Ромео и Джульетта

Оппозиция «люди — куклы» важна, прежде всего, в духовном смысле. В прологе мы видим Ромео и Джульетту (Дмитрий Войдак и Наталья Кузнецова) в привычном человеческом облике, когда они резвятся среди занятых своими делами веронцев. И лишь затем влюблённые становятся кукловодами и выводят на сцену самих себя в полный (подлинный) духовный рост — маленьких марионеток Ромео и Джульетту. Но на самом деле они не маленькие,  — они другие. И этот переход становится не просто результатом желания рассказать свою грустную историю, но самим выражением невозможности пребывать в кукольном мире людей.

И действительно, в спектакле нет и попытки уравнять на плоскости марионеток и людей: маленький Ромео поднимает голову при разговоре с большими людьми, вспрыгивает, как карлик, им на плечи, садится на головы... Но этот нарочитый контраст выявляет ключевые вещи, например, особенности пластики героев действа. Столь по-человечески естественные в своих движениях марионетки явно контрастируют с угловатыми людьми, этими гигантскими куклами, которые не помещаются в декорациях, вытягивают свои огромные деревянные ноги, появляются в окнах как манекены, а некоторые вообще несвободны, как тот Буратино, что подвешен на гвоздик.

Противопоставление обнаруживается и в самых напряжённых узлах спектакля — в смертях. Подлый Тибальт (Геннадий Власов), перерезающий ножницами марионеточные нити у Меркуцио (Валерий Исаев), заставляет вздрогнуть весь зал. «Что, совсем уже?!»,  — воскликнула девочка лет двенадцати, сидевшая рядом со мной и увидевшая эту экзекуцию. Кукловод неожиданно выходит на первый план, когда он опускается на колени и пытается связать перерезанные нити умирающего Меркуцио,  — но всё тщетно...