Календарь

Март 2024

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

   |  →

10:33, 16.05.2013

Свой среди чужих

Как американский шпион Магнитку поднимал.

Как американский шпион Магнитку поднимал.

Совершенно случайно на просторах Интернета мне попалась на глаза интереснейшая книга. Она была написана еще в начале 40-х, но издана на русском только в 1991 году. Это воспоминания рядового американца Джона Скотта, который в 1933-м, воодушевленный идеей строительства лучшего общества, освоил рабочую профессию и двадцатилетним мальчиком приехал в Советский Союз на одну из самых амбициозных строек страны — в Магнитогорск. Меня как читателя подкупил объективный взгляд непосредственного участника этой битвы за металл.

Джон Скотт Ниаринг родился в 1912 году в семье профессора престижного Пенсильванского университета, который при этом придерживался крайне левых взглядов. Он привил их и своему сыну, потому тот, проучившись два семестра в Экспериментальном колледже при Висконсинском университете, бросил анализировать Гомера и Аристотеля и стал сварщиком, уже с прицелом на дальнюю поездку.

Тут необходим небольшой исторический комментарий. Конец 20-х годов в США — время Великой депрессии, когда огромное число молодых здоровых граждан оказались без работы и средств к существованию. В СССР же происходило все с точностью до наоборот: затевалось новое промышленное строительство, города росли как на дрожжах, остро ощущалась нехватка рабочей силы. «Большевики нашли ответы по крайней мере на некоторые из тех вопросов, которые американцы задавали друг другу. Я решил поехать в Россию работать, учиться и помогать в строительстве общества, которое, казалось, было по меньшей мере на шаг впереди американского» — так считал вчерашний студент Скотт.

Попасть в страну мечты было непросто: у СССР не было дипломатического представительства в США до 1933 года, поэтому для получения советской визы нужно было кратковременно осесть в другой стране, например в Германии. Так и поступил молодой американец и в сентябре 1932 года оказался в Москве, там заключил договор с трестом сварщиков и отправился на поезде в Магнитогорск.

Предстоящая поездка для сына профессора была окутана романтичным флером: «Я видел, что большинство русских едят только черный хлеб, носят один-единственный костюм до тех пор, пока тот не распадется на части, и пользуются старыми газетами, чтобы писать письма и официальные бумаги, скручивать папиросы, делать конверты, а также при отправлении естественных потребностей. Я намеревался стать одним из множества таких людей, которым было наплевать, будет ли у них вторая пара обуви, но которые строили собственные доменные печи».

Действительность же оказалась еще мрачнее. Большая часть рабочих были малограмотными крестьянами, которых насильственно согнали на стройку. Они ходили в обносках, и богачом считался тот, у кого была пара целых валенок. Жили в перенаселенных бараках, где зимой было зверски холодно, а летом одолевали клопы. Черный хлеб был основной пищей, да и его можно было получить только по карточкам, отстояв очередь. Повсеместно нарушались правила безопасности: деревянные мостки вокруг возводящихся труб были хлипкими и скользкими, не хватало электрических лампочек, поэтому практически каждый день кто-то, оступившись, срывался вниз. А если не умирал сразу, то умирал позже, в мучениях, в неотапливаемом лазарете, потому что малообразованные врачи помочь ему ничем не могли.

Скотт. Джон Скотт

Сам же новоиспеченный строитель коммунизма не растерял в этой гуще событий человеческих качеств: свою одежду раздал тем, кто больше в ней нуждался, не чурался любой работы, ходил в валенках и фуфайке, завтракал картошкой с чаем, хотя, кстати, мог пользоваться Инснабом — магазином для иностранцев — и покупать там все, вплоть до красной икры и коньяка. Не без гордости он пишет: «Я был щедро вознагражден. Мои товарищи по работе воспринимали меня как своего».

О событиях, очевидцем которых ему довелось стать, Скотт повествует без эмоций. Он ставит перед собой цель показать картину социалистической стройки объективно, со всеми ее трудностями и жертвами. Это, кстати, послужило причиной того, чтобы некоторые из читателей книги обвинили американца в шпионаже. Выучил русский язык за три месяца — подозрительно. Не стал жить как иностранец, хотя возможности позволяли, — вдвойне подозрительно! Не иначе как втирался в доверие, выпытывал настроения трудящихся! Рассказал в книге про историю Магнитогорска и экономику Урала — передал данные «своим»! Да и пишет только про недостатки, ничего хорошего не увидел!

На мой взгляд, эти подозрения смешны. Думается, и без этого молоденького мальчика в СССР работали профессиональные разведчики, которые получали экономические данные по региону не из местных газет, как Скотт, а из проверенных источников. Да и какие секретные данные он мог насобирать в толпе неграмотных работяг, многие из которых в город-то первый раз в жизни попали!

Про то, что американец видел в Магнитогорске только негатив, тоже неправда. Он искренне восхищался стахановским движением. Удивлялся музыкальности русского народа, ежевечерним посиделкам с народными песнями под балалайку. И даже самый ура-патриот этого южноуральского города, боюсь, не сравнит Кировский (ныне Орджоникидзевский) район Магнитогорска с Европой: «Били фонтаны, огромное множество детишек в купальных костюмах, закрывавших только очень небольшую часть их загорелых тел, брызгались и плескались в воде. Дорожки были заполнены рабочими всех возрастов, вышедшими подышать свежим воздухом. Все скамейки были заняты мужчинами и женщинами, старыми и молодыми, читающими и разговаривающими. Хоры, оркестры, радиоприемники и патефоны наполняли музыкой воздух. Мне особенно запомнился хор украинских домохозяек, обычно устраивавший свои репетиции вечером на открытом воздухе; их всегда окружала толпа людей, которые им аплодировали, а некоторые и подпевали. Часто рабочие выносили на улицу гитары и балалайки, и казалось, что ты находишься в каком-нибудь маленьком городке в Италии».

И самое главное: какой же разведчик женится на русской крестьянке?

Человек из ничего

Ее звали Маша Дикарева. Кстати, именно ей и посвящена книга Скотта.

Маша была олицетворением «освобожденной» женщины. Родилась в небольшой деревушке в Тверской области, в семье, где было восемь детей. У Дикаревых считалось за счастье наесться досыта черным хлебом, посыпанным солью. Тем не менее все ребятишки ходили в деревенскую школу. Окончив ее в 1924 году, 13-летняя Маша с сестрой, как маленькие Ломоносовы, пешком три дня шли до Вышнего Волочка, надеясь там и дальше продолжить обучение. Через пару месяцев «поняли, что невозможно быть в прислугах и одновременно учиться. Истратив все свои деньги на покупку двух ситцевых платьев и хлеба, они вернулись домой». К счастью, в соседнем селе открылась средняя школа, а после нее девушка получила педагогическое образование в Москве, где у нее уже жила старшая сестра. Вместе с ней они приехали на Урал, поднимать комбинат.

«Маша была очень счастлива в Магнитогорске, — отмечал ее будущий муж. — Она чувствовала себя так, будто весь мир у ее ног. Она спала на диване в крошечном гостиничном номере, где жили ее сестра и зять, у нее было два или три платья, две пары туфель и одно пальто. А кроме того, она жила в городе, который вырос из ничего — точно так же, как и она сама».

Они познакомились в секретариате Комвуза. Девушка, конечно, знала о том, что у них обучается молодой американец, и заранее нарисовала в воображении картину его немыслимых страданий на заводе в капиталистической Америке. Он оказался уставшим и одиноким. Не влюбиться было невозможно. Вскоре они поженились и обзавелись потомством — дочками Эллой и Еленой.

Город строился, развивался. Рабочим постепенно выделялись квартиры, стало намного лучше со снабжением. Джон все так же трудился сварщиком, а освобожденная от цепей буржуазной семьи Маша занималась любимым делом — преподавала в школе математику, играла в шахматы. Сидела с ребятишками и вела домашнее хозяйство необразованная домработница Вера. Ячейка общества выстроилась в соответствии с лозунгами.

С вещами на выход

Впрочем, на дворе стоял 1937 год. Думаю, в этом месте статьи исторический комментарий не нужен. Скотт понял, что дальнейшее пребывание его самого и его русской семьи в Советском Союзе становится опасным. С трудом добившись разрешения на выезд, в 1941 году они выбрались из идеальной страны через Владивосток. После этого ни Маша, ни Джон в Магнитогорске уже не были.

Из интервью Елены Скотт Уайтсайд, младшей дочери писателя, газете «Магнитогорский металл» немного известно о том, как сложилась их дальнейшая судьба. Джон работал военным корреспондентом, много путешествовал по миру. Умер в 1976 году. Маша ждала его из командировок, занималась детьми, очень тосковала по родине, изучала славистику. Она смогла побывать у родителей в Тверской области во время «оттепели» в 1957 году. Старшая дочь занимается театральной деятельностью, младшая — журналист и писатель. Внуки по-русски уже не говорят.



Выдержки из книги «За Уралом»
 

*  *  *

Но помимо того, что было скользко, мостки и сами по себе были очень ненадежны, потому что висели на тросах и раскачивались. Когда я ходил по ним, то они шатались и тряслись. Я всегда старался держаться за что-нибудь, если это было возможно. Не успел я приступить к сварке, как услышал чей-то крик, и что-то со свистом пролетело вниз мимо меня. Это был монтажник, работавший на самом верху. Он, как мячик, стукнулся об отводную трубу, которая, вероятно, спасла ему жизнь. Вместо того чтобы упасть прямо на землю с огромной высоты, он приземлился на основной платформе, футах в пятнадцати подо мной. К тому времени, когда я до него добрался, у него изо рта била кровь. Он пробовал крикнуть, но не мог. Ни одного мастера поблизости не было, а полдюжины подбежавших рабочих не знали, что делать.

 *  *  *

Уходя со строительной площадки, мы все собрали немного дров. Мы всегда по мере возможности подбирали остатки — кусочки дерева, которые для работы все равно не годились, но когда мы не могли найти остатков, то кололи планки, обшивные доски и шпалы — в общем, все, что попадалось под руку. Чтобы в бараках было тепло, нам надо было топить, а у снабженческой организации не хватало угля.

Прежде чем выйти с территории предприятия, мы должны были миновать охранника, в чью обязанность входило следить за тем, чтобы не разворовывали стройматериалы. По новому закону расхищение социалистической собственности считалось тяжким преступлением, за которое полагалась смертная казнь, и, хотя все уносили домой стройматериалы, могло случиться, что кому-то бы не повезло и он стал бы печальным примером.

*  *  *

Я получил свой хлеб, и мы пошли в промтоварный магазин, находившийся через дорогу, чтобы купить пару рукавиц на шерстяной подкладке для Попова, которому они были очень нужны. Однако в магазине было пусто, и через окно мы разглядели только маленькую стопку шелковых носовых платков и летних мужских рубашек, которые уже несколько дней были единственным товаром в магазине.

— Паршивое дело, — сказал Попов,— летом продаются овчиные тулупы, а зимой нет ничего, кроме шелковых носовых платков. Я думаю, мне надо завтра сходить на базар и купить там рукавицы и пару брюк.

*  *  *

Примерно в шесть часов вечера в красном уголке собралось около дюжины молодых рабочих, мужчин и женщин, они принесли с собой пару балалаек и гитару. Рабочий день закончился, ужин уже стоял на плите, так что настало время спеть. И они запели! Рабочие революционные песни, народные напевы и старые русские лирические романсы. Рабочий-татарин спел две свои национальные песни. Молодой украинец сплясал. На балалайках играли очень хорошо. Я никогда не переставал удивляться, что так много русских рабочих умеют играть на балалайке. Они учились играть длинными зимними вечерами в глинобитных домиках-избушках в своих деревнях.

*  *  *
Случай в Челябинске

Едва мы купили сигареты, как начался шум и гвалт в очереди за хлебом. В магазин вошел комсомольский работник и встал впереди всех, чтобы купить хлеб без очереди. Привычные ко всему русские домохозяйки восприняли это как должное — но не финны. Они подхватили молодого большевика под руки и спокойно вынесли из очереди. Комсомольский деятель был в ярости. Он вернулся обратно и снова пошел в начало очереди. Наконец один из финнов открыл рот и пророкотал по-русски с сильным акцентом: «Мы стоим в очереди — ты стоишь в очереди». После этих слов три или четыре огромных финна осторожно и мягко подхватили его, вынесли из магазина и только там поставили на землю. Большинство домохозяек пришло в восторг. Комсомольский работник больше не пытался получить хлеб, и мы видели, как он, ругаясь, уходил по улице от магазина.

*  *  *
По возвращении в США

Я зашел в ресторан и заказал себе лучший шатобриан, какой только у них имелся. Пока я его ел, двое крепких, здоровых французских рабочих, по всей вероятности безработные, вошли туда просить милостыню. Во всей России вам было бы не найти куска мяса, так хорошо приготовленного и поданного, как тот шатобриан, который я ел, но вы могли проехать весь Советский Союз из конца в конец и не нашли бы двух здоровых и крепких, горящих желанием работать мужчин, которые не могли бы найти себе работу.

Ключевые слова: Магнитогорск, Челябинск
Источник: Вечерний Челябинск
просмотров: 89

Аккредитация

Компания или частное лицо может получить аккредитацию для публикации новостей на нашем портале.