Новый альбом проекта Ирины Дубровской, выпустившей несколько лет назад феноменальный релиз Ersatz Musika «Voice Letter». Тот альбом вышел на серьезном лейбле, спровоцировал сравнения с Диной Верни и Аркадием Северным, но оказался эмоционально сложным для восприятия любителей и эстетского шансона, и экзистенциального рока. Тем не менее, эта творческая линия продолжилась новой записью.
Как и в «Звуковом письме», в новой записи участвовали заметные, а то и любимые публикой люди. Они служат камертоном, задают настроение. В первой, распевной «Ведмедия», это якутский шаман Александр Кулан, во второй, приплясывющей «Ушанка» - Виктор Пивторыпавло («Запрещённые барабанщики»). Виктор, кстати, устраивает и на нескольких других песнях настоящий театр ударных инструментов. В списке участников выделим ещё и строчку «Люди в Электричке Москва – Тверь» - предложенные вещи идеальны для исполнения именно в этом месте в этой компании.
«Мама на иконе»… «правда и ложь»… – почти по Высоцкому… машинка «Веритас» – точно описывают поколение слушателей. Образы взрывают подсознание, сознание же, словно так и не понимает, что случилось. Мелькает слово «майдан» - тут это кусок сукна, постилаемый на нары для игры в карты, песня написана за годы до известных событий. На «Ведмедии» слова имеют свои изначальные значения, не испачканные суетой политеса. Они не поддаются веяниям медиа-времени, которое атакует, искажает их, прячет реальность за кривыми зеркалами. Оглянемся по сторонам - мы в сказке?
Назовём этот альбом путешествием в воображаемую Россию, в её душу, маршрутом, который постоянно проваливается в реальность, как в болотную топь. Паломничеством, которое вольно или невольно совершает каждый, только называется страна у разных людей иногда по-разному – кому «Елань», а кому «Гардарика». Как ещё один вариант, отсылаем желающих вслед за одним, недавно широко высказавшимся, писателем к башлачёвской песне «Случай в Сибири».
Альбом определяется, в том числе, и как "аудиокнига". В нём – образы, в нём судьбы, в нём – чувства. Всё это весьма неуютно для попс-реальности. Таким мог бы быть «русский шансон», но случилось иначе, как, впрочем, и в прочих областях нашей жизни. Откуда музыканты знают интонацию с которой пел Высоцкий, с которой пели в подъездах и на лавочках, интонацию, в которой живут души и народные песни? Не те, конечно, что «танцуют в телевизоре», а те, которые сразу, по первому звуку, узнаются и принимаются.
Путешествовать по России без песен невозможно – они появляются словно сами, страшные и мутные. Границы между насмешкой и тоской, сказкой и эпосом о Колыме тут нет. Особенностью тюремных страдальческих песен – от «House of thr Rising Son», которой тут нет, до «Ванинского порта», который есть - является то, что они должны быть исполнены «правильно», не только с чувством, но на предельной и уместной ноте проникновенности – актёрской и человеческой. Если иначе, то получается ложь и шняга, а это не тот жанр, где такое проходит.
У Дубровской это основное качество, причём, кажется, что ей не нужны усилия, чтобы петь «правильно». «Ванинский порт» – там поёт Юрий Солярчин (пос. Ягодное) звучит на фоне застолья. Давно, кстати, пора ввести аналог «полевых» записей – «застольные». Не как маркетинговый бренд, а как место записи. Потом идёт финал – «Импровизация» с виолончелью Алексея Магарика, плачущей нечеловечески или, наоборот – словно человек… А мысль возвращается туда, где «Ванинский порт» - один из главных символов времени, он под стук – то ли вилок, то ли колёс расползается по душе, слова исполнителей путаются, души слушателей взлетают ввысь, и, за этот миг попадания в истину, во время, отдаётся многое. Ради этого, собственно, и живут настоящие музыканты. Дело за слушателями.
