Хирургия на линии фронта

Больничный городок г. Стаханова (Луганская область) находится в старом парке. Сегодня здесь практически ничто не напоминает о недавних февральских массированных обстрелах. Восстановили разрушенные постройки, вставили стекла, засыпали воронки от снарядов. Лишь изредка тишину нарушают кареты «скорых», подъезжающих к приемному покою.

Когда началась война, заведующий хирургическим отделением стахановской больницы Игорь Судариков не покинул родной город ни на сутки и продолжает спасать жизни, несмотря на все сложности.

Игорь Судариков. Фото: Ирина Стаханова/ «Русская планета»

 «Связывались по скайпу в каждом сложном случае»

Очередная операция закончена, Игорь Александрович приглашает меня в свой кабинет.

— Сложная операция?

— Нет, все как обычно, плановая. Случай запущенный, справились. Будет жить наш больной (улыбается). Времени у нас немного, спрашивайте. Еще консультации и перевязки, на которых просто необходимо мое присутствие.

— Игорь Александрович, с чего для вас началась война?

— Война началась, когда услышали первые артиллерийские залпы, еще летом. Эти бесконечные взрывы, далекие и близкие, канонада, стрельба. Пока это было в Славянске и Краматорске, казалось, что все скоро закончится, и это где-то далеко и нас не коснется. Но потом бои начались в Луганском аэропорту и на заставах. И вот когда уже стало бахать рядом в Первомайске, когда появились первые раненые из Калиново и других близлежащих поселков, тогда стало ясно, что к нам пришла война. Раненые были в основном мирные жители. Больницу в Первомайске разбомбили и их стали привозить к нам. Тогда же пришло время изучать учебник военно-полевой хирургии. Никогда не думал, что он может мне когда-нибудь пригодиться.

Вскоре начались перебои с различными коммунальными услугами. Для нас было непривычно, что нет воды, света, которые жизненно важны для горбольницы. И пришлось на ходу привыкать, приспосабливаться, искать варианты нашей работы, когда отсутствует самое необходимое.

— Как справлялись с потоком раненых и коммунальными проблемами?

— Первое время было очень сложно. У меня в Луганске есть товарищ, замечательный хирург Александр Торба, у него и его коллег уже был опыт после боев в Луганске. Это и раненые из аэропорта, с пограничных застав, вал пострадавших после массированных и регулярных обстрелов города. У них тогда уже был колоссальный поток раненых. Консультироваться приходилось по телефону, со связью было очень плохо, связывались по скайпу в каждом сложном случае. Александр с нами делился опытом. Кого нужно оперировать первым. Что и как будет дальше. Буквально надиктовывал схемы операций и послеоперационного лечения. Собственный опыт пришел быстрее, чем мы думали. С проблемами жизнеобеспечения больницы пришлось сложнее. Летом в городе долгое время не было воды.

Нам помогали МЧСники, не знаю, где они брали воду, но постоянно заполняли нам двухтонные емкости. Через день заливали эти емкости, так мы и продержались долгое время. Еще у нас на территории больницы пробили скважину и к вечеру на какой-то из корпусов подавали воду, в порядке очередности. Электричество отключали самое большее на 30 часов. Это, конечно, была катастрофа. Пользовались генераторами. Операции проводить в таких условиях невозможно. В июле, когда началась экономическая блокада со стороны Украины, нам перестали платить зарплаты. В это же время перестали кормить больных. Тогда мы приняли решение всем коллективом приносить продукты из дома. Ездили на рынок, вскладчину покупали продукты, готовили. Питались сами и кормили наших больных. Сегодня больных кормят, вопрос решился министерством здравоохранения ЛНР. Это, в основном, гуманитарная помощь. Какие-то каши, супы из консервов, манная каша на сгущенке. Я считаю, что это уже хорошо. Многие люди просто голодали без пенсий и зарплат.

Удивительно, но за это время коллектив сплотился, стал единым кулаком, каждый понимает, что никого не бросят и поддержат в сложной ситуации и морально, и материально.

«Хирурги все остались в городе…»

— Вы проводили операции во время обстрелов. Куда отправляли тяжелых больных? Было ли страшно?

— Если кто-то скажет, что было не страшно, не поверю ни за что. Это страшно, когда вокруг все грохочет, хочется спрятаться далеко и глубоко. У нас хорошие подвалы. Больных на каталках опускали на лифтах в подвалы, там они могли находиться достаточно долго. Конечно, такой комфорт можно назвать относительным. Окна в отделении ургентной (неотложной — Прим. РП) хирургии закрыли мешками с песком практически наглухо. Так и оперировали, а когда работаешь, забываешь обо всем. Цель одна — спасти раненого или тяжелобольного. Когда раненые идут потоком по 10–15 человек за несколько часов, работаешь уже на автомате.

При массированных обстрелах многие врачи и медсестры жили вместе с семьями прямо в больнице. После того как начались ожесточенные бои, особенно в Дебальцево и Чернухино, раненые стали поступать десятками, никто уже не говорил, моя смена или не моя, работали сутками, порой без сна, четко и слаженно, как часовой механизм. Одни врачи практически падали с ног от усталости и перенапряжения, им на смену вставали другие хирурги.

К этому времени у нас уже был опыт военно-полевой хирургии. Например, нам сообщают, что везут раненого с определенным ранением, хирурги моются, операционные сестры готовят инструментарий, санитарки ждут с каталками на улице. Всегда помогал медперсонал из других отделений. В операционной тоже конвейер. Одного прооперировали, другой уже полностью подготовлен к операции. И никому не нужно напоминать о его обязанностях, понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Вот тогда я убедился в профессионализме, стойкости и отваге своего коллектива. Без жалоб и нытья медперсонал помогал людям выжить в этой войне. К нам в гости приезжали хирурги из России и удивлялись, как у нас все быстро получается.

— Игорь Александрович, удалось ли Вам сохранить коллектив?

— Самое удивительное, что хирурги все остались в городе, кроме одного, который уехал на Украину по семейным обстоятельствам и из финансовых соображений. В свое время заработал хорошие деньги за рубежом и имел неосторожность положить деньги на карточку «Приватбанка». Банка у нас в городе уже нет, и чтобы не потерять деньги, ему пришлось уехать. Некоторые медсестры и санитарки уехали, забрав детей, большинство уехали в Россию.

Самый главный фактор — отсутствие зарплаты. Если бы платили регулярно, то и вопросов не было. А как я могу их удержать? Продуктовыми пайками? Да и те дают очень редко. Девчонки часто звонят, узнают ситуацию, если что-то изменится, готовы вернуться. Скучают по дому очень.

— Скажите, а у Вас не было желания уехать? Хирурга с таким опытом примут в любой клинике, а теперь еще и с опытом работы в военно-полевой хирургии?

— Я? Ни за что. Семья уехала. Самый младший поступал учиться. Другой сын уже женился, у него своя жизнь. Жена обязательно вернется. А почему я должен уезжать, это мой дом, моя земля! В этом отделении хирургом проработал мой отец. Я верю, что все будет хорошо. Не просто верю, знаю.

— Расскажите о случаях, которыми вы были потрясены как человек или как врач?

— Да всякое бывало, всего не вспомнишь. Расскажу историю о своем товарище. Он живет в одном из городов, который сейчас находится под Украиной. Когда там находились ополченцы, он и их оперировал, и местных тоже. Пришли карательные батальоны, хирурга арестовали, посадили в подвал и повели на расстрел. Но в последний момент у кого-то в голове из боевиков все же что-то щелкнуло. Оказалось, что доктор  — единственный хирург на ближайшие 200 км. Друга оставили в живых, ему еще повезло, хотя теперь он не может никак оттуда выехать.

А вот еще. Привезли к нам ополченца. Мы его лечили. Да и ранение было не очень сложное. Он от нас ушел на своих ногах, практически здоровый, но через некоторое время вернулся с гранатой, так как что-то ему не понравилось. Пока мы его уговаривали, приехали люди из комендатуры и увезли с собой. Что там у него в голове замкнуло? Я ведь не психиатр. Мое дело — резать и шить. А головой пусть психиатры занимаются. Война, она такая, не всякий может ее выдержать.

Два часа до нашей встречи с Игорем Судариковым я провела, беседуя с больными, медсестрами, врачами хирургии. И что удивительно, практически нет унылых лиц, врачи улыбаются и шутят, санитарки трут пол, медсестры бегают по отделению с капельницами. Все, как в мирное, довоенное время.

В отделение на консультацию забежала врач кардиологического отделения. Спрашиваю:

— Как дела, как работа, много ли пациентов, кто в основном лежит в отделении?

— Все сложно, врачей осталось двое, тянем на себе все отделение. Очень много пациентов. Свободных коек ни одной, хотя обеспечение медицинскими препаратами хорошее, гораздо лучше, чем до войны. Очень много ополченцев с инфарктами и гипертоническим кризом. Многие из них, наши бывшие пациенты, после двух инфарктов пошли на передовую и заработали по третьему. Лечим. Одно плохо, зарплата, это самый больной вопрос. Без денег жить трудно. Иногда дают гуманитарную помощь, но ей семью не прокормишь. А так ничего, живем и работаем.

«Русская планета» для Android: во-первых, это красиво!