Строительство пограничной стены оказывает на живущих по соседству угнетающее впечатление. Тем не менее этим сегодня увлечены и в США, и в Европе, и на Украине, отмечает обозреватель Bloomberg Леонид Бершидский. Гораздо эффективнее решать пограничные проблемы через политические договорённости, — но явно не всем политикам хватает соответствующих навыков, отмечает автор.
Естественная человеческая реакция на жизнь вблизи стены, которая разрывает живое человеческое сообщество на две половины, описана ещё в 1970-е годы немецким психологом: люди, подверженные «стенной болезни», больше страдали от депрессии, алкоголизма и других признаков отвращения к своей жизни, чем их более везучие сограждане вдали от стены. Однако сегодня на границе американского штата Техас и Мексики, — а также в более чем 40 других странах, — стены продолжают существовать, пишет обозреватель Bloomberg Леонид Бершидский. Изложение материала приводит ИноТВ.
В США стена порождала обвинения в расизме, на израильско-палестинской границе в городе Вифлееме — оскорблённые чувства, на словенско-хорватской границе — ощущение брошенности собственным правительством. Против словенско-австрийской границы восстали как австрийские виноделы, так и местный епископ. Короче говоря, местные жители ненавидят стены, потому что они унижают их человеческое достоинство, обобщает автор.
Есть и другая причина ненависти к стенам: они почти никогда не выполняют своей заявленной цели. На мексиканской границе автору Bloomberg довелось увидеть множество выброшенной одежды: люди переплывают реку с мексиканской стороны вместе с комплектом сухого белья в пластиковых пакетах, а вымокшую выбрасывают на месте. Найти брешь в границе журналисту тоже труда не составило, — и аналогичные «дырки» есть как в израильской стене, так и в европейских. Впрочем, даже Берлинскую стену, в которой брешей не было, за 30 лет удалось преодолеть почти 5 тыс. человек.
В стремлении различных стран построить стену есть ещё одна общая черта — эти проекты комическим образом видоизменяются при воплощении в реальность. На Украине, например, из-за неэффективности и коррупции забор превратился в совсем небольшую «сельскую фортификацию» — такую, какую обычно ставят фермеры, чтобы у них не крали картошку, комментирует Леонид Бершидский.
Самая «таинственная» общая черта пограничных стен — в том, что политики, чтобы заручиться поддержкой населения для их строительства, не называют их стенами. Закон 2006 года, по которому в США начали строить стены, называл это сооружение «укреплённым забором»; в Израиле она называется «разделительным барьером». Правда, теперь Трамп срывает аплодисменты за обещания о «прекрасной стене», а бывший премьер Украины Арсений Яценюк называл украинскую стену «Европейским валом».
Кажется, в условиях, когда страны одна за другой строят стены, бессмысленно вспоминать о падении Берлинской стены. «Это было давно, когда слово «глобализация» не было ругательным», — пишет автор Bloomberg. Однако важно помнить, что стены не существуют вечно и что в конечном итоге многие осознают, что политические сделки — наподобие той, на которую ЕС пошёл с Турцией, — эффективнее для сокращения потока мигрантов. Но для этого нужны навыки лидерства и решимости — и степень увлеченности отдельной страны строительством стен отражает их отсутствие, считает обозреватель.
