Русская планета
Настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Благодатное небо» священник Илия Азарин почти два месяца окормлял российских военных на авиабазе «Хмеймим» в сирийской Латакии. Он обустроил храм в полевых условиях и возвел часовню. Крестил 66 военнослужащих. Для российских солдат и православных жителей Сирии провел совместные службы со священником Антиохийской православной церкви отцом Иваном. Об особенностях служения военного священника отец Илия рассказал «Русской Планете».
— По сути, я тыловой священник. Никогда не был в районе боевых действий. Среди 235 российских военных священников есть люди, которые были и в Беслане, и чеченские войны прошли. В Сирию я попросился в первый раз сам — из-за подполковника Пешкова (российский летчик, погиб 24 ноября 2015 года в горах Туркмен, Сирия, посмертно удостоен звания Герой России. — РП). В ноябре в Санкт-Петербурге проходили сборы штатных военных священников Западного военного округа. Я попросил начальника управления по работе с верующими военнослужащими полковника Суровцева рассмотреть целесообразность моего выезда на место событий. Тот летный состав, который в это время находился в Сирии, — липецкие летчики. Ради них в первую очередь я и ехал. Очень трудно терять боевых друзей. Ведь словосочетание «боевое братство» не пустое. На 9 мая, когда мы встретили наши экипажи, которые вернулись с парада Победы в Москве, мы поехали к Елене Юрьевне (жена Пешкова. — РП), потому что мы одна семья. И в тот момент для меня, как для священника, было важно поддержать их. Полковник Суровцев понял меня. Он сказал: «Ты первый поедешь».
— Отец Илия, почему все-таки военный священник? Это как-то из семьи идет?
— После революции 1917 года у нас остались только военные династии. Это просто мое церковное послушание. Архиерей не без промысла Божия назначает на это послушание. Значит, он назначил того, кто понесет этот крест, кто сможет. К тому же мой духовник отец Николай (Немцев), можно сказать, дал мне эту путевку. Он стал первым священником в Липецке, который начал вплотную взаимодействовать с гарнизоном. Он вот и сегодня призывников провожал, благословлял их на службу Родине. Когда в России началось восстановление института военных священников, который был создан в середине XVII века, началась комплектация штата священниками, генерал Харчевский обратился наверх: авиацентру нужен свой священник. Направили меня. Я, как и все военные священники, прошел обучение в университете министерства обороны, военные курсы. Несколько раз в год мы проходим обучение, чтобы не терять форму.
— А вы сами в армии служили?
— Конечно, у меня и звание есть — сержант запаса. До армии помогал, настоятелю Евдокиевского храма протоиерею Николаю Немцеву. Когда вернулся со службы, батюшка снова позвал меня в церковь. Затем я и сам стал священником. Когда в 2013 году меня назначали на должность помощника начальника авиацентра по работе с верующими военнослужащими, то учитывали все: и опыт работы в Церкви, и духовное образование, и годы службы в вооруженных силах.
— На первый взгляд ваша должность чем-то напоминает должность политрука…
— Политрук заботился только о моральном состоянии военнослужащих, а военные священники — больше о духовном. Здесь, в отличие от мирской жизни, другая среда обитания, другой график жизни. К тому же военная служба всегда сопрягается с риском для жизни. А нести этот риск без осознания вечной жизни очень тяжело. Нужно воспитать себя для Царства небесного, а какое может быть воспитание, если в армии матом не ругаются, а разговаривают. Нужно донести до людей, что так они пачкают свою душу. Результаты видны, люди меняются, в том числе и командный состав, меньше стали ругаться матом, а это большой сдвиг. Они уже осознают, что это грех. И если командный состав понимает, что это грех, то они и своим солдатам будут внушать, что так нельзя говорить.
Иерей Илия Азарин в разрушенной Пальмире. Фото из личного архива иерея Илии Азарина
— Работа священника в тылу от работы на переднем крае чем-то отличается?
— В окопах атеистов не бывает. И это действительно так. Война поменяла людей. Когда мы провожали на родину экипаж погибшего вертолета Ми-28 (потерпел крушение 12 апреля в районе города Хомса. — РП), там собрался весь летный и технический состав, люди реально плакали. Служили заупокойную службу. Каждый волей-неволей задумывается, в какой момент погибнет и с чем. Это в мирной жизни нам кажется, что много отмеряно. На войне другой счет времени. Только я на базе «Хмеймим» крестил 66 человек. В последний день, когда мне нужно было уезжать, 17 апреля, ко мне подошли несколько военнослужащих: «Помните, вы к нам в Пальмиру приезжали. Мы — артиллеристы. Помните нас? Вторая батарея. Когда вы к нам приезжали, мы не сказали, что мы не крещеные. В Россию мы хотели бы вернуться уже крещеными».
В тот же самый день приехали военнослужащие спецподразделения, которые потеряли на поле боя своего товарища. Приехали человек 20 с командиром. Погиб их друг, а они не могли его тело с поле боя вынести — очень переживали. Мы вместе служили панихиду по всем павшим воинам и по воину Александру, я так понимаю, это был Александр Прохоренко (авианаводчик, погиб 24 марта при освобождении Пальмиры, посмертно удостоен звания Героя России. — РП).
— А вам самому было страшно?
— Я постоянно вылетал и выезжал туда, где требовалось мое присутствие как священника: в Пальмиру, Кесаб, Латакию, Тартус, Кесаб — это армянский город в Сирии. Всех, кто не успел бежать из города, террористы вырезали. Христианское население полностью уничтожалось. Крестик носишь — все. Осознание опасности пришло только потом, когда снова оказался на базе в Хмеймиме. Мы в Пальмиру ехали шесть часов в бронированной машине. Военные называют ее капсулой. Потом они мне сказали, что капсула — это братская могила. Если в нее попадет кумулятивный снаряд (предназначен для стрельбы по бронированным целям. — РП), то все заживо сгорают.
— Как в Сирии относятся к русским солдатам, к русскому священнику?
— В Пальмиру со мной ездили военнослужащие, которые там восстанавливали хлебозавод. Мирное население стало возвращаться. И кто в первую очередь помогает мирным жителям — да, русский солдат всегда помогает. Сказать, что прекрасное отношение к русским в Сирии — ничего не сказать. Мы для них садыки — друзья. Когда проводили службы вместе со священниками Антиохийской православной церкви, церковь была полна как нашими военнослужащими, так и сирийскими жителями, исповедующими православную веру.
— Вам самому на военной базе пришлось дважды обустраивать храм.
— Когда я первый раз поехал в Сирию, в телеграмме четко была обозначена моя задача: проведение рождественских мероприятий и богослужения на Рождество. Но чтобы это выполнить, нужно было утварь с собой везти, иконы, облачение. Военные развернули палатку. А палатка пустая, ее нужно обустраивать. Когда срок моей первой командировки подходил к концу, поступила информация, что на военном аэродроме в Рязани есть две деревянные часовни в разобранном виде. Я сказал об это вышестоящим генералам. Одну из часовен доставили в Сирию и там установили. Когда я во второй раз приехал, начал ее обустройство: нужно было электричество провести, полы сделать, иконы в своем порядке расположить. В обустройстве часовни мне очень помог настоятель Всехсвятского храма протоиерей Владимир Сельцов. Он мне утварь передал, семисвечник, подсвечник. Руководитель отдела по взаимодействию с вооруженными силами Санкт-Петербургской епархии архимандрит Алексей Ганьжин передал деревянные иконы. Когда приехал замминистра обороны генерал армии Панков, он оценил мои работы.
Часовня на базе «Хмеймим». Фото из личного архива иерея Илии Азарина
— Часто в храм приходили военнослужащие?
— Из-за специфики службы и графика храм и часовня были открыты круглосуточно. Каждый желающий мог зайти в любое удобное для себя время, поставить свечи, помолиться. Бывало, что поздно вечером ко мне в модуль, где я жил, приходили военнослужащие, которым была нужна не только духовная, но и психологическая поддержка. Необстрелянному человеку очень непросто приспособиться к войне, да еще в чужой стране. И я поддерживал наших ребят, как мог. Говорил, чтобы они не расслаблялись, смотрели в оба и в Бога верили, потому что в Нем сила, как Суворов сказал. Однажды мне позвонили прямо из окружения: «Помолитесь батюшка, нас обстреливают». Слава Богу, они все вернулись живые-здоровые.
— Третья командировка предстоит?
— Напрашиваться на третью командировку не буду, но и отказываться не стану, если предложат. Дело в том, что мы строим гарнизонный храм. Сегодняшний храм временный. Через месяц, 24 июня, накануне 75-летия авиацентра, будет закладка гарнизонного храма в честь иконы Божией Матери «Благодатное небо». Храм будет большой, двухэтажный, рассчитан на 500 человек. Мы сейчас ищем меценатов, пусть присоединяются.
