Ровно 35 лет назад произошло знаковое событие в истории уральского рока: в Свердловске прошел первый настоящий рок-фестиваль
Ровно 35 лет назад произошло знаковое событие в истории уральского рока: в Свердловске прошел первый настоящий рок-фестиваль. Это стало точкой отсчета в истории уральской музыки. Znak.com предлагает вашему вниманию главу, посвященную этому фестивалю, из книги Дмитрия Карасюка Ритм, который мы (История свердловского рока 1961-1991). Книга готовится к выходу в московском издательстве Эксмо в конце лета. Текст проиллюстрирован снимками Олега Раковича. До фестиваля Идея провести в Свердловске что-нибудь этакое возникла у первокурсника Свердловского архитектурного института (САИ) Гены Баранова еще в 1978 году на памятном концерте Машины времени, лидер которой, Андрей Макаревич, как известно, по образованию архитектор. У московских коллег, думал Гена, с роком все в порядке, а мы чем хуже? На осознание факта, что ничем, ушло три года. Весной 1981 года Баранов, ставший к тому времени директором студенческого клуба, начал активно продвигать идею проведения городского рок-фестиваля. Авантюрную затею неожиданно поддержал комсомол. По словам Александра Коротича (тогда редактора институтской стенгазеты Архитектор), секретарь комитета ВЛКСМ Саша Долгов был очень хорошим человеком, искренне не любившим рок. Он представлял бардовскую формацию, сам прекрасно пел. Но так как все этим роком страшно увлекались, он сказал: Проводите свой фестиваль, я вам задницу прикрою. Комитет комсомола САИ объединял более тысячи студентов и обладал правами райкома, то есть мог самостоятельно проводить массовые мероприятия. Официально заявленная причина проведения фестиваля была наивно-похвальной: мы хотим изучить творческое явление, познакомить с ним студентов, чтобы они знали о нем не по слухам. Тогдашние законы разрешали в научных и учебных целях препарировать любое явление. Был создан оргкомитет фестиваля, куда помимо Баранова вошли заместитель секретаря комитета ВЛКСМ по идеологии Игорь Миляев, редактор стенгазеты Архитектор Коротич и руководитель институтской фотохроники Олег Ракович. Работа закипела. Прежде всего продумали эшелонированную идеологическую оборону. Миляев личной подписью и печатью институтского комитета комсомола заверял тексты песен участников фестиваля, давая, таким образом, разрешение на их исполнение. Обком ВЛКСМ об этом в известность благоразумно не ставили: тамошний секретарь по идеологии Виктор Олюнин славился суровостью к любым сочетаниям букв, казавшихся ему хоть в малейшей степени неблагонадежными. Тяжелая артиллерия в виде Долгова держалась в запасе: Мы изначально с Геной распределили свои роли. В случае чего, мне надо было всех прикрывать, а для этого самое удобное находиться в неведении, что происходит. То есть по плану мне на фестивале надо было не быть, я на нем и не был. Но полную ответственность мы брали на себя и ручались за идеологическую выдержанность мероприятия. Процедурно все оформили правильно. Формально фестиваль был внутривузовским мероприятием, билеты на которое не продавались, а распространялись среди студентов. Да, это был вызов системе, но вызов грамотно организованный. Место для проведения сомнительного, с идеологической точки зрения, мероприятия выбрали соответствующее. Дворец культуры Автомобилист располагался в бывшем здании Свято-Троицкого собора и пользовался репутацией элитарно-культурного заведения с легким запашком фрондерства. Его директор Леонид Быков умудрялся в своем ДК показывать фильмы полузапрещенного Тарковского и устраивать концерты подозрительных бардов. На предложение провести невиданный в закрытом Свердловске рок-фестиваль он повелся с энтузиазмом. Профком САИ оплатил аренду, и трехсотместный зал был готов стать уральским Вудстоком. Коротич изготовил эскиз билета с готической буквой R, краешек которого представлял собой отрывной талон для зрительского голосования. Ракович фотоспособом напечатал 300 таких билетов. Никакой рекламы фестивалю делать не стали лишняя огласка организаторам могла только помешать. Группы приглашались методом сарафанного радио и по знакомству. Предварительного прослушивания не было, но тексты на утверждение в комитет комсомола артистами подавались. Коротич спустя 25 лет так описывал нервный процесс согласования репертуара: Главная проблема подготовительного периода была связана с так называемой литовкой. Для сельскохозяйственных работников уточняю: литовкой в то время называли вовсе не инструмент для скашивания травы, а процесс согласования любых публичных текстов на высшем уровне. А как же? Разве можно было допустить попадание идеологически некорректных слов со сцены прямо в неокрепшие студенческие головы? Никогда! Потому-то все эти рокеры носили при себе ворохи исчерканных красными чернилами машинописных листов и сокрушенно вздыхали. Кормильцевские опусы для Урфина Джюса, как мне помнится, серьезно пострадали (и это несмотря на то, что автором ряда текстов значился классик русского декаданса Валерий Брюсов). Судя по прозвучавшим на фестивале песням, идеологический отсев если и производился, то очень слабенький. Может, и правда, как упоминается в постфестивальном выпуске стенгазеты Архитектор, отвергались лишь поэтически беспомощные тексты с банальными рифмами типа любовь-морковь? Группы начали усиленно готовиться к фестивалю. Бездомного Урфина Джюса, которому негде было репетировать, приютил клуб САИ. Открытые по случаю наступившего лета окна клуба выходили прямо на сачкодром, традиционное место арховских курильщиков и прогульщиков, которые с замиранием сердца внимали музыке УД. Среди прочих наслаждался ею и третьекурсник Слава Бутусов: Мы отчетливо слышали, какой там рубинштейн происходил: страшные рифы и совершенно фантастический голос. Я не представлял, как выглядит этот великий и ужасный Пантыкин Мы просто стояли в благоговейном ужасе и предвкушали... Огромной проблемой было собрать аппаратуру. Ее свозили практически со всех студий, у кого что было. По словам Баранова, нашли мужичка, который подпольно сдавал в аренду собственный аппарат гастролерам и кабацким музыкантам. Поговаривали, что он в свое время даже работал звукорежиссером у Высоцкого. Его уломали, выкроили какие-то деньги за аренду. Светом занимался энтузиаст этого дела Владик Малахов. Он собирал приборы своими руками где-то по гаражам на голом энтузиазме. В день фестиваля сцена была достойна киносъемок: стояли 4 клавиши, 5 комбиков, две барабанные установки. Собрали все, что было можно, разорили в этот день все рестораны. Заставить звучать груду железа пытался сам Полковник (звукорежиссер группы Трек Александр Гноевых), но даже он справился с разномастным аппаратом не сразу. Концерт В субботу, 6 июня, музыканты начали съезжаться в ДК Автомобилист с самого утра. В зале царила полная неразбериха, все хватались за всё. С двух часов группы-участницы начали репетировать кто как, сколько позволяли стоявшие в очередь остальные коллективы. Около 16.00, когда на сцене разминался Урфин Джюс, в зал вдруг начали заходить зрители. Пантыкин тут же прервал репетицию и заявил, что он вообще играть не будет. Под угрозой скандала публику, взявшую фальстарт, удалось выставить на улицу. Вокруг ДК уже царил ажиотаж. Основную толчею создавали те, кто не попал в три сотни счастливых обладателей билетов. Проникнуть в зал без вожделенного кусочка фотобумаги не было никакой возможности периметр ДК строго контролировался бойцами стройотряда Марс. Пара самых находчивых безбилетников, одним из которых был Дмитрий Дикон Константинов, еще до появления марсиан сами встали на дежурство у служебного входа, пропуская лишь тех, кто имел право проходить: музыкантов, техников, членов оргкомитета и ранних обладателей билетов. У последних билеты с важным видом изымались мол, так положено. Сдав пост настоящим стройотрядовцам, лжеохранники спокойно отправились по изъятым билетам в зрительный зал. Благодаря этим и другим подобным ухищрениям на фестиваль попало явно больше публики, чем было мест в зрительном зале. Алексей Густов (впоследствии звукооператор группы Чайф) до сих пор помнит, как его дважды чуть не раздавила толпа один раз на входе в ДК, другой в дверях зала. Когда, наконец, публика с грехом пополам разместилась в партере и на балконе, начался концерт. Корреспондент стенгазеты Архитектор Слава Бутусов и его друг Дима Умецкий офигевали вместе со всеми никто не предполагал, что будет такое рубилово. Первым выступал Урфин Джюс. Печальная судьба разогревателей зала досталась джюсовцам из-за того, что они долго тянули с заявкой и подали ее последними. Но хуже, чем неразогретый зал, был недонастроенный аппарат. Звук отлаживали прямо на выступлении УД. Даже барабаны не были закреплены как следует. Одна из стоек с тарелкой несколько раз падала. Какой-то доброхот подполз к барабанной установке и держал тарелку до конца выступления Джюса. Пантыкин в спадающих с носа очках метался по сцене, как загнанный зверь. Публика не въезжала в то, что происходит, не понимала почти ни слова из несшегося из динамиков хрипа и хлопала скорее из вежливости. В тот момент будущие согруппники Пантыкина Егор Белкин и Владимир Назимов сидели в зале. Это было первое выступление Урфина Джюса, увиденное ими, и последнее, которое они наблюдали из партера. Назимов хорошо запомнил выступление УД: Оно меня потрясло своим материалом. Тем, как все это было сыграно. Я не мог понять, как такое кто-то взял и придумал. Слышно все было плохо, но вещь, которую я разобрал Последний день воды, мне понравилась. Все остальное напоминало просто месилово, но месилось очень бодро. Белкин впоследствии так описывал свои впечатления: Сашка был в какой-то чудовищной крылатке, в вафельных штанах, в черных очках и походил на слепого музыканта. Особенно мне понравился пассаж с коленями у Юры Богатикова. Они, видимо, с Сашкой договорились, что в кульминационный момент Юра должен в изнеможении упасть на колени и играть на гитаре. А Юра человек флегматичный, он, наверное, подзабыл, пилит себе и пилит. Саня маячок ему дал, Юра мучительно вспомнил, что нужно изобразить страсть, рухнул на колени, закатил глаза... Забавное было выступление. Пока публика, ошарашенная пятью песнями Урфина Джюса, приходила в себя, на сцене появилась группа Затянувшееся ожидание с физтеха УПИ. Их программа пострадала еще на стадии заявки несколько песен были отклонены из-за удручающе низкого качества текстов. Но и те песни, что прошли отбор, глубинами поэтического мастерства не поражали. Лидер группы Андрей Коняхин пытался двигаться куда-то в сторону софт-рока, но получалось нечто ВИАобразное с уклоном в Машину времени. Программа была выстроена по всем правилам лирическая песня, затем бодрячок, затем опять что-то задушевное Не обошлось без музыкальных находок: в блюзе Ночная зарисовка прозвучал кларнет нечастый гость на рок-подмостках. Но банальные тексты Евгения Карзанова, его псевдомакаревичевские глубокомысленные бессмыслицы не оставили Затянувшемуся ожиданию никаких шансов на признание публики. (Забегая вперед, можно сказать, что через несколько лет после фестиваля Коняхин занял должность бас-гитариста в Отражении, а на стихи Карзанова были написаны песни того же Отражения и Кабинета.) Впрочем, на фоне следующего коллектива ребята с физтеха стали выглядеть достойнее. После них выступала группа Битс. Ансамбль из монтажного техникума попал на фестиваль по явному недоразумению. Играл он совэстраду в самом худшем смысле этого слова. Музыканты были неплохие, например, за барабанами сидел Андрей Котов (в будущем Трек, Кабинет и Агата Кристи), но вот материал подкачал. Александр Коротич в своем фестивальном репортаже в стенгазете Архитектор был беспощаден: Довольно примитивная музыка и слабое исполнение отрицательно повлияли на результат выступления. Но решающую роль сыграла тематика текстов Сергея Болотова. Во-первых, совершенно стандартная вокально-инструментальная любовно-танцевальная тематика напомнила аудитории многочисленные Сердца и Гитары. Во-вторых, чрезвычайно низкий литературный уровень стихов... На примере одной группы хорошо было видно, что никогда в советской рок-музыке не приживутся пустые по смыслу песни! Нужно обладать поистине низменным вкусом, чтобы наслаждаться таким искусством. И нам хочется верить, что единственный человек, проголосовавший за Битс, сделал это скорее из жалости, чем из восхищения. Зал встречал каждую песню ансамбля ироническими овациями, смехом, топотом и свистом, которые самовлюбленный вокалист принимал за знаки истинного успеха. В общем, над Битс много смеялись и во время их выступления, и после. Р-клуб был единственной группой, которая не удосужилась порепетировать днем. Пока басист Олег Моисеев рассказывал, что они из Верхней Пышмы и что буква Р означает фабрику игрушек Радуга, музыканты воткнули инструменты, взяли первые аккорды и выдали настоящий рок. Не помешали даже накладки с аппаратом то клавиши отключались, то гитара, публика почувствовала энергию, которая мощным потоком полилась в зал. Аудитория, наконец-то дождавшаяся того, за чем и ломилась на фестиваль, позволяла делать с собой все, что угодно. Р-клуб призвал почтить память убитого полгода назад Джона Леннона и публика послушно поднялась в молчании. Хотя вокалистов в Р-клубе было трое, больше других публике приглянулся Егор Белкин, закидывающий голову к высоко задранному микрофону и с гитарой ниже яиц. Алексей Густов запомнил его как Рэмбо с гитарой. Забавная деталь, если вспомнить, что фильм Рэмбо Первая кровь вышел на экраны США через год после фестиваля САИ. Егор Белкин вспоминал: Мы вообще ни на что не рассчитывали и были счастливы, что нам удалось занять у кого-то джинсы, найти какие-то ботинки, чтобы хоть в чем-то можно было выйти на сцену. Я тогда, стоя перед залом, впервые понял, что это дело как наркотик: если ты его раз нюхнул, хана! Перед нами сидели люди это было так здорово! Главное это реакция публики, и мы ее видели нас поддерживали. Все остальное нам было глубоко по барабану! Стенгазета Архитектор излагала рецепт успеха Р-клуба более академично: Разнообразные темы, интересная музыка в стиле кантри-рок, хорошее исполнение вот чем завоевывают расположение зала участники группы. Гитарист выступавшего за пышминцами Трека Михаил Перов увидел Р-клуб только в гримерке: Пока мы переодевались, они чуть не на головах ходили еще бы, такой успех! Мы посматривали на это чуть свысока: ну ладно, дети, порадуйтесь Мы вышли на сцену и после их деревенского хэппенинга начали грузить зал глубокими мыслями. Контраст был очень силен. Белкин, упоенный мыслью, что Р-клуб всех смел, пошел в зал с бутылкой пива. Вышел Трек, и он про пиво забыл. А когда Настя запела Песню любви, он вообще выпал в осадок. Трек произвел впечатление не только на Белкина. Сегодня почти у всех, кто в уже далеком 1981 году присутствовал в зале ДК Автомобилист, самое яркое воспоминание о дне шестого июня это выступление четырех парней и одной девушки, затянутых в черную кожу. Алексей Густов описывает свое первое впечатление от встречи с Треком так: Ты сидишь, а прямо на тебя катится огромный тяжелый танк с ревом, с лязганьем. А ты замираешь в каком-то восторге, как кролик перед удавом, от уникального трековского звука, настоящего цунами. Второго такого звучания точно не было Мелькнула мысль, что это не стыдно было бы выпустить и на какой-то международный уровень. Радикализм музыки, текстов и внешнего вида Трека даже испугал публику, привыкшую бояться всего на свете. Трек потряс своей мощью, но музыка не понравилась. Было в ней что-то несоветское, как нам казалось, даже фашистское, вспоминает Алексей Гарань (лидер группы Змей Горыныч бэнд). Судя по результатам зрительского голосования, сложные впечатления от этого выступления остались в голове не у него одного, а эпитет фашистский еще всплывет через несколько дней после фестиваля. Те, кто более раскованно относился к вопросам идеологии, просто получали наслаждение от музыки. Коротича, например, потрясло пение Насти: Когда она запела низким голосом Вечность познаем только вдвоем, мы все обалдели. После их выступления я помчался за сцену выяснять у Насти, кто она и откуда, и когда узнал, что она учится в Архе, то чуть не упал в обморок. Змей Горыныч бэнд должен был, по идее, обладать некой форой: все-таки родная арховская группа, знакомая аудитории, преимущества при голосовании налицо. Однако перед фестивалем добры молодцы с институтской военной кафедры упекли на сборы одну из главных горынычевых голов (ударника Наумова), а еще одна голова (гитарист Печенкин) временно находилась в нетрудоспособном состоянии. Пришлось ЗГБ выступать втроем две акустические гитары + Лена Жданович с электроорганом и своим иерихонским голосом. Но на фоне груд аппаратуры такая полуакустика выглядела бледно. Не выручали даже привычные кавер-версии песен Led Zeppelin. Тем не менее они смогли понравиться конкурентам. Настя Полева смотрела на горынычей из-за кулис: Меня немного покоробило, что они пели чужие песни. Под Планта косить, конечно, удобно, но на фестиваль надо выходить с собственной программой. А Ленин голос мне очень понравился, все было спето профессионально и круто. Но родная ЗГБшная публика ожидала чего-то более цеппелиновского, а две простые гитары этого дать не могли. Была и еще одна причина их неудачи, уже концептуальная: ЗГБ, как каверная группа, недотягивал до уровня креативных команд, объясняет Александр Коротич. Понятно было, что найдутся ребята с собственным творчеством, которые будут выглядеть интереснее. Мы, конечно, болели за своих, но особой поддержки при голосовании Змей Горыныч не получил. Последней на сцену ДК Автомобилист вышла группа Перекресток. Коротич, знакомый с лидером группы гитаристом-виртуозом Александром Костаревым, был уверен, что победит именно Перекресток: Они должны были профессиональный джаз-рок завернуть ЗГБ можно было даже не рыпаться. Но на общем фоне Перекресток как-то потерялся. Стало ясно, что в роке профессионализм не самое важное. Это было явно не лучшее выступление Перекрестка, на тот момент уже сравнительно активно концертирующей группы. Во всех четырех исполненных композициях ансамблевой игры не чувствовалось, музыканты играли врозь. В чисто инструментальной музыке, которую исполнял Перекресток, такой разнобой был особенно заметен. Даже сольные партии смотрелись исключительно как способ произвести впечатление на публику. Барабанщик Сергей Пародеев отстучал свое соло, как на уроке демонстрация техники при минимуме музыки. Даже гитара Костарева, явно злоупотреблявшего эффектами, вызывала у зрителей мысли о зубной боли Закончились конкурсные выступления. В наступившей тишине зрители, потянувшиеся к урнам для голосования, чтобы бросить отрывной корешок билета за понравившуюся группу, стали осознавать грандиозность события, свидетелями которого они только что стали: Я пережил настоящий шок от происходящего. По мощности аппарата это было подлинное рок-действо, которое непонятно как случилось в Свердловске (Алексей Густов). В этот день в этом зале я почувствовал себя на абсолютно историческом событии. Я физически ощутил, как через меня прошла граница двух эпох (Александр Коротич). Мы поняли, что если так могут петь люди, живущие на соседних улицах, то значит и мы так сможем. Это событие перевернуло мою и Славину жизни (Дмитрий Умецкий). Именно этот фестиваль самое фестивальное ощущение из всех фестивалей, бывших в моей жизни. Все остальные были уже рутиной я к ним привык, а вот это было ВЫСТУПЛЕНИЕМ! (Егор Белкин). Голоса зрителей распределились следующим образом: Р-клуб 78 голосов, Трек 55, Перекресток 52, Урфин Джюс 44, Змей Горыныч бэнд 37, Затянувшееся ожидание 25, Битс 1 (хотелось бы отметить активность голосовавших явка к урнам составила 97,3%. Впрочем, в те годы высочайшая электоральная активность при любых выборах была нормой). Победителям тут же вручили приз макет водонапорной башенки на свердловской Плотинке, сделанный умелыми руками первокурсников. Счастливых триумфаторов атаковали папарацци из стенгазеты Архитектор, и Виктор Резников, клавишник Р-клуба, дал первое в своей жизни интервью: А.: Ваше впечатление как победителей от выступления на сегодняшнем фестивале? В. Р.: Мы не ожидали. Среди огромного количества прекрасных групп вдруг занять первое место. Конечно, очень рады. Тем большей неожиданностью для нас явилось это, так как мы играли сегодня слабо, да и накладки с аппаратурой не могли не сказаться. А.: Впечатление ваше от остальных выступлений? В. Р.: Превосходно! В восторге от выступлений группы Саши Пантыкина. Да и вообще здорово! Мы, собственно говоря, впервые на таком крупном музыкальном мероприятии. Публика расходилась страшно воодушевленная увиденным и услышанным. Саша Коротич записал часть выступлений на маленький магнитофон: Когда мы, в полном восторге от увиденного, после концерта сели в парке Энгельса на лавочку и включили запись, мы услышали какой-то телефонный скрежет, как будто очень плохие музыканты играют очень плохую музыку. Разочарование было страшным, особенно на фоне нашего свежего феерического впечатления от фестиваля. После Фестиваль закончился. Музыканты разъехались по домам. Аппаратуру развезли по местам ее постоянного базирования. Но страсти вокруг праздника музыки не улеглись. На следующий день, в воскресенье, по вопросу мероприятия в ДК Автомобилист экстренно собралось бюро обкома ВЛКСМ, куда выдернули Сашу Долгова: Сначала меня Олюнин песочил, потом передал зав. идеологическим кабинетом ВЛКСМ Валентину Киселеву, который и производил разбор полетов. Тексты исполнявшихся песен были записаны им от руки в блокнот на концерте. Мне было поставлено в вину, что я не посетил такое важное мероприятие, не осуществил идеологический контроль. Прицепились, например, к словам: Не хочу быть серым милиционером, неоднократно повторяли их, но ничего серьезнее предъявить не могли. Я предложил собрать в студенческом клубе всех участников концерта, чтобы представители обкома сами разъяснили, что же такого криминального в их творчестве. Мысль пришлась по душе, потому что давала обкомовцам галочку в отчете: Проведена выездная встреча В институте узнали об обкомовском совещании случайно и несколько фантасмагоричным образом. В понедельник Олег Ракович принес несколько фотографий и заметку о фестивале в областную молодежную газету На смену!. Ответственный секретарь редакции брать материал наотрез отказался. Произошел следующий странный диалог (в изложении самого Раковича): А зачем вы это нам принесли? Интересное же событие, впервые в городе А вы член комсомола? Конечно! А про комсомольскую дисциплину знаете? Знаю и соблюдаю Вчера специальное заседание обкома ВЛКСМ, рассмотрев данное мероприятие, постановило, что его не было. И что? Его не было. Значит, публиковать материалы о том, чего не было, мы не можем. Не будем. Уральские комсомольцы отличались завидной легкостью в обращении с историей. К фальсификациям этой науки в СССР относились с пониманием, но чтобы вот так запросто отменить событие вчерашнего дня Подобной ловкости рук можно было только поучиться. В оргкомитете завершившегося фестиваля происходили события не менее загадочные, чем в комсомольских верхах. 9 июня Пантыкин вдруг начал радостно сообщать всем и каждому, что главным призом фестиваля стал какой-то приз жюри и его присудили Урфину Джюсу. В качестве доказательства он предъявлял диплом с подписью секретаря комитета ВЛКСМ и почему-то фотографию Богатикова, являвшуюся, по словам Саши, главным призом! Омрачали это ликование только два факта: во-первых, никакого жюри на фестивале не было, и, во-вторых, все остальные участники событий в ДК Автомобилист до сих пор пребывают в стойком убеждении, что Саша Пантыкин, мягко выражаясь, сам продавил и диплом, и приз-фотографию. Вот показания Егора Белкина: На фестиваль нас взяли, как клоунов, все такие серьезные, а мы на их фоне мило дурачились на сцене. Но получилось нехорошо: нам достался приз зрительских симпатий. Это так взбесило Сашу Пантыкина, что он пробил себе приз жюри. По рассказам оргкомитетчиков, Пантыкин устроил страшный скандал, апеллируя к тому, что главный приз получила никому не известная группа, не имеющая никакого отношения к архитектурному институту. Впрочем, Урфин Джюс к Арху тоже никак не относился, но Пантыкин решил, что в падлу оказаться позади каких-то пришлых. Тихой сапой придумали так называемую первую премию, и ее присудили УД через два дня после окончания фестиваля, задним числом. После этого я понял, что такое шоу-бизнес. Свидетельство Александра Коротича подкрепляет вышеизложенные слова: Пантыкин был возмущен, что какой-то Р-клуб занял первое место, и пролоббировал себе некий приз жюри. Хотя никакого жюри на фестивале не было. Через 34 года после описываемых событий Пантыкин давал любой свой зуб на выбор за то, что он в этом награждении был абсолютно ни при чем. Нет смысла переубеждать кого-то из участников этой давней истории. Пусть каждый остается при своем мнении и при своих зубах. Вечером 9 июня участников фестиваля пригласили на собрание в клуб Арха. Пришли все, кроме трековцев. Там стало уже не до шуток. Каждого попросили высказаться. При этом в углу сел бдительный комсомолец Киселев из обкома и стал записывать выступления. Не удивительно, что все говорили очень осторожно, мол, ничего страшного в роке нет, это позитивное явление. Долгов отстаивал право архитектурного института, как творческого, проводить на базе студенческого клуба эксперименты по поиску новых, современных музыкальных форм. Стали разбирать отдельные выступления. Битс разгромили в пух и прах, Затянувшемуся ожиданию досталось за слабость текстов и откровенную эстрадность, Перекрестку за абстрактное музицирование. Р-клуб пропесочили за эффектные позы солистов и за то, что они заставили весь зал почтить память Джона Леннона. Урфин Джюс и ЗГБ похвалили. Первых за профессиональное мастерство исполнителей и идейность, вторых видимо, как хозяев. Перешли к Треку И тут встал балагур и весельчак [барабанщик УД] Саша Плясунов, вспоминает Олег Ракович, и, явно не понимая, где он находится и что здесь присутствуют ответственные товарищи, произнес монолог. Мол, я представитель белого и чистого рока, а вот когда он слушал Трек, ему хотелось поднять руку и кричать Хайль Гитлер. Начались прения. На отсутствовавший Трек навалились скопом. Многие поддержали Плясунова и нашли в музыке Трека что-то фашистское: она грубо сколочена, однообразна, вокал мертвый, механистичный, неживой. Настю назвали роковой женщиной (в этом нашли нечто предосудительное). Кто-то сравнил черную кожу костюмов Трека с нацистской формой. Выступление Трека было разгромлено в пух и прах, прежде всего в идеологическом плане! Как же вел себя Пантыкин во время этого бичевания? Защищал он своих вчерашних товарищей по Сонансу, молчал или участвовал в шельмовании? В журнале Трека упоминается, что Пантыкин их предал. 12 июня Димов бросил это обвинение ему в лицо, но сам Саша, судя по его дневниковым записям, ни в чем виноватым себя не считал. Он активно участвовал в обсуждении и отвергал творчество Трека с концептуальной точки зрения. Принципиальный лидер Урфина Джюса не смог поставить человеческие отношения выше, как он заявил, музыки. Для своей искусствоведческой критики он выбрал не самое подходящее место, но его это не смутило. В результате речь Пантыкина стала частью идеологического шельмования его товарищей. Сразу после обсуждения у Саши состоялся конфиденциальный разговор с Киселевым. В дневнике Пантыкин записал, что самым главным для него стал положительный отзыв обкомовского чиновника об Урфине Джюсе. Всего через полтора года Саша поймет на собственной судьбе, что одобрительным словам комсомольских идеологов грош цена. А пока все обсуждение было запротоколировано, доложено куда следует, и кто-то получил задание принять меры. Несколько дурацких реплик многим серьезно осложнили жизнь. К организаторам же фестиваля никаких кар применено не было. Правда, и их планы сделать фестиваль регулярным накрылись медным тазом. Горожане о концерте в ДК Автомобилист почти ничего не узнали. Сквозь информационную блокаду с трудом сумели прорваться только три студенческих издания. В УПИйской многотиражной газете За индустриальные кадры вышла маленькая заметка Коротича Встреча с музыкой с доброжелательными оценками выступлений УД, Трека, Перекрестка и Р-клуба: В целом от вечера рок-музыки осталось очень приятное впечатление. Зал тепло встречал и провожал всех участников этого праздника. Автор репортажа в многотиражке Уральский университет, студент журфака А. Семянников оказался идеологически более бдителен: Музыкальная студия Трек отличается сыгранностью, а также... акцентами на какую-то позу подчас совершенно забивающую музыку. Стремление музыкантов во всем быть оригинальными (в темах, манере игры и поведения на сцене) выливается в унылое однообразие и грохочущую безвкусицу. Звучание ансамбля скорее напоминает музыку групп новой волны плана Губвэй Амии. [Видимо, автор имел в виду Tubeway Army]. Лихо, но по-пролетарски правильно обошелся автор и с результатами фестиваля: по его версии, неблагонадежный Трек из тройки лидеров исчез, а лучшими по числу голосов зрителей стали Р-клуб (Верхняя Пышма) и Перекресток (ДК имени Лаврова). Ярче всего, что естественно, осветила важное музыкальное событие стенгазета Архитектор. Подробный репортаж, масса фотографий, большие интервью с Настей Полевой и Александром Пантыкиным, взятые робким студентом Славой Бутусовым, наконец, большая статья Николая Грахова Крутой Трек, несколько туманно объясняющая творческие принципы самой спорной группы фестиваля Но и у этого стенного издания возникли проблемы с выходом в свет главный комсомольский идеолог Арха Игорь Миляев струхнул, и добраться до своего читателя Архитектору удалось не без труда. По образному выражению Олега Раковича, архитектурный институт это Байконур уральского рока. Судя по звездной траектории свердловских групп, этот космодром был надежно спроектирован и качественно построен.
