пройдет время, наступит отрезвление, будет очень тяжелое похмелье. Но нам надо сохранить великодушие.
О журналистике и пропаганде
Нынешней журналистике достаточно правды. Нас обвиняют в какой-то пропаганде, потому что не хотят слышать нашу правду. Сами при этом правду не допускают и придумывают какие-то параллельные миры и считают, что это и есть журналистика. Правда, не все. Мне в последнее время позвонили уже, наверное, коллег семь из Киева, которые попросили найти им работу, но не публичную. Потому что они устали от того, что им приходится говорить в Киеве. Устали говорить неправду… В какой-то момент, с начала войны на Донбассе, у нас внезапно рухнули входы на знаковые ресурсы, такие, как «Вести.ру», например. Когда мы стали разбираться, выяснилось, что аудитория уменьшилась за счет украинцев. Они перестали заходить на наши сайты. Им не хочется опровергать то, во что они верят. Потому что не дай бог начитаться фактов, которые выкладывают русские, и перестанешь верить в Бандеру. Пока украинцам до сих пор еще хочется верить в Бандеру. Потому что ничем невозможно оправдать кровь на Донбассе, кроме как верой в то, что ты воюешь с великой Россией, которая совершила против тебя агрессию. Кровь, стыд, позор… Поэтому половина сейчас снова заходят на наши ресурсы, а половина до сих боится посмотреть на себя в зеркало.
Какая у нас должна быть журналистика? Да мы просто должны ломать монополию на одну точку зрения. Но пропаганда не нужна – достаточно называть вещи своими именами.
Слушала и записала
Татьяна Филева
