Режиссер Максим Диденко: Главное — не ждать, что к вам придут актеры

Спектакль с таким названием поставил полвека назад в Театре на Таганке Юрий Любимов, взяв за основу одноименную книгу американского журналиста-социалиста Джона Рида, который был свидетелем событий 1917 года в Петрограде. Для Максима Диденко и брусникинцев это не первый совместный опыт погружения в атмосферу ранних советских годов: уже были и «Конармия» по рассказам Исаака Бабеля, и «Второе видение» по картинам Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова.

Накануне премьеры режиссер рассказал mos.ru о том, что можно будет увидеть в Музее Москвы в ближайшие 10 дней — именно столько, разумеется, будет идти его новый спектакль.

— Судя по анонсу спектакля, ваши «10 дней, которые потрясли мир» не попытка воссоздать любимовский спектакль и не новая постановка по роману Джона Рида. А что это?

— В вашем вопросе содержится ответ. Это действительно не постановка по мотивам спектакля Любимова — было бы нелепо пытаться воссоздать его «10 дней» сегодня — и не совсем постановка по книге Джона Рида. Скорее это размышление об истории страны.

Мне очень нравится идея выставки «Любимов и время», потому что она рассказывает не только о выдающемся театральном деятеле, но и о стране — ведь Любимов родился в 1917 году и прожил почти 100 лет. Его биография тесно переплетается с важными историческими событиями. В нашем спектакле есть и мысли, которые вызывает сегодня прочтение книги Рида, и сегодняшнее восприятие революции, и попытка разобраться в событиях столетней давности.

Вот мне 37 лет, и я понимаю, что ничего не знаю о том времени. Я был в детстве октябренком, был пионером, мы все любили Ленина, он был такой супергерой. Но что действительно происходило тогда, в 1917-м, я не знаю. Или знаю только часть, как и все мы, — раньше об этих событиях на уроках истории говорили одно, сейчас говорят другое. История постоянно меняется.

— История книги Джона Рида в СССР сама по себе тут прекрасная иллюстрация: сначала ее высоко оценили Ленин и Крупская, а позже ее запретили, потому что там слишком хорошим вышел Троцкий.

— Да, совершенно верно. На наш спектакль не может быть какой-то одной точки зрения. Зрители будут перемещаться по павильонам выставки, в каждом из которых будет что-то происходить. Они будут смотреть, принимать чью-то правду или оставаться при своей. Они будут такими джонами ридами, которые приехали в только что созданную страну и смотрят на нее новыми глазами. Главное — не стоять на месте и не ждать, что к вам придут актеры, а ходить по выставке, потому что действие будет параллельно происходить во всех павильонах.

— Вы не первый раз обращаетесь к теме становления советской власти — с теми же брусникинцами вы поставили «Конармию», в Санкт-Петербургском ТЮЗе был «Ленька Пантелеев. Мюзикл», наконец «Цирк» в Театре наций по фильму Григория Александрова с Любовью Орловой в главной роли. Это сознательное исследование этого времени?

— Да, это сознательное. Мне интересно это время, интересен ХХ век. Я сейчас еще готовлю премьеру «Собачьего сердца» в питерском театре «Приют комедианта».

— В вашем первом иммерсивном спектакле «Черный русский» зрители были частью действия. «10 дней» они смогут только смотреть и делать выводы?

— Делать, ну или не делать. Мы к этому никого не принуждаем ведь. Можно ходить, смотреть, что происходит в разных павильонах, можно оставаться все время в одном. Можно, кстати, вообще уйти в самом начале, никуда не заходя и никаких выводов не делая.

Что касается иммерсии: я бы не хотел употреблять здесь это определение, «10 дней» не иммерсивный спектакль — это спектакль-шествие.

— Вам близко то, что делал в драматическом театре Юрий Любимов?

— Мне сложно ответить на этот вопрос. Я читал его воспоминания, я знаком с его теорией, думаю, что мне близки его мысли. Но, с другой стороны, я не видел ни одного спектакля Любимова — если не считать фрагментов видеозаписей.

— В вашем спектакле есть что-то от брехтовских зонгов, которые Любимов использовал?

— Да, у нас есть зонги, но не брехтовские. У песни в театре большая история, Бертольт Брехт ведь не первый начал ее использовать в спектаклях. Музыку написал Александр Карпов, в основу текстов положены статьи из газет того времени. Получились такие комические песни обо всех — и о царе, и о большевиках.

— Это шаг по направлению к народному театру, о котором вы часто говорите?

— А все мои спектакли народные. И этот тоже. Что вообще такое народный театр? Это театр, доступный человеку вне зависимости от его политических взглядов, социального положения, уровня достатка, национальности. Это театр для всех.

— Доступный — значит понятный или речь о доступности билетов, например?

— Понятный в первую очередь. Отзывающийся в зрителе.

— Спектакль правда будет существовать только 10 дней? Или потом куда-то переедет?

— Да, пока так: он будет идти только 10 дней. Это site-specific-спектакль, он создавался в пространстве выставки и во многом зависит от него — от инсталляций Алексея Трегубова и, конечно, самих Провиантских складов. Сомневаюсь, что мы еще где-то найдем помещение площадью две тысячи квадратных метров, чтобы перенести спектакль в него. Но сохранить «10 дней, которые потрясли мир» нам бы очень хотелось. Как и где — поймем после того, как отыграем последний из десяти спектаклей.