Эпоха странная настала,И удивляется народ:Детей рождается так мало,Поэтов, блин, – наоборот!
Создание великим просветителем и духовным Учителем Зая Пандитой алфавита, приспособленного передавать особенности ойратской речи, а также осуществление им перевода на язык предков огромного количества философско-религиозных произведений положили начало тому, что сейчас принято называть калмыцкой литературой. Множество потрясений довелось испытать ей за триста с лишним лет существования. И все они связаны с трагическими событиями в истории народа.
Эпоха странная настала,И удивляется народ:Детей рождается так мало,Поэтов, блин, – наоборот!
Создание великим просветителем и духовным Учителем Зая Пандитой алфавита, приспособленного передавать особенности ойратской речи, а также осуществление им перевода на язык предков огромного количества философско-религиозных произведений положили начало тому, что сейчас принято называть калмыцкой литературой. Множество потрясений довелось испытать ей за триста с лишним лет существования. И все они связаны с трагическими событиями в истории народа.
Первый сокрушительный удар ей нанёс Убуши-хан, который разрушил созданную Аюкой-ханом калмыцкую государственность, необдуманно разделил людей и увёз впоследствии бесследно пропавшую богатейшую библиотеку. Парадоксально, но сейчас потомки брошенной им на произвол судьбы части народа возводят в память о нём «Ова» (памятный или сакральный курган из камней) на берегу Волги и с помпой открывают на халяву доставшийся памятник на площадке у завода «Звезда».
Почти столетие понадобилось оставшейся части калмыков для восстановления духовного комфорта, необходимого при создании художественных творений. Поэтому в этот период создавались в основном произведения исторической направленности, которые помогали хоть как-то осмыслить и объяснить случившуюся трагедию.
Лишь в 1916 году Боован Бадм – яростный борец со злоупотреблениями и неправильными толкованиями основ буддизма в Калмыкии, при активном содействии единомышленника и соратника Номто Очирова, опубликовал в Петербурге поэму «Услаждение слуха». Впоследствии она была переведена на русский язык и вошла в сокровищницу мировой литературы, которая вышла многотомным изданием в 70-е годы прошлого века.
Примерно тогда же, в начале века, было выпущено несколько номеров газеты «Оордин зянг» – «Ойратские вести». Этот бренд в настоящее время активно использует некий Басан Захаров, борец за возрождение шаманизма, которое он дилетантски называет тенгрианством, ошибочно предполагая, что, смастерив войлочных онгонов (идолов) и намазав им губы жиром или маслом, можно воскресить истинно калмыцкие традиции, язык, а также воинственный дух и сплочённость народа. При этом, бесстыдно расставив почти по всей столице Калмыкии – Элисте, а возможно, в некоторых районах, ящики для пожертвований, вышеназванный деятель не стесняется объявлять свое издание духовным правопреемником газеты, у истоков создания которой стоял буддийский доктор философии – лхарамба Боован Бадм.
…Но грянула революция, а вслед за ней гражданская война, которая вновь погубила почти третью часть народа. Тем не менее политика советского государства, направленная на борьбу с безграмотностью, оказала благотворное влияние, и появилась калмыцкая советская литература, которая оказывала определённое воздействие на жизнь общества. Именно в это время начали свой творческий путь писатели, ставшие основоположниками советской калмыцкой литературы: Нимгир Манджиев, Хасыр Сян-Белгин, Константин Эрендженов, Санджи Каляев и другие. А за границей эмигранты Эренджен Хара-Даван и Санджи Балыков тоже создавали произведения и писали статьи, в которых объясняли своё видение и отношение к событиям.
Время относительного благополучия закончилось в 1943 году. Сталинский геноцид, репрессии, тринадцать лет отчаянной борьбы за выживание и снова утрата трети численности населения. Потом были эйфория возвращения и возрождения, а среди писателей началась здоровая конкуренция, трансформировавшаяся затем в грязную, а порой отчаянную борьбу за право распоряжаться «кормушкой» и слыть гениальным.
Амбиции назначенных партией литературных генералов, их мышиная возня привели к тому, что к началу девяностых калмыцкий союз писателей оказался разделенным на две части, а значит – заведомо ослабленным, потерявшим авторитет.
Этим незамедлительно воспользовался бывший президент Калмыкии, имя и фамилию которого ныне харалит* вся республика, не находя никакого логического объяснения его разрушительному правлению, вызвавшему очередной отток значительной части трудоспособного населения.
Неожиданно открывшаяся прекрасная возможность разделять и властвовать над творческой элитой республики, видимо, грела ему душу. Но потом эта забава комбинатору надоела (как футбольная команда «Уралан»), и он повелел бывшему тогда министру образования, культуры и науки Бадме Салаеву прикрыть финансирование двух союзов писателей, из-за разрозненности ставших «мелкими лавочками». Что и было сделано незамедлительно и бесповоротно.
В самих же союзах, говоря словами Владимира Высоцкого, «настоящих буйных мало – вот и нету вожаков», поэтому организации, по духу своему призванные быть голосом и совестью народа, стыдливо промолчали и молчат до сих пор по поводу ущемления собственных интересов.
Однако давайте посмотрим, что творится в республиканской литературе, призванной осмысливать и объяснять, а если не объяснять, то хотя бы обозначать и проговаривать происходящие в обществе процессы. Жизнь-то со времён советских классиков калмыцкой литературы, юбилеи которых так казённо, с плохо скрываемой скукой на лицах, отмечают чиновники, поменялась кардинально. Нынешние школьники и студенты, которых насильственно загоняют на эти заорганизованные (для галочки!) мероприятия, искренне не понимают, что же такого выдающегося написали эти люди, почему их отвлекают от «стрелялок» в Интернете.
Берем изданный в 2009 году солидный том «Поэзия Калмыкии». Сразу вызвало недоумение, что единственный напечатанный в книге портрет – не основоположников, не классиков, а «лучезарного», который тогда рулил республикой и, видимо, считал, что главный в поэзии Калмыкии это – он… Прогнулись, лизнули – дело-то привычное!
Но вернёмся к разговору. Множество произведений, множество имен. Все – члены писательских союзов, поэтому за качество произведений можно не беспокоиться. Так мы думали. Увы! Сперва огорошил и огорчил Виктор Папуев, попавший в антологию с нижеприведённой белибердой:
Виктор Папуев и луна, смеющаяся втихую
Белого заклинаю коня:Как всегда ты крепок телом,Будь помедленней, мой жеребец,Обращаюсь к тебе, как к брату:Пятьдесят ещё не венец,Нам не надо спешить к закату.Черного прошу скакуна:Ты умерь свою резвость лихую,Вон как холодно смотрит лунаИ смеется над нами втихую.Время уносит всё –Так Вергилий сказал, поэт.Время уносит всё –Проверено тысячью лет.
Этот доверительный диалог поэта с братом-жеребцом весьма оригинально доводит до сведения читателя тот факт, что автор (не хухры-мухры!) читал-таки Вергилия или, по крайней мере, слышал о нем. О рифме и ритмике стихотворения, гармонизации расположенных в нём слов говорить, думается, бесполезно – не поймет. Но, учитывая, что, по словам автора, «пятьдесят еще не венец…», надеемся на будущие вразумительные «размышлизмы» из уст В. Папуева. Тем более, через несколько страниц обнаруживается еще один автор, творения которого можно озаглавить так:
Эх, Алишер Навои!
Этот словесный шедевр изваяла многопишущая и многоиздающаяся поэтесса Надежда Деева. Судите сами:
Стихи стыдливые моиЧитают люди разных мнений.О, если б слышал НавоиИх отклик полный умилений!Живут в веках его труды!Заслугой мне вопрос тот верный:Как встретить лучшие цветы,На поле том, где ты не первый?!
Эх, Навои, Навои! Умер ты, не услышав «от людей разных мнений» «откликов, полных умилений», по поводу стишков надеющейся на твое признание Надюхи Деевой. Теперь, наверное, ворочаешься в гробу. И хотя «Живут в веках его труды», но, видимо, в пику Алишеру, поэтесса все-таки задала «вопрос тот верный»: «Как встретить лучшие цветы, на поле том, где ты не первый?!»
Думается, что Навои посоветовал бы философствующей Надежде не ходить на это затоптанное и уже заплеванное поле, не усугублять экологическую катастрофу. Тем более, что туда уже проторила ухабистый шлях преподающая русскую литературу в Калмгосуниверситете поэтесса Римма Ханинова, один из опусов которой можно назвать
Жена с шиверлыками
Приведем краткий отрывок, в котором автор, после невнятного пояснения о свадебном обряде разделения косы невесты, при вступлении в дом мужа, решила несколько романтизировать его и оправдать целесообразность проведения вот таким образом:
А мне всё кажется с годами:В обряде – магия любви,Когда жена с шиверлыками,Хранит две силы – две крови.В двух косах – жизнь её и мужаЗащита, тела оберег:Злой дух ли, зной ли, буря, стужа –Забудут вражеский забег.
И далее в таком же духе… Жён с шиверлыками давно уже нет, и зачем кому-то нужно, чтобы злой дух, зной, буря и стужа, как следует из стихотворения, забыли какой-то вражеский забег? (Может, все-таки «набег»? Или забег на длинную дистанцию? Да нет, та же чушь выходит!)
Заглянув в оглавление антологии, увидели знакомое имя – Саглар Панькина, творчество которой один из нас бережно хранит в личной библиотеке. Пропагандируют ее, причем неоднократно, отдел по делам молодежи, туризма и спорта мэрии Элисты, муниципальное учреждение «Молодежный центр ”Инициатива”». И не только ее.
К слову, в коллективном сборнике «Магия слова» представлен сонм бездарей – финалистов городского конкурса поэтов и «участников нашего клуба», как это указано в аннотации (более подробно о нем мы поговорим в следующих номерах).
Перлы поэтессы, члена Союза писателей России (!) Панькиной просто ошеломляют. Сборник, выпущенный в 2003 году Калмыцким государственным университетом, в приложении к журналу «Гегярлт», она назвала «Я умею летать». В нем есть стихотворение «Я – кентавр». Вот что выносит на суд читателей этот
Летающий кентавр
А через окна пахнет сыростью,А это значит: будет дождь.Не отличится, думаю, он хилостью.И не разгонит тучи трость.
«Тучи трость» – это действительно потрясающе, это что-то новое в современной поэзии. Дождь, который, как надеется автор, не отличится почему-то хилостью, но при этом, лентяй, – не разгонит трость какой-то необычной тучи. А как вообще можно разогнать трость? Туча без трости? Могучая туча на трости? Туча-тростиночка? Одним словом, поток сознания, причем затуманенного. Впрочем, надо отдать поэтессе должное, она сама это прекрасно понимает:
Но, наверное, в большей степени я конь,Потому что меня не понимают,Не слышат того, что я говорю,Но если кто услышит мой шепот, я дура.
Н-у-у, это слишком откровенно, зачем вы так себя – наотмашь? Хотя – вот еще:
Я исчезну, я скоро исчезну.Может быть, воплощусь в иной дух,Сначала, как шкура, облезну,Затем превращусь в легкий пух.
Вообще же, если судить по ее «облезным» стихам, она не такой уж простой человек, даже в чем-то опасный.
…Я буду как байкеры мчатьсяИ всех на пути сшибать!
– предупреждает Саглар. Может, просто возводит напраслину на себя?
Жаль, что это только надеждыНа мою веселье-судьбу,Да и все эти невеждыВидят в сердце моем лишь гульбу.
И как апофеоз:
«Мне не свойствен мозг homo sapiens»!
Что верно – то верно! Уважаем самокритичных людей.
Но при этом возникает желание, подобно булгаковскому коту из «Мастера и Маргариты», вопросить о членском билете писателя:
– Каким отделением выдан документ? – спросил кот, всматриваясь в страницу. Ответа не последовало.
– Четыреста двенадцатым, – сам себе сказал кот, водя лапой по паспорту (в нашем случае, писательскому билету – ред.), который он держал кверху ногами, – ну да, конечно! Мне это отделение известно! Там кому попало выдают паспорта! А я б, например, не выдал такому, как вы! Глянул бы только раз в лицо и моментально отказал бы!
Но больше хотелось бы воспроизвести действие еще одного персонажа – Азазелло: варёной курицей – по шее и даже обглодать оставшуюся в руках ножку… И пусть бы «все смешалось в доме Облонских», как справедливо заметил уже другой классик… Зато как будто даже преподававшая в высшей (не сельской!) школе и по совместительству поэт Панькина, а также другие, претендующие на это звание, более ответственно относились бы к тому, что пишут. Какой пример они подают молодым людям, «балующимся пером и рифмой»?
Вот такие «шедевры» проникли необъяснимым образом в очень серьёзную книгу, представляющую литературное лицо республики. Предисловие к этому изданию написал и, видимо, руководил редакционной коллегией упорно проникавший, но так и не проникший в ряды Союза писателей «Обновление» Василий Церенов. Еще он заслужил «геростратову» славу тем, что по его инициативе были лишены своего статуса все районные газеты республики, в которых могли печататься и печатались ранее (!) произведения начинающих авторов. Увы.
Теперь они (газеты) превращены в фиговые листочки, которыми распоряжается угодливый чинопоклонник Санал Шавалиев.
Но это к слову. На самом деле так ли виноват Василий Зулкаевич и безропотная редакционная коллегия? Ведь в сборнике представлены только официальные члены отделений Союза писателей России. Само собой, возникает вопрос: кто дает им рекомендации? Кто принимает их в эти, когда-то действительно элитные организации? Неужели руководству и наивным издателям, тратящим немалые средства, по нраву девальвация писательского звания? Ведь мы же таким образом позорим самих себя.
В стишках присутствуют пунктуационные ошибки. Извините, что написано пером – сами знаете…
Артёмий САГАЕВ,Максим ШОГОЛОВ
(Продолжение следует)
* проклинает – калм.
